Школа маразма. О том, как меня травили.

pushba — 25.03.2010 Прежде чем написать, я почувствовала, как в руках нарастает радостное возбуждение. Я могу назвать имена и рассказать все по-честному. Жаль, что раньше не было Интернета, соответственно, возможности сказать громко. Жизнь могла бы сложиться по-другому. Жалеть ни о чем не стоит, но эта история – одно из многих разоблачений, которые я собираюсь осуществить. И даже не важно, что многие будут говорить, что это неправда, что я вру и придуриваюсь – те, кто знает, поймет, те, кому надо – поверят. А виноватые будут кусать локти.




Проблемы в школе начались в 5-6 классе. Они развивались и копились как снежный ком – с каждым классом маразм окружающих меня учителей\взрослых людей развивался стремительно и непредсказуемо.

С первого по девятый класс (1990-1998) я проучилась в Санкт-Петербургской школе номер 605, с углубленным изучением немецкого языка.
Моя школа стояла во дворе. Мне повезло, ездить на метро пришлось только в последние два класса. Когда мне было 6 лет, мама спросила, какой язык мне хочется изучать – немецкий или английский. Я подумала, что на английском говорят все и каждый вокруг, поэтому изучать немецкий будет гораздо интереснее. Можно сказать, что я выпендрилась, как обычно, но ни разу мне не пришлось об этом жалеть.
В первый класс я пошла в 7 лет, как и предполагается всем детям. Шутка в том, что в ноябре, спустя два месяца после начала учебы, мне исполнилось 8 лет. Получилось так, что я была старше одноклассников будто бы на год. Я не знаю, влиял ли этот факт на последующие конфликты или нет, но мне всегда было обидно, что я заканчиваю школу будто бы на год позже, чем все остальные. К тому же, мне хотелось оказаться именно в том классе, где учился распрекрасный Алексей Елесин, мальчик, к которому я неровно дышала в течение всей «основной» школьной жизни. Но об этом позже.
Первые три года нас курировала гениальная учительница Людмила Ивановна Констнтинова. Она не была нашей воспитательницей\учительницей как это принято в обычной школьной ситуации, она вложила в нас основы, учебные и моральные. Первый преподаватель – это очень важно, как все «первое» в наших жизнях. Эту женщину я помнить буду всегда, всех остальных, видимо, тоже, но уже по другим причинам.
В 5 класс наш «Б»-класс вошел сплоченным дружным коллективом. Казалось бы, о чем может идти речь в начальной школе, когда восприятие и характеры мягкие, как сладкая творожная масса. Но все было именно так, как я говорю. Я любила каждого из своих одноклассников, мы редко обижали друг друга, и помогали во всем – без просьб, намеков и уговоров.
Классным руководителем 5 «Б» стала Римма Константиновна Абаева, учительница русского языка и литературы. Вместе мы существовали 4 года общеобразовательной школы. Именно эта женщина заварила такую кашу, которая впоследствии превратилась во всеобщую травлю.

Я хорошо училась, особенно хорошо, если вовремя выполняла домашние задание. В начальной школе основы давались мне трудно, зато потом – все шло как по маслу. Я была стабильной «хорошисткой». Выше головы не прыгнешь, но я знала цену своим знаниям и мозгам, амбиций на тему оценок я не имела никогда.
Я была классическим гуманитарием: математика мне нравилась, но я «брала ее задницей» - чем дольше посидишь, тем больше получишь, если повезет. Главной гордостью моей являлся немецкий язык. [Второстепенной гордостью являлось творчество: я писала стихи и рассказы. Оценить мои способности мне помогли только в конце 11 класса – до этого мне думалась, что этим занимается каждый второй, а я всего лишь одна из многих]
Немецкий язык является профилирующим языком в 605-ой школе, за него я могу быть благодарна этому учебному заведению. Я учила язык почти 10 лет – он давался мне легко. Я могла получить 5 , не выполнив домашнее задание – соображала на ходу и активно пользовалась методом «не знал, но вспомнил». «Легко давался» не значит, что я не делала ни фига. Я много училась, при этом в меру гордилась собой и своими хроническими пятерками. (Странно, но олимпиадные контрольные я писала плохо. За все годы я всего лишь один раз попала на районную олимпиаду и с треском провалилась, не пройдя даже первого круга.)

Школьная жизнь разделилась для меня на две параллели: учебный процесс и выживание в среде властвующих взрослых. Иногда они переплетались, иногда шли ровно рядом, но в последние два класса я переживала трудно и «сквозь зубы».

Римма Константиновна (Р.К.) взялась за новое мясо с радостью и должной хваткой. С самого первого дня она принялась нас делить и разделять. С самого первого дня почти все, что она хотела, получалось.

Выборы\назначения старосты, ответственных за дежурства, цветы, доски, тряпки и мелки, опоздания, домашние задание, сбор тетрадей и т.д. и т.п. – все эти, наверное, необходимые в общественной жизни мероприятия доводились до абсурда и превращались в организованную гонку за титулами. Хорошо, что «классный час» проводился не часто, и титульная борьба закончилась в первый год. Главные развлечения начались с 6-7 класса на родительских собраниях.
Р.К, - человек, склонный к выделению из массы людей любимчиков и приближению их к себе. Любимчик – не значит умный человек или тот, кто хорошо успевает. Многие как раз и начинают хорошо учиться благодаря привилегированному положению. Все любимчики хорошо и полезно платят за свое положение – они стучат и всячески портят жизнь окружающим кляузничеством и прочими приятностями. Изначально под уютное крылышко Р.К. попала я – она осыпала меня ласками, похвалами и бонусами. Мне по наивности, казалось, что я всего этого достойна просто так. Дружба с преподавателем и задушевные разговоры после уроков – это было запредельно круто.
[Этот сладкий трепет при откровенном, «по душам», разговоре с учителем привила нам Людмила Ивановна. В начальной школе мы брали Л.И. за руки, перебивая друг друга, старались обратит на себя ее внимание. ]

Р.К. любила посплетничать. В свободное время она развлекала себя телевизором, наболевшие темы ей нравилось обсуждать со всеми, кто оказывался рядом. Иногда обычные уроки русского языка или литературы превращались в семинар сплетен и слухов об убийствах или насилии в нашем районе (наподобие знаменитой передачи 600 секунд). Темы задавала она, подключались все и яростно тянули руки, чтобы рассказать что-то услышанное от папы с мамой за ужином, поделиться собственные домыслами, детскими страхами, воплотившимся в видения и нафантазированные историями, демонстрирующие солидарность с Р.К.
Некоторые дети, я не имею ввиду дежурных по классу, оставались с ней после уроков поболтать. Я была в их числе. Старостой меня не выбрали (хотя Р.К. предлагала мою кандидатуру), но мне все равно ужасно нравилось разговаривать с Р.К.
Беседа с Р.К. стала для меня особенной романтикой. Я говорила с ней о том, о чем не рассказывала маме. Конечно же, я не поверяла ей интимные потаенные подробности и сокровенные мысли. Я рассказывала о мальчиках\старшеклассниках, которые мне нравятся, наверное даже об одном – его звали Игорь Филиппов.
[Он тогда был старше меня на два класса, Р.К, преподавала 8 «А» те же предметы, что и нам. Периодически я сталкивалась с ним в ее кабинете. Если я оставалась одна в классе, я выискивала тетрадь, подписанную его именем из стопок, хранившихся в шкафу в конце кабинета.]
Я показывала Р.К. свое творчество – стихи (конечно же, о любви и одиночестве – о чем еще могут писать хронически влюбленные девочки в моем возрасте) и отрывки текстов\рассказов… Я рассказывала ей о моих отношениях с мамой и о проблемах в семье.
Наша трепетная дружба закончилась после очередного родительского собрания, когда Р.К. радостно выложила все моей маме.

Родительские собрания всю жизнь приводили меня в трепет и в ужас. Даже если за мной не наблюдалось каких-либо косяков по учебной и дисциплинарной части, я жутко нервничала, ожидая маминого возвращения домой. Как правило, только на родительских собраниях выясняется, что именно учителя думают о тебе, о твоем поведении и о качестве учебного процесса. И это совсем не то, что тебе кажется. Процесс обучения - всешкольный акт лицемерия, а родительское собрание – неожиданный холокост: ты думаешь, что ты в порядке, а на деле выясняется, что надо бы еще ползти и ползти для достижения учительского уважения.
[Возможно, это делается для контроля всех сфер жизнедеятельности ученика – учителем и родителем, тонкие моменты воспитания, превратившиеся в беспроигрышную лотерею «везет\не везет с родителями. А есть ведь и те, кто хронически получает нагоняи за то, «я думал, это нормально, а оказалось…»]
После Р.К. родительские собрания стали для меня периодическим Армагеддоном, когда меня уничтожало моментально и на фиг. Началось с того, что Р.К. «сдала» меня маме. Мир не рухнул, в тот именно период наше с мамой общение несколько не клеилось – у мамы было ослабленное психологическое состояние после многолетнего стресса, связанного с многолетней болезнью моего младшего брата. Мама поставила его на ноги, хотя большинство врачей прочили ему инвалидность.
Мне не хотелось посвящать маму в свои душевные переживания. К тому же, мои бесконечные девочковые влюбленности в одношкольников никто никогда не воспринимал серьезно. Мало кому, кроме одноклассниц, интересно слушать, сколько раз за перемену я ЕГО встретила в коридоре, и сколько раз за встречу ОН посмотрел в мою сторону. Да и все остальное прочее – если я не говорила маме, значит не считала это нужным, значит ей было не до меня в тот период, значит тогда мы часто ссорились из-за моей учебы – много было причин, но все эти причины были моим личным делом.
Я рассказала обо всем этом Р.К., чтобы получить совет с другой стороны, чтобы попросту отвести душу.
После собрания классный руководитель сдала меня со всеми потрохами моей маме: выложила все, о чем я говорила, то, что я НЕ говорила, высказала свое истинное отношение к событиям, и в итоге попросила оставить этот разговор между ними, потому что ей не хочется терять «такое доверие».
С одной стороны, эта выходка сослужила нам с мамой хорошую службу – мы долго разговаривали, мы многое поняли.
Возможно, Р.К. хотела как лучше, когда выкладывала «всю подноготную», приплетая отсебятину и окрашивая мои россказни в негативный оттенок. «Влюбленность в старшеклассников поставит ее на кривую дорожку», «Пусть ваша дочь уже отстанет от бедного мальчика Игоря», «Она совсем его задавила» и все такое прочее. В тот день я раскаялась себе и маме, что так наивно доверилась незнакомому взрослому человеку (взрослые тогда еще внушали мне уважение и вера в их порядочность присутствовала). Мне было так стыдно, что я поделилась с посторонним о наших семейных делах и маминых проблемах – я извинялась и плакала, я объясняла, что половины того, что было насплетничано, я не говорила, что это домыслы и наговор. В общем, ситуация разрешилась лучшим для нас с мамой образом – наши отношения вышли на другой уровень, и мне стало гораздо легче. Р.К очень просила не рассказывать мне о ее акции, хотя я сама поступила так же. Это все страсть налаживать внутреннее сообщение, а попросту – стукачество высокого уровня. Р.К. не хотела терять во мне информатора, ведь я, в минуты сладостных излияний, поделилась парочкой классных секретов. Я всегда была наивной, тогда – особенно. Только после собрания я поняла, что именно происходило между мной и классухой.
В конце разговора мама удивленно спросила Р.К.: «И почему вы решили, что я не поделюсь со своей дочерью, что вы ее сдали? Конечно, я ей все расскажу, потому что она должна знать, кому доверяет свои тайны, а так же знать того, с кем обсуждает наши семейные проблемы»

После того родительского собрания начался мой персональный школьный ад.
Я дала понять Р.К., что я все знаю, и что я обижена. Некоторое время она пыталась меня вернуть, смотрела на меня своими большими влажными грузинскими глазами, а потом решила меня наказывать.
Она по-прежнему относилась ко мне особенно, но только теперь крайне отрицательно.
Это выражалось в том, что Р.К.:
- чаще чем других спрашивала меня домашние задания, в том случае, если я не тянула руку;
- чаще других вызывала меня к доске для сложных примеров;
- занижала оценки за сочинения – я «скатилась» с пятерок на четверки по литературе;
- спрашивала меня резко в середине урока, когда замечала, что я занимаюсь чем-то другим – роюсь в портфеле, смотрю в окно, передаю чью-то или свою записку;
- подкалывала меня не называя имен, но веем было понятно, о ком она, когда шли разговоры на отвлеченные темы.

Проблемы побольше начались тогда, когда у всех потихонечку наступило половое созревание.
До 9 класса Р.К. безуспешно ожидала мою маму на родительские собрания. После рокового разговора мама приходила в школу один раз – как раз в то день Р.К. подняла тему «морального облика класса» - как вы думаете, кто стоял во главе всех зол и отрицательных примеров?
В начале четырехгодичного путешествия «Счастливо оставаться с Р.К» был собран родительский комитет. Мне раньше казалось, что это очень круто, и почему моя мама не с ними? «Мне только этого не хватало», - говорила мама. Сейчас я уже не помню, кто именно состоял в родительском комитете, но эта группировка вместе с Р.К. неистово обсуждала на собраниях «моральный облик класса», а именно – мое поведение, и по совместительству поведение моей тогдашней подруги Кати Галушкиной. Моей маме совсем не хотелось приходить туда, где на меня лили помои. «Я знаю свою дочь, а так же я знаю, как ее воспитывать, наказывать и поощрять. И я не собираюсь выслушивать мнение других, не относящихся к нашей семье людей».

С этих сплетен и родительских заморочек начался раскол в нашем классе. В начальной школе я дружила с Милой Граховой, мы даже сидели за одной партой. Меня всегда звали к ней на день рождения, а она приходила ко мне. [На моем ДР всегда было весело: игры, раздача призов, супер-угощение. Мама – лучший устроитель детских праздников.]
После Р.К. и родительских собраний Мила больше не звала меня к себе, она – перестала приходить в гости и вызволяться погулять во дворе. Как-то раз, спасибо ей, она честно рассказала мне, что мама запретила ей со мной общаться, поэтому она не может меня позвать на ДР. Она ничего не может с этим поделать, поэтому нас не должны видеть разговаривающими даже в школе, потому что Р.К. заметит и передаст все маме, либо это сделают «другие девочки». Мила все 4 года была нашей старостой, так же она училась на «отлично», поэтому я всегда звонила ей, чтобы узнать домашнее задание. В немецкой группе между нами всегда было негласное соперничество. Мила занималась много и часто, под контролем мамы, а я могла вовсе и не делать «домашку». Миле нужны были только пятерки. Она плакала каждый раз, когда ей ставили 4 по немецкому языку, а за четверки ей дома устраивали АД.

Теперь я расскажу немного о том, что про меня говорили в школе и в классе, а так же на родительских собраниях.

история с проституцией
Конечно же, я стала главной проституткой класса. Этому есть ряд причин:
1.я очень рано начала развиваться физически. В 10 лет у меня начала расти грудь и начались месячные. Некоторые девочки не хотели верить, что у меня начались месячные, и мы шли в туалет посмотреть на мою прокладку. Я выглядела гораздо взрослее других девочек. Я всегда была симпатичной. Этому многие завидовали, и не только Милина мама.
2.я всегда была эмоциональной, и часто плохо держала язык за зубами – некоторые истории о том, как за мной начали ухаживать мальчики, стали просачиваться в класс – кто-то «уши грел», а кто-то разболтал, что услышал случайно или специально. У Р.К. класс был как на ладони (как и у многих учителей в средней школе). Ей было просто манипулировать детьми в таком возрасте, даже не смотря на переходный возраст.
3.моя общительность и другие компанейские качества всегда притягивали к себе людей. Вокруг меня постоянно формировалась компания, состоящая из моих подруг и наших мальчиков-одноклассников. Нормальными причинами это объяснять никто не хотел
4.на переменах мы с Катей выходили из класса прогуливаться по школе – как правило, эти прогулки заключались в «мотании кругов» (термин Р.К,) по второму этажу школы, реже –по третьему для того, чтобы смотреть на одношкольников, в частности на тех, кто нравится. Р.К, прекрасно знала, что я влюблена в Игоря Филиппова из 8 (а после 9) А класса. Мы гуляли по школе под руку с Катей или с кем-то из девочек: сплетничали, болтали, ходили в столовую, сидели на скамеечках, «мотали круги», общались с учениками из других параллелей, выходили на улицу в школьный дворик, когда было тепло – так поступали многие люди, редкие одноклассники оставались сидеть за партами, но именно нас обвиняли в том, что мы распутные, что мы завлекаем мальчиков на переменах своими откровенными нарядами и подобным.
[были дети, которые бегали на переменах «за угол» пить пиво, скрывались в подъезде напротив, чтобы покурить]

Я думаю не стоит даже и говорить о том, что наши откровенные наряды заключались в том, что мы иногда носили юбки. Как можно говорить о таких вещах, когда девочки из хороших нормальных обычных полных (еще эпитетов – подставьте нужное) одевают юбки и выходят поглазеть на школьников на переменах. До 9 класса я выглядела абсолютно обычно, скучно, не модно. Я носила старые мамины платья, достанные из чемоданов, желтые джинсы, широченные клетчатые рубашки и джемпера.
Я не красила лицо, не красила ногти, волосы.
Если дело в том, что мне нравились старшеклассники, то это нормально, когда девочкам нравятся мальчики. Было бы странно, если бы не нравились.
Результат – меня клеймили проституткой, а про «девочек легкого поведения» могли сказать почти в лицо, при всем классе.

История с пьянством
Впервые алкоголь я попробовала в 14 лет – то есть я его попробовала… и все. Водки мне налили в 16, но тогда я уже не училась в 605 школе. Но тем не менее – в 605 на собраниях обсуждались мои алко-подвиги. Самое главное, что никто не могу придумать четкую грамотную сплетню, потому что прецедентов не было. Главным аргументом моего алко-треша были периодические посиделики у меня дома. Как-то раз мы с Алисой Филипповой придумали творческие посиделки с одноклассниками. Раз в месяц мы собирались у меня дома, мама делала нам легкие закуски и оставляла бутылки с лимонадами и соками. Приглашения рассылались заранее, и мы прекрасно проводили вечер пятницы или субботы. Эти посиделки приводили «остальных» в состояние дикого трепета, потому что немногочисленные мальчики нашего класса присутствовали с радостью на каждой.

Раскол в классе на плохих и хороших.
Начало было положено еще тогда, когда Р.К. написала на доске имена претендентов на звание старосты. Старостой стала Мила Грахова. После того, как я поняла, что меня используют, я «перекочевала» в оппозицию. В 6 классе к нам пришла Света Исакова, которая стала лучшей по успеваемости в классе (Р.К. разве что не молилась на нее), а так же подругой Милы. Вокруг этих девочек собирались те, кто на переменах оставался в классе.
С приходом Ильи Степанова в наш Б класс, ненависть «хороших девочек» в моей персоне увеличилась во сто крат. Сначала в него влюбились почти все девочки класса (а те, кто в этом не признавались – врали), а после – половина девочек в школе. Самое страшное – его возлюбила Света. Безнадежно. Он обладал таким пронзительным обаянием и искрометным чувством юмора, что никто не мог устоять. Но главное – с ним просто было прикольно и никогда не скучно.
Естественно, все мальчики включая Илью общались со мной и подругами, на переменах и самое страшное – в обычной жизни. Виновата во всем я – потому, что я демон.
Раскол ощущался настолько, что в 8ом классе Р.К. пришлось собственноручно перемешать\рассадить всех на свой вкус.
[Илью Степанова, естественно, пересадили к Свете]


Все, что я описала здесь – искрометно обсуждалось на родительских собраниях: мой моральный облик, чем я занимаюсь в свободное от учебы время и т.д. и т.п И если вы думаете, что я брежу – нет, но это похоже на бред.

Это еще не все. Это предыстория.
Теперь я расскажу о том, как меня довели до нервного срыва.
Описанное ниже имеет доказательства. Перед окончанием 9 класса мои родители отправились на аудиенцию к директору и весь разговор записали на диктофон. Обсуждали меня. Обо всем ниже.

В 9 классе Р.К. поняла, что своими силами меня не достать, надо бы переходить на другой уровень.
Другой уровень – это травля высокого полета. За меня взялись завуч и директор нашей школы.
Завуч – Лукашева Елена Николаевна, по совместительству учитель математики. Ее дочь Юля Лукашева был самой младшей в нашем коллективе, она присоединилась к нам в 5ом классе. Кто такая по характеру Юля я никогда не могла понять. Мы иногда с ней дружили – она имела доступ ко всем классным журналам школы. Через нее мы узнавали адреса и телефоны старшеклассников. С ней было круто оставаться после уроков (она любила играть в учительницу и ученика), но я никогда не обсуждала с ней то, что мне было интересно, настолько она была воздушная и невинная. До 9 класса Юля считала, что ее родители не занимаются (или никогда не занимались) сексом, потому что это дрянь и ужас, они не могут заниматься такими гадостями
[как потом выяснилось, все эти разговоры имели свои корни – по школе носились слухи, что Е.Н. живет в одной квартире со своим мужем как в общежитии, не спят вместе, даже не разговаривают]
Директор Егорова Валентина Александровна. Особый случай – глубоко-больная старая дева без детей и друзей. Вот эта жесткая тетя является примером первостепенной стервы. Когда я начинала учиться, она выглядела гордо и мужественно, но была здоровой и громкоголосой. Вдруг, не помню точно, когда я обратила на это внимание, она появилась в школе с палкой, ходила по коридорам медленно, тяжело опираясь на клюку. Под глазами появились огромные синяки, мешки, а если она снимала кофту, то из руки можно было видеть торчащие трубки. Спросить напрямую у Р.К. никто не решался. По слухам, которые Р.К. периодически распространяла в нашем классе – В.А, находилась на электрдиалезе.
Суть в том, что у нее отказали почки (одна или две), и она три раза в неделю ездила очищать кровь искусственно. Поговаривали потом, что ей поставили некий аппарат, который служит всего 6 лет, и многие ждали, что она скоро умрет. Видимо в РОНО тоже этого ждали, и не хотели связываться с больным человеком.
[В.А.директорствует до сих пор. Она, безусловно, очень много сделала для 605ой школы, которую несколько раз признавали лучшей школой района и города.]

Весь 9 класс, особенно последние месяцу прошли для меня как в тумане – мне ничего не хотелось и не моглось. Многое не помню, видимо, абстрагировалась так, что информация проходила сквозь меня.
Закрывалась в себе, жалуясь иногда подругам или маме, отключаясь от процесса учебы, сидя на уроках. Приближались выпускные экзамены из 9 класса, вступительные в 10, а я чувствовала себя слабой, безынициативной. Мне было страшно.

Моя травля заключалась в придирках и подговорках:

- наша школа боролась за повсеместное применение сменной обуви, поэтому каждое утро на входе стоял дежурный учитель и ученик - проверяли наличие «сменки». У меня проверяли лично.
- если я шла по школе мне постоянно делали какое-либо замечание, в случае, если я проходила мимо их кабинетов, а кто-то по соседству шедший громко говорил, они выходили и орали на меня.
- каждый раз, когда кто-то из них в середине урока заходил в наш класс у меня сжималось очко сердце. Они подходили к учителю, и что-то заговорщески им шептали – возможно. У меня развивалась паранойя, но после этого многие переставали мне смотреть в глаза

- мне приказал и снять футболку за распространение сатанизма в школе. Надо ли говорить, что я была не единственная, кто носил такую же??

- я проколола нос гвоздиком, директор лично стояла с утра у дверей и смотрела, есть ли у меня сережка в носу или нет, если есть – она выгоняла меня домой. Я заклеивала нос телесным пластырем. На все вопросы мне отвечали: другим можно, тебе нельзя.

- Когда я опаздывала на урок, меня на него не пускали. Всех опоздавших записывали, за мной следили пристальнее всех.

Личная жизнь:

У меня было такое ощущение, что за мной следили отовсюду – каждого подошедшего ко мне старшеклассника, поклонника или друга, записывали в мой «послужной список». По школе шла молва, что я трахаюсь со всеми подряд (будучи девственницей – класс?).

Как-то раз директриса заметила, как я разговариваю на перемене с Лешей Елесиным (мы тогда оказались в одной тусовке, чему я была несказанно рада). Леша вместе с его другом Костей Ионочкиным были любимчиками директрисы, потому что помогали устраивать праздники, концерты и культурные программы. В.А. отвела Лешу в сторону, и попросила перестать со мной разговаривать, потому что я проститутка и все такое. Офигели мы оба.

В середине 9 класса у меня возникли нежные отношения с одноклассником Мишей Смирновым. Мы не демонстрировали ничего, но как обычно это стало известно всем. Как назло в него была влюблена Юля Лукашева, как вы думаете, как развивались события дальше?. Мы расстались с Мишей достаточно быстро, потому что задолбали и его и меня. Его подкалывали по-доброму и по-злому в его группе по немецкому языку, Р.К. и Е.Н. звонили его родителям, чтобы рассказать о моем моральном облике. Нас стебала Р.К. на уроках и на переменах Нас обсуждали на родительском собрании вместе с Е.Н.
Главный хит Е.Н.: Ира Федорова увела у Юли мальчика!

Финал.

Мне испортили оценку по немецкому языку. Ее исправили. Для поступления в 605 и любую другую специализированную школу в 10 класс требовалась 5 по немецкому языку. О том, что у меня в аттестате стоит 4, я узнала только тогда, когда его открыла. Я кинулась звонить своей учительнице Ольге Дмитриевне (она же мама Ильи Степанова), которая, на мой взгляд, просто не могла так поступить со мной, я думала, это ошибка… «Ты еще молодая, ты не пропадешь и найдешь, где учиться, а мне надо дальше работать в этом коллективе».

Выпускные экзамены я не сдавала, меня освободили по состоянию здоровья. Это и все остальное дало им возможность закрыть мне поступление в ИХ 10 класс. Всей семьей мы приняли решение переводиться в другую школу, в платную, где меня наконец-то оставят в покое. Перед уходом мои родители решили переговорить с директором и завучем о ситуации. Они пришли неожиданно, устроили очную ставку. Весь разговор был записан на диктофон. Ничего конструктивного они не обсуждали – все то, что я здесь описала. Особенно меня, Мишу Смирнова и Юлю – «ну, скажите, зачем он ей понадобился??»

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив