Смех и грех

auvasilev — 25.01.2021 Люди наши хоть и глуповаты, но креативны. То есть, чаще всего это даже существует в одном флаконе, но более трогательно, чем агрессивно. Когда катили в свое время баллоны на Медведева, то символом избрали домик для уточек. Теперь ходят с ёршиками для унитаза. Задело их, видите ли, что ершик в Геленджикском дворце такой дорогой. Хотя, как по мне, то и у уточек должен быть свой домик, и в самом дорогом ёршике нет ничего страшного. Гораздо хуже то, что огромное количество сортиров в великой стране ещё того типа, в котором ёршики не применимы.

Но о ёршиках подробнее чуть позже, пока немного личного. Выросши в бараках и гигантских коммуналках, я ещё ближе к концу восьмидесятых умудрился абсолютно законным, ну, или скажем корректнее, без откровенной уголовщины способом умудрился стать владельцем пятикомнатной квартиры на Октябрьской площади. По нынешним временам не такая уж гигантская, всего метров около ста, в полтора раза меньше моей нынешней, но тогда она казалась дворцом. Однако раньше была той самой коммуналкой и в состоянии соответствующем.

Надо было хоть как-то отремонтировать и привести в порядок. Деньги на это у меня тогда уже было. Но свободно купить нельзя было самых элементарных вещей. Примитивный отечественный кафель очень плохого качества требовалось доставать по блату и с жуткими трудностями. Помню одну из основных возникших проблем. В квартире была очень маленькая ванная комната, и почти всю её занимала старая ужасная сидячая ванна, не оставляя места практически ни на что другое. И я решил поставить душевой поддон, типа того, что видел в некоторых иностранных фильмах.

Подчеркну, что речь не шла о душевой кабине, такого понятия даже и в фантазиях ещё не существовало, а именно о поддоне, к которому уже потом следовало приспособить шторку. И в принципе, теоретически, такие поддоны существовали, даже отечественные, то есть, и разговор, естественно, мог идти только об отечественном, иногда их устанавливали в некоторых, например, гостиницах. Чугунный, эмалированный, сделанный точно по той же технологии, что и стандартные ванны, только низенький и размером примерно сантиметров восемьдесят на восемьдесят.

Но это всё в теории. А на практике мне потребовалось месяцев шесть, чтобы с невероятными усилиями приобрести это чудо. И с любой прочей мелочью происходило то же самое. Скажем, чешский кухонный гарнитур «Дарина», знаменитый тем, что он был не обычного сероватого цвета, а из пластика «под дерево» мне достался чудесным образом, тогдашний мой главный редактор Галина Семенова, уже без пяти минут член Политбюро КПСС, отдала мне свой талончик на очередь для высшей номенклатуры, за что я до сих пор ей безмерно благодарен. А до того я пытался около года записаться на право сдать открытку для постановки в очередь на что-то подобное (уточняю, для тех, кто подзабыл или никогда не знал, не записаться в очередь, а записаться в очередь тех, кто имеет право встать в очередь) в «Доме мебели» на Ленинском, отмечался ночами, но мне это так и не удалось.

Отдельная смешная история была с паркетом. Вообще-то его как бы можно было относительно свободно приобрести. Требовалось подать заявку в специализированную контору и уже через две-три недели тебе привозили пачки паркета, они несколько дней, как и положено по технологии, отлеживались, после чего приходили мастера и укладывали. Но тут были два нюанса. Во-первых, в совсем уж свободном доступе был паркет только из хвойных пород, не очень долговечный и довольно низкого качества, а на твердые лиственные тоже требовалось записываться и ждать неизвестно сколько. И, во-вторых, лак эти конторы штатно использовали однокомпонентный, устаревшего образца, а современный, двухкомпонентный все равно нужно было «доставать».

И я уже приготовился к очередному этапу головной боли, как ко мне пришел мой компаньон по первому ещё кооперативу Саша Орлов с радостной новостью. Он познакомился с каким-то мужиком, который ещё больше четверти века назад умудрился, работая на строительстве Дворца съездов, спереть целый грузовик паркета, который все эти годы хранил на каком-то левом складе во вполне пригодных условиях. А теперь вышел на пенсию и готов продать этот клад. Я немедленно купил. Это оказался действительно клад, хотя и довольно своеобразный. Мужик тырил остатки разных видов паркета и там были около двадцати сортов, вплоть до самых экзотических, типа розового или даже «железного» дерева. И я нашел двух мастеров, правда, жутких алкоголиков, но сумевших соорудить мне из этого роскошества пол в гостиной с узором в виде сказочных цветов.

Про тот ремонт можно рассказать ещё много нелепого и весёлого, но вообще-то, конечно, с нынешней точки зрения всё получилось довольно убого, «по-советски», с явным налетом стилистики «с бору по сосенки». И вот прошло несколько лет и настали совсем другие времена. Ближе к середине девяностых моя фирма завершила первую в ЦАО реконструкцию дома по инвестиционному проекту, и я переехал в новую квартиру у Лермонтовской. Тут уже и деньги были, и купить можно всё, что угодно. Тогда и взыграла моя барачно-коммунальная юность, крышу снесло совсем и я развернулся по полной. Подоконники из великолепного уральского гранита, потолок мореного дуба делали в НИИ мебели, итальянская кухня из красного дерева, душевая кабина с паровой баней и пятнадцатью режимами подачи воды фирмы «Джакузи» за восемнадцать тысяч долларов, ну, и всё такое прочее подобное по максимальной программе.

Простить меня за весь этот бред, конечно, невозможно. Но хоть как-то меня извиняет единственное. Это был первый, последний и единственный случай моей шизофрении подобного рода. Угар прошел очень быстро. С тех пор я ещё многократно переезжал, отделывал и оборудовал свое жилье, но всё уже было предельно утилитарно и, если позволял себе какие-то излишества, то исключительно в областях, действительно доставляющих мне удовольствие, типа аудиоаппаратуры довольно высокого уровня.

А вспомнил я обо всем этом вот почему. «Вишенками на торте» в той первой квартире «по-богатому» были именно два ёршика для туалета. Я купил их в самом дорогом и модном на тот момент магазине «Калинка-стокман» по сто двадцать пять долларов за штуку. Это были по тем временам бешеные деньги. Половина месячного бюджета всей моей довольно большой семьи. В ёршиках тех не было ничего выдающегося, предельно лаконичные цилиндры из тонкой, но очень прочной стали естественного цвета, но они почему-то очень мне понравились, и я расщедрился.

Минуло ещё больше четверти века. Из чего сделаны подоконники в моей нынешней квартире, я даже не очень представляю. Когда недавно к Новому году жена сменила клеенку на кухонном, он же обеденный, столе под предлогом, что старая совсем уж стала страшная, я только недоуменно пожал плечами. Меня и прежняя вполне устраивала.

Но ёршики у меня в туалетах до сих пор стоят те самые. В идеальном, между прочим, состоянии. Последнее, что осталось от той роскошной жизни. Дороговато, конечно. В смысле для ёршиков. Но смотрю на них без всякого сожаления или угрызений совести. Ну, ёршики и ёршики. Ничего особенного.

Сохранено