Самый уникальный декабрист, высланный из ссылки
mysea — 08.10.2025

Дмитрий Завалишин
Вчера перечитывала воспоминания декабриста Завалишина. Очень веселилась. Просто представила себе, как весь экипаж адмиральского корабля рыдает навзрыд. Рыдают матросы на палубе, рыдают кочегары в трюме, солит еду своими безостановочными слезами кок на камбузе. Впереди всех стоит сам адмирал Кроун, выпускающий из глаз, как клоун в цирке, две могучие струи слез. Палубу уже заливает слезами, когда херойский Завалишин выхватывает у всхлипывающего моряка кучу обреченных на утопление мундиров и раздает их матросам под восхищенным взглядом вытирающего потоки слез адмирала.. И плевать, что матросам незачем рыдать над впервые увиденными офицериками, обвиненными в измене царю и отечеству. Просто любит матросня поплакать. Плевать, что не при каких обстоятельствах не было бы позволено нарушить приказ и не совершить символического утопления мундиров, да и что команде с этой одежкой делать? Разве что пропить немедленно
В общем , представьте картину вопящего и рыдающего экипажа корабля, палубу затопленную слезами, адмирала, брызжущего потоками из глаз и заламывающего руки, офицеров, кидающихся
«Наконец, 10-го июля 1826 г., нас разбудили в полночь. Мы оделись и вышли во внутренний двор крепости. Мы все были очень рады, что увиделись друг с другом, и грозные приготовления не имели ни малейшего влияния на расположение духа, который был, напротив, настроен как-то торжественно, так что на наших лицах выражалось торжество, тогда как офицеры и начальники войск, окружавших нас, были глубоко смущены и не выдерживали нашего взгляда. Начались шумные разговоры и расспросы, но скоро моряков отделили и, посадив на пароход, повезли в Кронштадт на флот, так как исполнение приговора над моряками должно было произойти на адмиральском корабле.
Вся дорога прошла в оживленных разговорах, и нам было очень весело. В шесть часов утра мы прибыли в Кронштадт, но прошли его и направились к стоявшему на большом рейде флоту под командою адмирала Кроуна, англичанина. Все люди на иностранных военных и купеческих кораблях находились на мачтах, чтобы удобнее рассмотреть, что будет происходить на адмиральском корабле.
Пароход пристал к парадному всходу флагманского корабля. Мы стали всходить на палубу, и тут нас ожидало новое торжество. Командир корабля и офицеры встречали нас пожатием руки, и стоявшие вдали приветствовали знаками. Началось чтение приговора. Старик адмирал не выдержал и зарыдал. Плакали навзрыд матросы и офицеры: многие из последних не могли перенести сцены и, замахав руками, бросались вниз
Одни мы сохраняли горделивое спокойствие. Вдруг я вижу, что лейтенант Бодиско, который был приговорен только к разжалованию в матросы, к меньшей степени наказания, заплакал.
„Что это значит, Борис?“ – спросил я его. Он бросился к моим ногам и сказал: „Неужели думаете Вы, Дмитрий Иринархович, что я по малодушию плачу о своем приговоре? Напротив, я плачу оттого, что мне стыдно и досадно, что приговор мне такой ничтожный и я буду лишен чести разделить с вами ссылку и заточение“ '.
Эта сцена произвела потрясающее действие. Многие из матросов, державшие ружья на караул, как следует при чтении указов, взяли ружья под курок и утирали кулаком слезы, буквально потоком лившиеся по их мужественным лицам. Когда отобрали у нас мундиры и принесли солдатские шинели, положа их в груду, то я начал раздавать их товарищам и сказал им: „Господа, будет время, когда вы будете гордиться этою одеждою больше, нежели какими бы то ни было знаками отличия“.
Мундиры велено было потопить, так как на корабле нельзя было жечь их, что делали с мундирами тех, над которыми исполняли приговор в крепости. Но я не дал бросать мундиров в море, а роздал все матросам, и никто из начальников не решился тому препятствовать. (адмирал такой :" Что? Царский приказ? Нет, не слышал, что это?" Офицеры такие :" А давайте и свои мундиры утопим в знак солидарности и вместе утопимся!") Затем мы сошли снова на пароход, но, пока происходила вышеописанная церемония, офицеры с корабля позаботились отправить на пароход вкусный завтрак, чай, кофе, так что возвращение наше совершилось еще веселее, нежели передний путь».
В общем, экипаж корабля плакал всем экипажем.
Да, Завалишин был личностью странною, если не сказать психически нестабильной. Во время следствия сам себе наговорил на первую категорию, выставил себя чуть ли не руководителем заговора, хотя на площадь 14 декабря не ходил, официальным членом тайного общества не был (изобрел свое собственное)... Поехал в Сибирь. Думаете, он в Сибирь не хотел? Очень даже хотел. Именно там он нашел своё место в жизни.
Как только Завалишин прибыл на каторгу, он начал писать жалобы. Жаловался он на всех: на надзирателей, на простых каторжников, на начальника тюрьмы, на губернатора, на поваров, словом, никто не ушел обиженным. Писал он оооочень много свойственной ему безумной и темпераментной манере. Ну, прочтите вышеприведенный отрывок и представьте себе жалобы. Вспоминается один из геров "Собаки Баскервилей", любимым делом которого было сутяжничество со всеми и по любому , даже самому бредовому, поводу.
И так ему это дело понравилось, так он втянулся, что ни за что не захотел останавливаться. Цель ничто, движение все. Или " у самурая нет цели , только путь". Никакие помилования, никакие уговоры вернуться в цивилизацию и зажить нормальной жизнью не подействовали. Был помилован в 1856 году, но не сделал даже попытки оставить Сибирь
Теперь вишенка на торте. Завалишин - единственный в мире человек, которого выслали из места ссылки. Только в 1863 году губернатору удалось добиться царского указа о принудительной высылке Завалишина из Сибири в Центральную Россию . Но , как не остановить бегущего бизона, так не остановить господина декабриста. Когда писать жалобы надоело, бывший ссыльный принялся за своих товарищей по каторге. Он настрочил множество воспоминаний с шокирующими разоблачениями: кто сифилисом болел, кто развратом прямо в каземате занимался… Но любопытные воспоминания, на самом деле. Вот деталь-пояснение, как «отбывали срок» в Петровском остроге государственные преступники-декабристы: «Надобно сказать, что потребность провизии развилась до больших размеров вследствие несоразмерного количества прислуги, которую держали как в каземате, так и в домах некоторых женатых. У Трубецкого и Волконского было человек по 25; в каземате более сорока. Кроме сторожей и личной прислуги у многих, и у каземата были свои повара, хлебники, квасники, огородники, банщики, свинопасы…»
Консольные столики: стильные акценты в интерьере
# 28 КРОЛИК В СЛИВОЧНОМ СОУСЕ С ВЕШЕНКАМИ
Листая старые подшивки
На горе Орлиной
Закончилось в сентябре: худшая и лучшая косметика
Пряник «Московская мостовая». dejur.
"Тиша"
Нежные дамы индийскому набобу
А как гордо он стоИт, как улыбается)

