Школьные истории
ida_mikhaylova — 04.04.2025
Странное свойство памяти, ей нужна настройка. Поспособствовать настроению необходимо и какое-то сопровождение, созвучие в воздухе — в эфире; суспензия и взвесь...
Весенние школьные истории из середины восьмидесятых — время пубертата.
Мы снова получили квартиру, но в спальном районе новостроек. До школы приходится добираться с двумя пересадками, включая метро, ходили во вторую смену. По весне в кварталах естественным путём развазюканная жижа, не везде проложена бетонка, есть особенно грязные места, которых не минуешь. Приходилось выходить за два часа до занятий, в женском туалете центрального рынка мыть сапоги голыми руками, холодной водой из-под крана. Кожа рук неприятно краснела до посинения, но при протирании губкой и щёткой обувь становилась похожей на обувь. Тогда вспоминала Любовь Петровну Орлову, которой по морозу приходилось продавать молоко, и как она всю жизнь носила перчатки, скрывающие её обмороженные кисти рук.
А тут ещё у нас физичка с бодающе-каркающей фамилией, тоже Петровна, но другая, имени не помню, может не заслужила, до такой степени достала, что девочек, пользующих косметикой и делающих взрослые причёски — приветствовала как говорится народом от всей души и сердца, пусть даже по физике они ни бе, ни ме. Скорее всего её очень злило, когда девочкам было дано понимать и знать не только математику, черчение, но и физику. А физику она считала только своей и ничьей более(с).
В силу очень преклонного возраста, физичка ушла по больничному в самый разгар третьей четверти, а замещающие её практиканты решили единогласно поставить мне «пять» в четверти, ответы у доски и итоговые контрольные вывели меня к этому результату. Петровна же ни один десяток лет получала пенсию, но, считая себя самой главной физичкой страны, — она сама так говорила, пост школьной учительницы старших классов бросать не собиралась. С упоением всякий раз добавляла себе значительности и веса голословно:«..., сдавая в институте физику, говорите, что учились у меня и оценка «тройка» обеспечена». Забывая про парик, потрёпанный молью, в ходе урока то и дело чесала свою голову, обнажая непристойную лысину.
По традиционной привычке, сложившейся в течение года в отношении меня по только ей понятным соображениям, командным голосом, нетерпящим возражений, раздалось на весь класс:
— Дневник мне на стол. И вон из класса, Михайлова, умойся сейчас же!!! Ко мне на урок можешь не возвращаться, — став совершенно за эти секунды пунцово-свекольной вместе с толстым указательным пальцем.
— Фу, противная, ещё Кондратий схватит, — глядя глаза в глаза, подумала я.
Одним привычным движением, собрав с парты школьные принадлежности, я вышла за дверь. Пошла медленно по длинному паркетному коридору со своим прошлогодним жёлтым высоким портфелем, привезённым с семейного отдыха из Сухуми. В него прекрасно умещалась чертёжная доска, а если поставить портфель-рюкзак на подоконник, то его замочек при солнечной погоде пускал солнечных зайчиков по серой школьной стене. Но на этот раз я машинально завернула за угол, чуть не столкнувшись с любимой Ниной Николаевной — учительницы русского языка и литературы, направлявшейся в учительскую. Где-то оставалось четверть часа до звонка с урока.
— Ты с физики?
— Меня с физики.
— Ну раз так, тогда пойдём со мной в учительскую.
— Планы какие, Михайлова Ира?
— Побыстрее уйти из школы.
— Из-за Петровны.
— Нет. Она как раз привычна. В девятом начнётся «другая математика»: сопливый и хватающий всех девчонок руками... Мерзостность.
— Ну ты же сможешь ответить?
— Смогу. А зачем? Я же не Дон Кихотка, сражаться со всеми противными. Уступи дураку дорогу.
— Понимаю, что решение приняла. Расскажу свою историю. Петровна и меня учила, в моей школьной поре — меня тоже не выносила и выдворяла с урока. На каждом родительском собрании доставляла моим родителям много неприятностей. Говорила, что я — ни на что неспособная ученица. А я, окончив педагогический, попросилась по распределению в родную школу. И доказала, что Петровна была не права. И теперь Петровна каждый день видит меня.
— Достойно уважения. Но это не мой путь, Нина Николаевна.
— Тогда лети, Ласточка! Надеюсь, что мне за тебя никогда не придётся краснеть. А ямочки на щёчках и здоровый румянец кожи с толстыми косами очень к лицу тебе. Береги себя!
— Спасибо большое, Нина Николаевна! Вам не будет за меня стыдно, обещаю.
Тут раздался звонок, и пошла я спускаться с третьего этажа на первый, в мастерские.
После шести уроков в раздевалке обнаружила спичечный коробок, которого не было никогда, в нём лежала крохотная записка:«Я тебя люблю, Твой Апрель».
Bigger — современные технологии для людей с ослабленным зрением
О сбережении народа
Рисовая каша с грибами и говядиной
Листопадная датировка. Международный день вегана
С добрым утром!
Спящая Красавица Кристиана Шпука
Импрессионизм. Ночь, улица. фонарь...
Ну, за почин!
«Эти людоеды имеют здоровый вид»: «марш позора» пленных немцев в Киеве в 1944

