"Сергей Рахманинов: Я - русский композитор" и "Дети Великой Отечественной" в

Со второй попытки дошел до выставки Рахманинова - она, при своих относительно камерных масштабах, потянула бы на "блокбастер", сопоставимый по массовой востребованности и выламывающей двери народной любви по меньшей мере с Рерихом, если не Серовым, когда б ее не задвинули в самый дальний 38-й зал, куда можно попасть, только пройдя насквозь целиком всю анфиладу верхнего этажа, начиная с первого; учитывая неудачный опыт прошлого раза - по дороге к Рахманинову я залип на Фаворском и мастерах цветной гравюры -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4746582.html

- сейчас попросил на контроле талончик, с которым меня хотя бы пустили через середину, так-то не пускают... и редкая птица долетит. Стоит ли дело того - большой вопрос: проект межмузейный, но основной партнер Третьяковки в проекте - Музей музыки; оттуда в витринах - документы и личные вещи композитора (тряпье, бумажки, аксессуары… в общем, барахло), но рассмотреть их при такой подаче непросто, даже этикетки практически нечитабельные; можно, однако, понять - в подтверждение вынесенного на афишу тезиса - что Рахманинов был русским, именно русским, только что не советским композитором, коль скоро демонстрируется среди прочего заграничный паспорт, выданный ему в нью-йоркском консульстве СССР, и надо думать, логически достраивающий последовательность кураторской мысли, заданную гербом, родословной и потертым фолиантом "исторических сведений" о дворянах Рахманиновых в кожаном переплете. Антураж составляют картины также русских художников - от Левитана, Клодта, Бакста и Куинджи, до Григорьева, Коровина, Сомова, Виноградова, Ларионова, Шаляпина-сына... Забавно, конечно - и вряд ли кто-то на сей счет хотя бы мысленно заморачивается - что все это "русское" искусство, начиная с хедлайнера, представлено сплошь эмигрантами-невозвращенцами - не исключая даже Репина! - которые, разумеется, сколько угодно могли считать и называть себя "русскими" (как и полжизни в Гималаях благополучно просидевший Николай Рерих, если уж на то пошло), но на любимую родину взад не спешили, предпочитая тосковать о ней издалека, в комфорте и спокойствии, довольствуясь "международными культурными связями", и только уж потом, дожив сколько кому положено среди чужих осин, гор или у кого там что было за окошком виллы (а всяко не как Древин или Клуцис... им-то "повезло" на родине умереть!), вернуться "домой" своим творческим наследием... теперь вот удостоены юбилейных почестей. Нынешние русские патриоты с многочисленными паспортами и недвижимостями держат в голове, надо полагать, аналогичные примеры и расчеты - возможно, и не ошибаются, но пока речь о русском композиторе Сергее Рахманинове. На выставке три его портрета - один более ранний, 1908, кисти Яна Ционглинского (художника явно не перворазрядного, но последнее время чаще всплывающего на разных выставках), и два эмигрантских, более эффектный Бориса Григорьева, 1930 (всеми жилками лица наружу, по обыкновению), и вполне посредственный Бориса Шаляпина, 1929. В остальном "живописный" ряд выставки составлен методом случайного подбора - канонические пейзажи Левитана и Куинджи, перевешанные сюда из постоянной экспозиции ГТГ, соседствуют с проходными невзрачными видами Л.Бакста и Н.Клодта, а заодно для чего-то К.Богаевского ("Пустыня. Сказка", 1903) и даже - !! - президента советской академии художеств А.Герасимова ("Окраина улицы в Козлове", 1950-е, причем завезенные для такого случая аж из Нижнего Новгорода); дежурным блюдом смотрится рядом М.Нестеров (тоже поздний, советского периода, когда революционеров-авангардистов русские стреляли, православный живописец получал Сталинские премии - "Отцы-пустынники и жены непорочны", 1933); абсолютно никчемной - картинка Лукиана Попова "На богомолье" (1911-12, но она из Музея музыки и ее явно подгребли заодно с архивными материалами). Диковато смотрятся посреди блаалепия, тон которому задает ранний Аполлинарий Васнецов (в том числе полотном с характерным названием "Родина" - за название, похоже, только и взятом на выставку...) шедевры Кандинского и Лентулова (спорная, парадоксальная и оттого потенциально любопытная, но слабо объяснимая кураторская находка: в плане музыкальном Кандинский ассоциируется скорее с Шенбергом, нежели с Рахманиновым, да и Лентулов едва ли "гармонирует"...), а также мой любимый, но невесть каким ветром сюда занесенный Уткин с "Любителями бури"; произвольность выборки на свой лад, пожалуй, изумляет (не в лучшем смысле этого слова): в привязке к сирени, Рахманиновым вроде бы обожаемой, идет "Сирень" Коровина,1895,  в првязке к Коровину - холст "У К.Коровина" С.Виноградова, 1907, заодно, чтоб два раза не вставать, "Портрет Шаляпина" кисти опять-таки Коровина - но почему именно эта, коровинская сирень (а не Грабаря, скажем), и почему этот, коровинский Шаляпин (его портретов много, хотя большая часть, допустим, в СПб), можно объяснить только тем, что эти, а не другие, под руку попались при формировании экспозиции. А к "Острову любви" Сомова - "Остров мертвых" Беклина, точнее, отец и сын Беклины, тот самый вариант, что был закуплен для Эрмитажа и недавно послужил там концептуальным центром сомнительной, довольно бессодержательной выставке, развернутой от безысходности в одном из залов Главного штаба -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4688948.html

- но "Остров мертвых", по крайней мере, обнаруживает непосредственную (куда более тесную, чем размещенный на обороте стенда "Пейзаж с болотом" Саврасова!!) связь с темой и героем выставки; тогда как, скажем, глядя на "Вихрь" Малявина предлагается послушать в наушниках рахманиновские "Колокола"... тут и ассоциация не столь запросто уловимая, и в принципе целеполагание (смотреть на картину - хрестоматийную, из постоянной экспозиции музея, в наушниках под музыку) спорное. В целом, разумеется, задача - подать Рахманинова композитором не просто "русским", но и "православным", ради чего, помимо Нестерова с "пустынниками" и Попова с "богомольцами", здесь висят новгородские фрески - снятые впоследствии со стен и запечатленные непосредственно с натуры художником Петровичевым еще в 1910-м, а также этюд Ге (православными в свое время гонимого) к картине "Выход Христа с учениками после Тайной вечери..." и (тоже далеко не каноническое)  "Утро воскресения" Репина... Впрочем, позднейший Репин (датировка под вопросом - 1925) так или иначе интересен, увидеть его большая удача, ведь как раз тогда, в середине 1920-х, престарелый мэтр не только не поддался на уговоры своего ученика, тоже известного русского художника Исаака Бродского, вернуться "на родину", но и, оставшись в Финляндии, пришел к технике письма, далекой от "передвижнического" реализма, но близкой к экспрессионистам, что на примере "Утра Воскресения" как раз прекрасно видно, а таких картин на территории РФ немного (из числа тех, что наследникам Репина не удалось эвакуировать в преддверии русской оккупации Финляндии) и еще меньше в основных музеях (эта картина приехала из питерской Академии художеств, куда мало кто заходит - а зря, между прочим! - но и там она не висит в постоянной экспозиции).

"Дети Великой Отечественной" - выставка словно еще более случайно и наспех, чем рахманиновская, сляпанная, иным вещам, ее составляющим, даже не пришлось залы покидать, где они размещаются на постоянной основе! Хотя кое-что, и на свой лад занятное, и внимания заслуживающее, добавлено... однако про логику концепции тут думали еще меньше, чем по поводу Рахманинова, хотя надо отдать должное, экспликация подробная и местами, в отноешнии произведений отдельно взятых, осмысленная, содержательная. С другой стороны, только руками можно развести, когда натыкаешься, к примеру, на бюст Анны Франк работы Цигаля... вот кто бы мне объяснил, по какой линии Анна-то Франк - "дитё Великой Отечественной", простигоспди?.. Впрочем, оказывается (но чтоб оказалось, надо вчитаться в вводный текст), затея привязана к документу, выпущенному ООН, а эта почтенная организация, как известно, всегда стоит на страже обиженных (вот прямо сейчас несчастных арабов в очередной раз пытается безуспешно защитить от израильской военщины, известной всему свету), так что "чужих детей не бывает", в свете чего и Анна Франк столь же "наша", как Крым с Палестиной. Потому несмотря на двусмысленность некоторых кураторских решений в тему идет что угодно - от картины "Фашист пролетел" Пластова, моим ровесникам и старшим памятной еще по цветным вклейкам в школьный учебник, до этюща к статуе "Воин-освободитель" Вучетича (не менее канонический солдат с ребенком на руках). Еще по части хрестоматии проходят "Партизанская Мадонна" М.Савицкого (она и так-то здесь висит обычно), залитое солнцем (и тоже из постоянной экспозиции) "Письмо с фронта" Лактионова (в другом зале, но как бы в пару к нему - диптих "сурового" Андронова "Письмо на фронт - письмо с фронта"), "Мать" Неменвского (к юбилею которого совсем недавно расширяли его персональный раздел ровно в этом же зале постоянной экспозиции), или на самом деле очень выразительный бюст-портрет мальчика в буденовке работы Исаевой, 1946, отнюдь не столь залихватско-оптимистичный и игривый, как "Юный десантник" того же Цигаля... Обязательный в таких случаях треш пошиба братьев Ткачевых или В.Ни (ученика Д.Жилинского) соседствует, например, с многофигурным живописным панно выдающегося и не вполне оцененного (хотя и не забытого вовсе) Евсея Моисеенко "9 мая" и "Военным хлебом" Юрия Пименова. Из более эксклюзивного тут - запечатленный полуголым в оконном проеме мальчик-подросток на холсте Мирзашвили "Был май 45-го", 1975, эффектная в своем роде картина Обросова "Встречая и провожая эшелоны", 1980, а особо я для себя выделил "Праздник Победы. Утро" Андрея Волкова, 1985 - на первый взгляд (а может, так и есть в задумке автора) совершенно благонамеренная и прекраснодушная картина, где изображен юный трубач на фоне панорамного окна с видом Москвы... и экспликация подает сюжет как приветствие нового поколения мирной жизни, за которую пришлось в недавнем прошлом сражаться... но городской пейзаж ошеломляет не просто полным безлюдьем на улицах, а вообще отсутствием каких-либо признаков жизни и деятельности человеческой, исключая разве что висящие красные флаги, в пространстве города, выхваченном панорамой довольно широкой, не обнаруживается ни автомобилей, ни газонов, ни хотя бы самого захудалого кустика... это мертвый город, это город мертвых, над которым трубит одинокий маленький трубач... как хотите, а зрелище скорее апокалиптическое, нежели торжественно-праздничное! Ну и вводящая в экспозицию (она, кстати, не выделена из основной, а встроена в нее по принципу "выставки-интервенции", но обозначена ярко-красными, цвета т.н. «знамени победы», этикетажем с экспликацией, отличающем "выставочный" контент от будничного) еще одна стопроцентно хрестоматийная вещь - "За мир!" Ф.Решетникова, тоже, как и "Фашист пролетел" А.Пластова, из "вклеек" в учебники... - способна озадачить своей неоднозначностью в предложенном контексте: на холсте 1950 года - полуразрушенный европейский город, задний план - демонстрация с красными флагами, очевидно, "антивоенная" (то есть по нынешним понятиям "за русь святую"), полицейские готовы ее разогнать на радость тут же замаячившим буржуям (эти, понятно, наоборот, "за войну"), а на переднем плане кучка юных оборванцев пачкает стену надписью на своем родном зарубежном языке... - в понятиях 1950 года вопросов, что к чему, не возникает, а сегодня и авторы пространной экспликации невольно "путаются в показаниях", уходя от политинформационной конкретики в обтекаемые квазиискусствоведческие формулировки.

Примерно на полдороге от войны к русскому композитору (ну или обратно) не пройдешь анфиладой мимо зала, отданного под юбилейную выставку Ирины Стерженецкой - да и на здоровье бы, но тут что характерно: таков нынче предел дозволенного в "современном искусстве" и тематического набора, и изобразительного языка: полуабстрактные, стертые до знака, но опознаваемые фигуры, белые лебеди, черные вороны, традиционная семья и родные просторы... во всех отношениях уныло и во всех смыслах бесперспективно.