Шекспир рыдает

Являясь, по сути, неотъемлемой частью мироздания, человек, тем не менее, постоянно провести демаркационную линию: вот я, а вот — всё остальное. Отношение к этому всему остальному сильно колеблется — от сакраментального «весь грёбаный мир против меня» до «я готов весь его полюбить, и не по разу». Наверное, так и задумано — нам крайне необходимо отстаивать свою индивидуальность, обособленность и непохожесть. У окружающей действительности тоже есть свои соображения на сей счёт. Вместе с парочкой запасных тузов в рукаве для тех, кто чересчур продвинулся в отстаивании собственной индивидуальности — а нечего расслабляться!
Лидии Васильевне (пусть её зовут так) за пятьдесят. Тридцать лет больна шизофренией. На инвалидности, по поводу которой не особо расстраивается, поскольку домашнее хозяйство — это постоянная работа, скучать некогда. А тут ещё внуки, с которыми интересно возиться. Словом, скучать некогда. Поэтому, если уж она пришла не как обычно, за лекарствами, а попросилась в стационар — дела обстоят серьёзно.
-
Что с вами случилось, Лидия Васильевна?
-
Опять приболела, доктор.
-
И что беспокоит?
-
Опять мир вокруг изменился. Долго всё было в порядке, но, видимо, время подошло. Лекарства-то я пила аккуратно.
-
Что ж, болезнь такая штука, она может порой своё взять, несмотря на лекарства. Что же произошло с миром вокруг вас?
-
Понимаете, вот только что, буквально несколько дней назад, он был реальным, всё чин чином, а потом раз — и стал ненастоящим.
-
То есть как это — ненастоящим?
-
Даже не знаю, как вам объяснить. Кукольным. Бутафорским. Иду по улице — небо нарисованное. Натурально, конечно, художник не зря кушает свой хлеб, но с настоящим не спутать. Вороны — механические, воробьи — заводные. Дома — одна видимость. За окнами и стенами ничего нет, а если зайти и проверить, то специально там, куда я зайду, будет бутафорский подъезд с бутафорскими квартирами. Точнее, той, в которую я решу зайти. Машины на улице — слишком игрушечные, хоть и в натуральную величину. В автобус села, поехала к вам в диспансер — словно на детском аттракционе, так всё чинно и ладно, так всё аккуратно подстроено. Покупаешь в магазине еду — еда ненастоящая. Кажется сначала — и цвет, и запах, и на ощупь всё правильно, стоит принести домой — опять бутафория. Даже приготовить можно, но будет всё не по-настоящему. Люди вокруг слишком яркие, слишком схематичные, типажные — или куклы, или актёры. Я вот думаю — откуда столько актёров может появиться? Ну, так сейчас же кризис, люди за любую работу возьмутся.
-
А родные что вам по этому поводу говорят? Им тоже мир кажется ненастоящим?
-
А что они могут сказать? Их тоже подменили. Загримировали, соглашусь, неплохо, видна рука профессионала. Но я-то своих знаю! А эти играют отвратительно.
-
Лидия Васильевна, прошу прощенья за нескромный вопрос: я вам тоже кажусь ненастоящим?
-
Доктор, не надо нарываться на комплимент! Я и так изо всех сил стараюсь к вам не приглядываться! Если и вы окажетесь подменышем — как дальше жить?
-
Ничего-ничего, всё в порядке. Я очень даже настоящий. У меня только зарплата игрушечная, а так — всё по-взрослому. Хочу вот ещё о чём вас спросить: как вы думаете, для чего всё это затеяно? Ведь выходит, что всё шоу только для одного зрителя. В чём тут тайный смысл? В чём ценность вашей персоны?
-
Вот! Вот этим вопросом я и сама мучаюсь! Не скрою — порой дух захватывает от этого всего, и страшно, и удивление — неужели всё из-за меня? Кому это понадобилось? Что от меня хотят? А потом думаешь — ну, раз кто-то это смог устроить, значит, всё же это зачем-то нужно. Ой, доктор, давайте уже скорее меня класть, а то мне страсть как хочется добраться до режиссёра и показать ему, что такое настоящая критика! Ой, ведь я себя могу не сдержать!
Представив процесс деструктивной критики с применением подручных предметов, поспешил написать направление. Пока она кого-нибудь не назначила на роль режиссёра.