Сашка

Когда я слышу фразу «нужно развивать детский
спорт, расширять сеть спортивных школ» и прочую довольно верную
стратегическую патетику, мне становится до тошноты грустно и
больно. Потому что у меня перед глазами маячит Сашка, бывший
коллега по работе. Сашка – это короткая нелепая история сломанной
жизни.
Началось всё в советское время. Классе в седьмом Сашка попал в поле
зрения футбольного тренера, который ходил по школам и смотрел, как
пацаны гоняют мяч. После этого делал предложение, от которого
сложно отказаться:
– Хочешь играть в настоящий футбол?
– За сборную?!
– Хм, чуть попозже, возможно, и за сборную.
Седьмой, восьмой, девятый, десятый классы Сашка практически не
учился. Двадцать восемь окрылённых пацанов гоняли мяч за юношескую
сборную Москвы, выиграли как-то раз страну и съездили даже пару раз
в Болгарию и ещё куда-то в ближний соцлагерь. На учёбу времени не
было в принципе. Тренировки, сборы, турниры, снова тренировки...
Кто прошёл через юношеский спорт, знает – в школе появляешься
набегами, а школьная программа идёт где-то на периферии зрения.
В конце школы Сашка раскрыл свой аттестат – отборная коллекция
троек. Спасибо и на этом. А тут и тренер подоспел с судьбоносным
решением:
из 28 человек играть дальше в Большой Футбол идут ты и ты.
Остальные 26 – свободны.
И на улицу вышли двадцать шесть выпускников с троечными аттестатами
на руках, знающие математику на уровне начала седьмого класса (до
появления серого кардинала их судьбы), и со страшной дырой в сердце
– они ведь оказались никчёмным «статистическим материалом». Не
каждый день такое узнаёшь.
– Нет, мы, конечно, знали, что из всей толпы дальше по футбольной
карьере пойдут далеко не все, а только самые способные, но чтобы
так – два из двадцати восьми – нам не говорили до последнего
дня.
Закономерно провалив вступительные экзамены в два института, Сашка
загремел в армию. Через два года пошёл на завод, покрутил гайки,
потом уволился. Потом опять куда-то тыкнулся, потом ещё… Меняя
непритязательные работы одна за другой, Сашка дорос потихоньку до
верстальщика газеты.
Ему 45. Он высок и плечист (физподготовка молодости никуда не
делась). Но говорит он очень тихо и будто втянув голову в плечи. В
глаза смотреть боится. Только с очень близкими людьми он поднимает
от пола свои голубые треснувшие зеркала – глаза обиженного,
переломанного пополам ребёнка.
Он так и не смог оправиться от того удара в 18 лет, когда
получилось, что просрав четыре школьных года, он оказалось не нужен
футболу, в знаниях дыра, а аттестат такой, что только в толчок на
использование.
Сломанный великан с потухшим взглядом и пришибленным голосом. Так и
не нашедший себя в жизни. Волшебная добрая душа, но абсолютно
ведомый, которым помыкают все, кому не лень. На которого может
наорать двадцатипятилетняя офисная сучка.
Его никогда никто не назовёт Александр Николаевич, хотя ему 45 и у
него семья и двое детей. Сашка. Ты радовался до слёз, когда я купил
вертолёт на радиоуправлении, и мы стали гонять его по нашему
кабинету, а потом и в коридоре на работе. Настоящая беззаботная
улыбка счастья. Счастье человека, который на минуту вернулся в свой
беззаботный седьмой класс. И, увидев там в углу воспоминаний
пыльный кожаный мяч, не пнул его, а оставил пылиться в углу. И
никогда бы не пнул. Никогда. Никогда. Никогда. Никогда.
|
</> |