С ПЯТОГО ПО ВОСЬМОЙ, продолжние

perebeia — 27.03.2013

Именно эти годы помню очень плохо. Слиплось все, как страницы в старой книге. На каких-то страницах открывается, и можно все прочесть, а какие-то не раздерешь уже.

Вставала я поздно, если не надо было идти в музыкалку или на тренировку. Старшие классы во вторую смену учились. Родители были на работе, а бабушка меня не будила. После завтрака садилась за уроки. За круглым обеденным столом в зале заниматься было неудобно, локти свисали. Усаживалась я в кухне, отвернув клеенку и подстелив газетку. Рядом на другом конце стола бабушка резала овощи или мясо, лепила пирожки. Или дед, когда жил у нас, перебирал гречку. Так и вижу его за этим занятием. Рассыплет горстку на столе, выберет мусор, переложит чистое в кастрюльку. Руки, пальцы, такие же как у меня, только побольше. Последний раз это сходство поразило меня, когда он умирал в больнице. Такая же рука, как у меня, поверх простыни, только уже мертвая. И точно такая же у моего прадеда на фотографии.


А пока мои пальцы скрипят перышком авторучки, а такие же дедовы перебирают гречку. Перед занятиями у меня всегда взыгрывала немецкая кровь. Я раскладывала слева стопочкой учебники, в том порядке, а каком буду делать уроки, начиная с самых трудных, а справа в том же порядке тетради. И скрупулезно выполняла все задания. Дед ворчал на что-нибудь, не так ручку держу, не так посчитала, изредка похваливал, а с бабушкой мы просто болтали, это мне не мешало уроки делать. Потом меня пытались накормить обедом, дед ворчал, что я поздно завтракаю, и поэтому ухожу в школу без обеда, бабушка отступалась и обещала не говорить маме, совала мне деньги на школьный буфет. В который было не пробиться на перемене. После школы я докладывала отметки, рассказывала что было интересного, родители тоже рассказывали, как у них день прошел, и бабушка тоже, все было всем интересно и бурно обсуждалось, обычно за ужином. Если завтра музыка или тренировка, я садилась за уроки, а потом за пианино. Если нет – сразу за пианино. В 9 все смотрели кино по телевизору, а потом шли гулять на часок перед сном. Покупали что-нибудь вкусненькое в магазине, чтобы поесть на ночь. Мы еще не знали, что это вредно. Гуляли по Первомайской до восьмиэтажек и обратно. Встречали знакомых на каждом шагу, все после кино выходили погулять, обсуждали фильмы и так болтали. Такое примерно было у меня расписание дня.

Фото начиная с 7 класса есть плохенькие, одноклассник Юра снимал.





Учителей остальных помню плохо. Помню ботаничку, по прозвищу Семяпочкя. Так она произносила. Помню учебник ботаники. Гербарии, которые мы собирали. Надо было найти непременно петунию, на ее примере мы изучали и корни, и стебли и все остальное. Наверное, у нее были ярко выраженные типичные признаки всех растений. Помню засушенную розовую петунию у себя в тетрадке. Как я ее искала и сушила, и даже между страницами какой книги мы ее с бабушкой закладывали сушить, Кряква называлась книга, про утку естественно. До сих пор стоит на полке, со следами засушенных растений. Как-то при переезде, уже я замужем была, она вдруг раскрылась, когда я ее на полку ставила, и оттуда посыпались сухие цветочки… я не смогу описать свои чувства тогда. Разве спеть – цветок засохший безуханный в забытой книге вижу я. А вообще ботаника мне очень нравилась, и зоология, и биология потом. Хотя особо любимых предметов не было, как и ярко выраженных способностей к чему - либо, все как-то ровно.




Хотя нет, конечно, русский и литература мне нравились больше всего. Вели их муж с женой, оба Евгении. Мы их звали Евгений и Евгеша. Она вела русский, он литературу. Трогательная пожилая бездетная пара, всегда ходили под ручку, везде вместе. Он был умницей, и литературу преподавал прекрасно. У него были всегда смеющиеся глаза. Пока он ее вел, я не получила отвращения ни к одному пройденному с ним произведению, как случалось в старших классах, когда пришла другая преподавательница. Иногда он увлекался и говорил о чем-то, чего нет в учебнике, и чего мы не должны были проходить. Слушать его было одно удовольствие. А еще я любила писать сочинения, очень любила. Евгений не просто ставил отметки, а давал настоящую рецензию. Помню, я особенно постаралась в каком-то сочинении, все красоты природы описывала. А он сказал, что это сладкая водичка, и если ее выжать – ничего не останется. Хотя пятерку все равно поставил.


Евгеша была попроще, но предмет свой знала хорошо. Мне нравились все эти правила, склонения и спряжения, честное слово нравились. Хотя грамотность, видимо, природная, ошибок и так не делала почти. Но все эти законы правописания мне были интересны сами по себе.



Однажды Евгеша меня пристыдила. Я перебрасывалась записками с соседкой по парте, важный вопрос нужно было обсудить, я была долго в ссоре со своей лучшей подругой Олей, и осталась одна. Вот соседка по парте и предлагала мне кандидатуры в новые подружки. А Евгеша перехватила и отобрала наши записки. На переменке подозвала меня, но ругала вовсе не за саму переписку на уроке. А за то, что назвала одну из кандидаток в подруги дурой. На вопрос, почему бы мне не подружиться с Машей, ответила – потому что она дура. И это была чистая правда. Евгеша сказала, что просто потрясена. И от меня не ожидала. И по каким это критериям я ее в дуры записала? Книжек мало читала? Математику с трудом осваивает? А может, она что-то другое умеет лучше меня? Вышивать или шить, дружить, наконец, или станет хорошей женой и матерью? Такой подход меня поразил. У нас дома ум ценился больше всего, главный был критерий. Хотя, подружки мамины все были простушками и умом отнюдь не блистали. А у папы друзья были фронтовые. А тутошние тоже были, конечно, но все же не такие уж, чтоб прямо вот друг и все тут. Приятели скорее. А с фронтовыми он переписывался до самой их смерти, и встречался периодически.

Больше никаких учителей и предметов не помню. Только по второстепенным предметам. Учителя пения Юрия Андреевича. На перемене дежурный приносил баян из учительской, и начиналось. До звонка на нем успевали все поиграть. С приходом учителя веселье не прекращалось, унять его он был не в состоянии. Обиженно смотрел на нас из-за своего баяна, выдворял самых обнаглевших из класса, но могли и не послушаться. И все же мы что-то пели.



- Ваезжает маршал из больших ворот

Это Женька Дворянинов фальшивит басом на весь класс

- Листики осенние падают, кружат

Это мне запомнилось в исполнении Риммы. Ее голосом. Рядом сидели наверное.

И прочую ерунду такую же пели. И еще хором на всяких праздничных сборах.

- В маленьком и тихом городе на Волге, там где катит волны мать Сибирских рек… чего-то там не помню, короче, родился великий человек. И припев, страстно и торжественно
-ЛЕЕЕЕЕЕНИН, это весны цветенье.

Мы даже по телевизору выступали с этим хором. Готовились, фартучки-бантики наглаживали, везли нас зимой на трамвае на другой край города. Тогда эфир только прямой был. А папа меня напутствовал – ты нам уж подмигни с экрана. Ну, я и подмигивала старательно, как камера на меня вытаращивалась. Посреди этого ЛЕЕЕЕНИН, это победы клич. Хорошо, что времена уже не сталинские были, пересажали бы всех еще. И самое обидное, что все на работе были, и никто передачи не видел, зря подмигивала.




Помню учителя рисования, такой тонкий-изящный-бледный. Его тоже никто не слушал, все орали, ходили по классу, дрались альбомами. Рисовать я не умела совершенно. Не знаю, как это называется, если начисто лишена дара что-то изобразить, даже самым примитивным образом. Вобщем, назовем это изобразительной дислексией. За меня рисовал Женька, сосед по парте. А я писала за него сочинения и решала задачки.

Уроки труда у нас были самые разнообразные.
Домоводство, которое вела у нас Нина Мефодьевна. Учила шить, взять, штопать, готовить. И многому и вправду научила. Вот штопать только никак у меня не получается.
Слесарное дело. С изготовлением совков для мусора, точением каких-то болванок, зажатых в тиски, сверлением на сверлильном станке, и даже на токарном чего-то вытачивали. Зря я свой совок выбросила. Надо было на память оставить. Долго он нам служил. Столярному делу обучали почему-то только мальчиков, пока у нас было домоводство.
Электротехника. Могу проводку провести наружную, со всеми шариками-роликами.
Мастерские стояли отдельно во дворе, до сих пор стоят, хотя школа у нас теперь школа искусств, балету и художествам обучают. Может, теперь там балетные станки стоят и мольберты, не знаю.




Физкультуру помню почему-то лучше всего, хотя терпеть не могла. Сначала у нас был Ермолаич. Обычно он вызывал из строя какую-нибудь девочку и стоял, обняв ее, пока другие маршировали и делали упражнения. Потом снова ставил в строй и вызывал следующую. Что это означало, мы не знали. Может, он был педофил, но мы такого слова тогда не знали. Потом он исчез куда-то, и его сменил Владимир Васильевич. Этот был просто фашист. Гонял нас до полусмерти. Начинался урок с переклички.

- Аширова
-Я!
- Басырова
- Я!
- Почему не была на прошлом уроке?
- Болела
- Справка есть?
-Нет
- Почему?

Сказать перед всем строем, что у тебя были месячные, невозможно. Басырова краснеет, бледнеет, томится, мальчики перехихикиваются. И так каждый раз. Накрасневшись вволю, нажаловалась маме. Она поговорила с физруком. Ей он объяснил, что девочки наглеют, и под видом месячных пропускают уроки по три раза в месяц. Но меня больше не допрашивал.



Наконец поверка окончена, равняйсь, смирно, вольно, шагооом… марш! Быстрым шагом.. на пятках.. на носках.. бегом марш… кругов десять так. И когда уже дыхалка отказывает – с ускорением, бегом марш! И когда уже готова упасть, наконец раздается команда - легким бегом. И тут наступает какое-то чудо. Второе дыхание. Кажется, ты можешь сейчас не только побежать, но и полететь. Каждая мышца ликует, весь организм поет. Испытать бы еще хоть раз в жизни это. Хотя, испытала, не так давно, несколько лет назад: ) Было дело. Нужно было срочно грядки докопать, и на электричку успеть. Вот я и наяривала в темпе. И все боялась, что сил не хватит на электричку дойти. И к концу вспашки испытала это чувство мышечной радости. Так бы и копала до ночи.

После разминки мы занимались разными видами спорта. Бегали, прыгали, метали мячи и гранаты, летом на улице. Бегала и прыгала я так себе. На троечку. Выручала гимнастика. Это у меня получалось лучше всего, и на брусьях, и на кольцах, и через козла прыгать. Тут уж я торжествовала за все насмешки за мои прыжки и эстафеты с терянием палочки и недолеты мячиков. Ни у кого ничего не получалось в этой гимнастике, только у меня пятерка была. За счет этого получалась в среднем четверка.



А в конце урока иногда играли немного в баскетбол, это было здорово. Или эстафета чаще всего. Азарта этой эстафеты я не понимала никогда. Только боялась уронить мячик, упасть, и чтобы из-за меня проиграла наша команда, сожрут. Затем Владимир командовал:

- А теперь проигравшая команда везет круг почета выигравшую.

Это означало, что мне на плечи сейчас запрыгнет Анька Чернышева, самая толстая и самая противная девочка в классе, стоящая за мной по росту. И не просто толстая, а так туго набитая, что весит почти тонну. И мне надо будет тащить ее круг вокруг спортзала. Узнав об этом, мама пришла в ужас. Она сама преподавала в физкультурном техникуме. Пошла опять к Владимиру. Напомнила ему, что девочкам в этом возрасте больше 5кг поднимать никак не рекомендуется, не говоря уж про 70. Он согласился. И отныне команда его звучала так:

- Лившиц, выйти из строя. Для остальных: команда побежденных везет команду победительницу круг почета.

Это было еще хуже, чем тащить толстую Аньку.




И последнее испытание перед отпустом с урока – подъем по канату. Опять каждый вызывался по журналу и должен был лезть по канату до потолка, или докуда там сможет, перед всем строем. Сухолядые и маленькие взлетали мигом. Остальные пыхтя и с трудом. Толстая Анька почему-то взбиралась больше чем до половины. И были два мальчика и две девочки, которые вообще не могли взобраться, ни на пядь. Но должны были повторять бесплодные попытки перед всем классом каждый урок. Висеть, как сосиска, под комментарии физрука, что руки у тебя как лапша. Вальку (мальчика), отпускали иногда, только когда до слез доведут. Нужно ли говорить, что одной из этих лапшеруких девочек была я. А второй – моя лучшая подруга Оля. Вместе как-то не так обидно было болтаться и терпеть насмешки. Но однажды произошло чудо. Вызвали подружку Олю, все приготовились улюлюкать, и вдруг она как перышко взлетела под самый потолок. Не знаю, что произошло. И сама она объяснить не смогла, но залезть по канату для нее с тех пор стало раз плюнуть. Я была уверена, что и со мной произойдет то же самое. Радостно даже уцепилась за канат в свой черед, и ничего подобного… хоть бы на сантиметр поднялась! Ни разу в жизни мне это так и не удалось.



Зимой нас гоняли на лыжах. Это было хуже всего. На три, на 5 км на скорость. Ходить-то на лыжах я умела, сколько угодно, хоть весь день, но на скорость! Ничего я не умею делать на скорость. Нет, я не копуша, и довольно быстро все делаю. Но если мне сказать сроки – три минуты, к такому-то числу или часу… все. Меня просто парализует. Я бы, может, и за минуту все сделала, и даже раньше срока. Но сам этот срок меня давит и выбивает из колеи. И опускаются руки, и ничего я не могу делать. Все мне надо анлимитед.

Еще был спуск с горы. Удивляюсь, как мы бошки себе не переломали все. С совершенно отвесных склонов. Кто черниковские – знают, наверное, этот спуск от моста через железную дорогу. Не знаю, есть ли он сейчас, там вроде теперь дорога асфальтированная, а тогда дикое место совсем было.
Урок физкультуры был по расписанию среди других уроков. Нужно было тащить лыжную форму, лыжи, успеть переодеться перед уроком и после. Никаких душевых конечно. Иногда после этих гонок сидели писали контрольные или диктанты. Очень радовались, когда урок физры последним попадал в расписание.



Еще устраивали спортивные дни. Это я в 7 классе прыгаю на таком спортивном дне на фотке.

А еще я ходила в разные секции спортивные. Какое-то мазохистское было у меня стремление к спорту, который мне совершенно не нравился. То ли модно это было, и все ходили, то ли еще чего мной руководило, разве вспомнишь теперь. Дольше и успешнее всего я занималась баскетболом. Тренеры одолевали. В 7 классе я была 173см. И все думали, я еще вырасту же, метров до двух. А я перестала расти совсем после 7 класса. Но тогда дула ввысь многообещающе, тренеры не давали мне покоя и уверяли, что к 10 классу я буду мастером спорта. В это я почти поверила, когда в первой же игре с секцией соперников, я только неделю как заниматься начала, тренер вдруг выпустил меня поиграть, и я тут же забила гол с перепугу. И вообще нравилось мне в баскетбол играть. Правда, азарту не хватало. Никогда я не была азартной. Только в преферанс:) Но баскетбол пришлось бросить. Я просто не успевала, в музыкалку же еще ходила. Но кроме баскетбола перепробовала еще кучу всяких секций. И в старших классах уже, и в институте. Лыжи, коньки, настольный теннис, по гимнастике все же третий разряд получила. И больше ни в чем не преуспела. Равно как и в музыке тоже. Только время провела. После рождения Маши у меня к спорту выработалась стойкая идиосинкразия, я даже на физкультуру в институте не ходила, добывая липовые освобождения или такие же липовые зачеты. О чем теперь сожалею. Может, не растолстела бы так. Но я казалась себе тогда пожилой уже дамой, которой как-то несолидно бегать и прыгать. Особенно, помнится, в 25летие свое я усиленно с молодостью прощалась навеки, жизнь приближалась к закату и старости.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив