См. слово "Любовь"


Недаром древние верили, что всему этому коктейлю несравнимо предпочтительнее «апатия» - отсутствие чувств. Но мы же начитались бездумно Кьеркегора, Ницше и Камю, запаслись индульгенцией на вседозволенность от Фрейда, вот и возомнили себе на горе, что жизни вкус придает накал эмоций.
Однако большинство из нас даже на пике сумасбродств спасительно благоразумны, и от непрошенного чувства умудряемся благополучно избавиться до следующего приступа.
Кроме тех немногих несчастных, которые вляпываются по полной. Нет, я вас умоляю! Речь не о том, как мы возвышенно страдали аж почти целый год, ни в чем себе тем временем не отказывая, и до сих пор где-то храним его/ее фотку. Речь о трагедии, ломающей всю жизнь, и свою, и окружающих: вспомните Джереми Айронса в «Ущербе», «Леди Каролину Лэм», Гленн Клоуз в "Роковом влечении". О тех редких, но пугающих случаях неодолимого компульсивного чувства, когда не удерживают ни гордость, ни стыд, ни достоинство, не спасают долг и резоны, пущены под откос все другие привязанности, преданы самые близкие, и рядом с неудовлетворенной страстью не остается места ничему человеческому.
Судьба вашу Машу хранила - для того, чтобы состоялось такое несчастье, требуется многое, но для начала, как минимум, невзаимность и отсутствие синдрома дефицита внимания. Тем не менее, один случай почти полной потери самообладания и здравого смысла настиг и меня в моей практике. Этот страшный и ужасный искус позволил в полной мере осознать, что от безумия на почве невзаимности, как от тюрьмы и от сумы, зарекаться нельзя. На всю жизнь я сохранила нездоровое любопытство к этой бездонной пропасти, именуемой отчаянная любовь.
Что тогда удержало от того, чтобы вскарабкаться на подоконник седьмого этажа и пригрозить спрыгнуть? ... помимо страха высоты? Только полная уверенность, что это окажется не только моим последним, но и напрасным подвигом, что тот, кому предназначался этот аттракцион, все равно не простит того, что, даже по моим представлениям, простить было невозможно, и холодно предложит прыгать. Положа руку на сердце, столь решительно покончить со всеми своими сумасбродствами совершенно не хотелось. Хотелось маршей не траурных, но победных, требовалось немедленно вернуть на свое место вышедшего из повиновения бунтовщика.
По молодости лет, наивности и неопытности я, конечно, сильно ошибалась.
Нет такого, чего бы кавалер де Грие не простил своей взбалмошной возлюбленной, причем, увы, совершенно понапрасну. Сразу простить Армия Обороны Израиля не позволила, а к моменту его следующей побывки мой Летучий Голландец уже унесло в другое, несчастное по своему, плавание. Бывает. Но поучительна эта история не этим, а тем, что мужчину, которого я так неумело пыталась вновь прибрать к рукам едва ли не ценой собственной жизни, я сама на том этапе нашего романа уже совершенно, абсолютно не любила. Правда, в экстренной ситуации подавления бунта на «Баунти» умудрилась это обстоятельство совершенно выпустить из виду.
Подобными играми я больше
Но с тех пор я знаю, что та страстная любовь, из-за которой Медея убивает своих детей, нисколько не истинная любовь, а только самодурство, каприз и отчаянное упрямство, желание добиться своего любыми средствами, а если невозможно, то все вокруг разрушить, включая себя. Затеяв мучить другого, легко дойти и до самоистязаний.
Когда так невменяемо любят нас самих, радости тоже очень мало. Остается надеяться, что хорошие, нормальные люди, которые не играют и не манипулируют другими, кажутся алчущим полноценных роковых страстей недостаточно привлекательными.
|
</> |