Ширвиндт и Державин.

В редких, крайних случаях он говорит мне:
— Осторожней! Не забывай, что я — национальное достояние!
— Где? — спрашиваю я.
— В нашем дуэте.
Он послушен, но осторожен. Он выходит на сцену с любым недомоганием — от прыща до давления 200 на 130.
Как-то он звонит мне днем, перед концертом, запланированным на вечер, и шепчет: «Совершенно потерял голос. Не знаю, что делать. Приезжай».
Я приезжаю.
Ему еще хуже.
Он хрипит: «Садись, сейчас Танька придет (Танька — это его сестра), найдет лекарство из Кремлевки».
А кремлевская аптека — потому, что женой Михал Михалыча в те времена была Нина Семеновна Буденная.
Мы садимся играть в настольный хоккей. Михал Михалычу все хуже и хуже, Тани нет. Он хрипит: «Давай пошуруем в аптечке». И вынимает оттуда огромные белые таблетки: «Наверное, от горла — очень большие».
Берет стакан воды,
проглатывает. У него перехватывает дыхание.
«Какая силища, — с трудом произносит Михал Михалыч, — пробило просто до сих пор...»
Затем он начинает страшно икать, и у него идет пена изо рта. Я мокрым полотенцем снимаю пену.
«Вот Кремлевка!» — сипит Михал Михалыч. Тут входит Таня.
Я говорю: «Братец помирает, лечим горло».
И показываю ей таблетки.
Она падает на пол. Оказывается, на упаковке на английском (которого мы не учили) написано:
«Пенообразующее противозачаточное средство. Вводится за пять минут до акта». Он ввел и стал пенообразовывать.
Ах, если бы я знал, что он предохраняется.»
Александр Ширвиндт
|
</> |