Смысл зла

werewolf0001 — 12.10.2019
Из всех славянских конфликтов наиболее жестоким и абсурдным является, вероятно, конфликт между сербами и хорватами. Взаимное ожесточение, кровавый ужас 1940-х, война в Боснии и Сербской крайне в 1990-х – из-за чего? Люди, приезжающие на Балканы из других регионов, зачастую недоумевают, будучи не в состоянии различить тех и других. Тот же фенотип, та же кухня, бытовые привычки, тот же, если не углубляться в лингвистические тонкости, язык. И ненависть с обеих сторон, подпитанная кровью и памятью о жертвах.
Средневековые прецеденты
Если отрешится от всех надуманных исторических мифов, то окажется, что сербо-хорватский конфликт – явление сравнительно недавнее, у него нет таких древних корней, как, скажем, у вражды англичан и ирландцев, китайцев и японцев, армян и турок. Для того, чтобы вспомнить как все начиналось, нужно вернуться на примерно 170 лет в прошлое.
В это время началось духовное пробуждение славянских народов империи Габсбургов, которое захватило и хорватские земли – собственно Хорватию (Кроацию), Далмацию и Славонию. Звучали голоса, напоминавшие о прошлом, его героях, свершениях, призывавшие не поддаваться австрийскому и венгерскому диктату и искать свой путь в истории. Конечно же, был задан классический вопрос любого романтического национализма: «Кто мы? Откуда идем?». Здесь необходим небольшой экскурс в историю.
Балканы были заселены славянами в VI-VIII веках, причем славяне изначально распадались на три ветви – первая – хорутане, предки словенцев, вторая – предки болгар и македонцев, третья – славянское племя, заселившее территории нынешних Сербии, Хорватии, Черногории, Боснии и Герцеговины. Славяне начали создавать государства.
Вопреки всем националистическим мифам, государства в раннем средневековье создавались совершенно иначе, чем в новое и новейшее время. Принципы нации или народа как этнической общности никого не интересовали в принципе – государства строились влиятельными династиями, объединявшими те или иные земли. Одним из таких государств было Королевство Хорватия, достигшее своего расцвета в XI веке. Другим – Королевство Сербия, чьи границы в период максимального расширения упирались в Адриатическое и Эгейское моря. Конечно, никаких отдельных «наций» в то время не было и близко – просто как самого концепта. Феодальные государства, созданные одним народом, существовали по отдельности, примерно как в Британии сосуществовали королевства Мерсия, Уэссекс, Кент и прочие, созданные одними и теми же германскими племенами. Однако факт их раздельного существования оказался значим много веков спустя – в период «славянской весны» 1840-х гг.
Один язык – один народ?
Итак, возвращаемся в XIX век. В Кроации, Далмации, Славонии волнения, сопротивление венгерскому шовинизму, требования вернуть родной язык на все уровни управления, возродить древнюю славу… но чью? Теория «естественного права» была еще непривычна, надо было сослаться на исторический прецедент. Жители этих регионов, конечно же, вспомнили про средневековое королевство Хорватия. Тем более, что были определенные юридические основания – даже войдя в состав Венгрии в XI веке, земли Хорватского королевства долгое время сохраняли особую политическую структуру и самоуправление, значит можно было требовать их восстановления. В этом контексте начало использоваться понятие «мы хорваты», причем использоваться в том числе теми людьми, которые незадолго до этого называли себя славонцы или далматинцы – ведь Хорватией в узком смысле слова называлась только центральная часть нынешней страны.
Но, наряду с этим, жители Хорватии, Славонии, Далмации осознавали, что они не одиноки – по другую сторону османско-австрийской границы были земли Боснии, Герцеговины, Сербии, Черногории, где люди говорили на том же языке и имели очень сходные обычаи и традиции. Тогда на щит была поднята идея «иллиризма» — в античное время большая часть между Дунаем и Адриатикой была заселена иллирийцами, древним индоевропейским народом. Идеологи иллиризма провозгласили, что все нынешние жители этих земель – потомки иллирийцев, а значит, один народ. В ознаменование этого уже в 1840-е гг. была принята языковая реформа сербского лингвиста Вука Караджича, разрывавшая с окостеневшей традицией письменности на церковнославянском.
В 1850-м гг. хорватские и сербские писатели провели встречу, на которой торжественно провозгласили, что говорят на одном языке и писать желают единообразно. Казалось бы, путь к объединению был открыт. Если бы не несколько «но».
Во-первых, было неясно, как называть новый народ. В Хорватии, Славонии, Далмации становилось все более популярным имя «хорват», в память о средневековом королевстве, но сербы считали, что их средневековое государство было, как минимум, не хуже, и настаивали на имени «сербы». Во-вторых, непонятно, что должно было стать центром, претендентов выходило, по меньшей мере, два. Хорватские земли Австро-Венгрии, выгрызшие себе все-таки ограниченную автономию, сербская Воеводина под рукой тех же Габсбургов или воссозданное Сербское княжество, зависящее от Османской империи, но уже увлеченное идеей «собирания сербских земель». Кроме того, длительное разделение между двумя империями породило несколько иных барьеров. Во-первых, религия – жители земель исторического Хорватского королевства приняли католицизм, абсолютное большинство сербов сохраняли верность православию. Во-вторых, правописание – в хорватских землях традиции глаголицы и кириллицы отмерли, и хорваты начали писать собственным вариантом латинского шрифта – сербы, в большинстве своем, держались кириллицы. Когда Сербское княжество выросло до королевства, став, наконец, полностью независимым (1878-й год) стало уже очевидно, что «иллиризм» принял в хорватских и сербских землях разную окраску.
Тогда появились две противоположные друг другу идеологии – югославизм и хорватский национализм.
«Щит европейской цивилизации»
Югославизм был новой формой развития иллиризма – теперь уже не говорилось о мифической преемственности от древних иллирийцев, просто постулировалась общность происхождения, культуры, истории и судеб южных славян (за вычетом болгар), а из общности прошлого вытекала общность будущего. Хорватские же деятели, поняв, что эстафету «иллиризма» необратимо упустили, провозгласили идею «хорватской нации». Перед лицом все усиливавшейся Сербии основой хорватского национализма стало желание предельно дистанцироваться от сербов. Это желание быстро перешло в откровенную сербофобию — её нагнетанию способствовала антисербская история Первой мировой войны, раздувавшаяся австрийской прессой. Именно тогда прозвучал известный клич «Србе на врбе!» («Серба — на вербу!»).
Не имея возможности четко противопоставить себя сербам лингвистически, идеологи хорватского национализма сделали ставку на расплывчатую культурологию. Основным их тезисом был «западный» характер хорватского общества, «восточный» – сербского. Здесь играли роль и религиозные предрассудки (вражда между православными и католиками) и существовавшие, но всячески преувеличивавшиеся культурные расхождения, вызванные османским влиянием на Сербию, немецким и итальянским на Хорватию. Наконец, в ход шли наиболее мутные аргументы расоведческо-краниологического толка. Дескать, в этногенезе хорватов большую роль сыграли также германские племена (эта идея пригодилась хорватским усташам при попытках набиться в родичи немецким нацистам), а сербы имеют большую примесь тюркской и влашской крови, что, мол, создает глубокие различия в их менталитете.
Теория эта достигла полного логического совершенства после появления на сцене упомянутых уже усташей – хорватских фашистов. Их сербофобия имела вид законченной расовой ненависти (неважно, что объективно расовых различий не было – важна субъективная вера в их наличие). «Историческая миссия» хорватского народа – быть щитом Европы против мифического «византинизма», авангардом которого выступали сербы, в представлении усташей, обретавшие классические черты «анти-расы», воплощения всего низменного и порочного. Примерно ту же роль в пропаганде Третьего рейха играли евреи (впрочем, антисемитизм усташам тоже не был чужд).
Насколько удалось пропитать ненавистью значительную часть хорватского общества, показали события Второй мировой войны – тогда хорватские фашисты осуществили геноцид сербского населения, причем действовали с подчеркнутым садизмом. Можно вспомнить и сожженных заживо в церквях, и «ножи-сербосеки», и соревнования в количестве убитых в концлагере Ясеновац. Кстати, помимо сербов, жертвами усташского фашизма стали представители иных «неарийских» этнических групп – в частности, евреи и цыгане. И уничтожение также четко вписывалось в идею защиты «европейской цивилизации» от инородцев.
Хотя «Независимое государство Хорватия», созданное усташами, было разгромлено, деятельность его не канула в Лету. Многочисленны жертвы террора стали кровоточащей раной в сознании балканцев, прежде всего сербов. Впрочем, хорватские националисты пытались «урановесить» счет, выставляя против геноцида сербов «Блайбургскую бойню» — массовую расправу югославских партизан над беженцами-антикоммунистами из Хорватии и Словении, осуществленную в мае 1945-го. Политика социалистической Югославии не смогла сгладить противоречия и залечить старые обиды и счеты. Все это вылезло в наиболее уродливой форме в начале 1990-х. Распад Югославии вызвал к жизни старые национализмы, упиравшиеся в пеструю с точки зрения самосознания и конфессии карту.
Рост хорватского национализма был крайне болезненно воспринят сербским населением Хорватии – воспоминания о зверствах усташей были свежи в его памяти. Попытка оборонять себя оружием была подавлена силой – вооруженная европейскими инструкторами хорватская армия разгромила в 1995-м году Сербскую крайну, вызвав массовый исход её населения. Оставшиеся малочисленные анклавы сербов капитулировали, понимая безнадежность своего положения, получив лишь куцую культурную автономию.
Сербо-хорватский конфликт поражает иностранцев его жестокостью и отсутствием видимого, рационального объяснения для неё. Он показывает, что политика временами бывает важнее этнической принадлежности. Между сербами и хорватами нет языковых различий – диалектное членение сербо-хорватского языка не совпадает с границами Сербии и Хорватии. Речь хорватов крайнего запада, говорящих на чакавском наречии, отличается от речи хорватов Загреба сильнее, чем речь последних от языка Белграда. Сербы и хорваты Боснии зачастую говорили не просто на одном языке, но даже на одном и том же говоре, их речь различалась лишь несколькими характерными словами. Это не мешало им стрелять друг в друга. Полное лингвистическое взаимопонимание не давало взаимопонимания ментального.
Религия была одним из изначальных поводов для вражды, но преувеличивать её влияние все же не стоит. Крайний религиозный фанатизм был, в общем, не свойственен большинству как сербов, так и хорватов. Мало того, некоторые воеводинские сербы, например, исповедуют протестантизм, считая себя при этом именно сербами. Можно вспомнить и пример Албании, где помимо мусульманского большинства, есть христианское меньшинство (католики и православные), при этом и мусульмане и христиане обеих конфессий считают себя одним албанским народом.
По моему мнению, главенствующим здесь является сам прецедент внедрения западноевропейских идеологий в незападное по сути своей общество. Хорваты сколько угодно могли полагать себя «щитом Европы» — достаточно очевидным является тот факт, что большая часть Европы про этот «щит» и понятия не имела. Их бытовая культура является чисто славяно-балканской, пусть даже в ней можно найти какие-нибудь германские или итальянские осколки. Но квази-религиозная вера в свою «историческую миссию как части европейской цивилизации» породила в значительной части хорватского общества крайний фанатизм и ненависть к тем, кто, по их мнению, пытается на эту «западность» покуситься. Пропаганда усташей полностью расчеловечивала сербов (иногда распространяя это также на евреев и цыган), в результате чего хорватские фашисты действовали с жестокостью, шокировавшей даже немецких нацистов – сохранился, например, рапорт немецкого генерала к начальству, где он просит разрешения вмешаться и положить конец зверствам усташей, потому что равнодушно наблюдать за таким не может.
Здесь невольно напрашивается аналогия с нашим временем и близкими событиями – конфликт на Востоке Украины показал, сколько ненависти было сгенерировано украинскими националистами под практически теми же, что и у усташей, идеологическими основами – «защита западной цивилизации» от азиатских орд. При этом образ врага из восточного «Мордора» также претерпевал полное расчеловечивание – вспомним ошеломляющие по цинизму пассажи украинских пользователей Интернета касательно жертв одесской бойни или мирных жителей Донбасса.
В обоих случаях к этому добавляется полная несамостоятельность политических игроков – усташи, сколько б не корчили из себя «потомков готов», были марионетками Третьего Рейха. Аналогии с сегодняшним днем любой читатель может провести самостоятельно. Как и с теми силами на территории нашей страны, которые любят поговорить о «границе Западной цивилизации» и защите от «Орды». Имплементация этих идей на Балканах вызвала реки крови, имплементация их на Украине наблюдаема в режиме «прямого включения». Самое время задаться вопросом – нужны ли нам белорусские усташи?
Евгений Саржин
ТЕЛЕСКОП

Саржин не уловил главного - а зачем хорватские фашисты с такой жестокостью убивали сербов?
А затем, господа, что есть большинство и есть активное националистическое меньшинство. Усташи. И усташи убивали сербов для того чтобы отрезать для большинства, которое сербов отнюдь не ненавидело любую возможность в будущем жить в одном государстве. Они создали свою мечту - Хорватию - и взяли все население в заложники чтобы это осуществить.
Из этого вывод. Усташей и бандер и тому подобных - надо уничтожать, не щадя никого. Но одновременно с этим надо понимать, что усташи не хорваты, а бандеры не украинцы. Большая часть населения - взята ими в заложники их безумных идей и кровавых дел.
Украинское большинство виновно, но виновно в другом - в глупости и хомячиной жадности. Им в 1991 году сказали, что у них всего завалом и они смогут жрать свой кусок хлеба с салом не делясь с этими москалями - нищебродами, они и рады поверить, и предали триста лет нашей дружбы. А потом так же поверили в 1000 евро зарплаты - ничему жизнь не научила. Вот теперь их Бог и наказывает за жадность и глупость - так как мы никогда не накажем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив