Русские крестьяне вспоминают о жизни в советских колхозах — Прасковья

von_hoffmann — 07.09.2022

На фото: Русские крестьянки-колхозницы. СССР. Первая половина 1950-х гг.

ПРАСКОВЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ГРАКОВИЧ
родилась в 1912 г. в с. Белогородка нынешней Кемеровской области.

Коллективизацию я помню хорошо. В то время было столько невинных душ погублено, что до сих пор вспоминаешь с дрожью. Ведь пострадали мы, деревенские жители. А сколько беды и горя принесла коллективизация тем невинным людям, которых ни за что, ни про что сослали. И это награда от государства за их добросовестный труд ради своей семьи?!

[Разговор о «награде», возможно, зашёл потому, что с 1925 г. по 1927 г. в стране проводилась политика материального и морального поощрения, как тогда называли, «культурных» крестьян. В их число попадали наиболее предприимчивые крестьяне, которые вели своё хозяйство, используя самую современную агротехнику. О таких хозяйствах писали газеты. Их владельцы ставились в пример другим, награждались подарками на слетах, выставках, конференциях и пр. В годы коллективизации именно такие хозяйства и разорялись в первую очередь как кулацкие].

У нас в семье было семь детей, я - самая младшая. Мы в то время держали две лошади, две коровы, 15 овец, 12 свиней и птицу. Нас за это чуть было тоже в кулаки не записали. Помню, в один из вечеров отец пришел домой расстроенный, к тому же пьяный. Как только зашел в хату, так ноги-то у него и подкосились. В тот вечер я впервые увидела, как отец плакал. Плакал горько, громко, навзрыд. Когда он успокоился, то сказал маме: «Ну, мать, нас, чуть было, в кулаки не записали. Да, слава Богу, эта участь нас миновала». Оказывается, он напоил самогоном самого главного начальника. И тот в пьяном угаре, мол, по дружбе, обещал, что оставит нас в покое. Слава Богу, он сдержал свое слово.

Наутро к нашему соседу, Филиппу Лаврентьевичу, подъехали три подводы с красным флагом. На первой подводе, помню, было написано на красной тряпке: «Ликвидируем кулаков, как класс». За три часа из хаты всё было перенесено на подводы: постельные принадлежности, обувь, зерно в мешках. Выгнали поросят, коров, лошадей. А хозяина, его жену и сына Федю посадили на телегу и увезли неизвестно куда. Отец со старшими моими братьями в это время в поле был. Мама как увидела, что приехали к соседу, вся побледнела, задрожала. Мы затихли. До сих пор помню, как мама упала на колени перед иконой и молилась, молилась, молилась...

Когда телеги проезжали мимо нашего дома, мы украдкой на них поглядывали из окна. Сердце замирало от страха. Но телеги возле нашего дома, слава Богу, не останавились. В напряжении мы жили около недели. Не знали – раскулачат, не раскулачат. За это время успели раскулачить еще восемь хозяйств в нашей деревне. Так страшно было! Такая была безысходность! Как это было несправедливо! Ведь это были самые трудолюбивые люди. Те, которые работали день и ночь. Наемного труда они не применяли. Свои семьи были большие — от 9 до 14 человек. У них хозяйство было хорошо налажено, исправно жилище, в порядке скот, удобрена земля. За свое усердие они получали хороший урожай, молоко, мясо.

Те, кто их раскулачивал, были голодранцы из голодранцев. Это те, кто пьянствовал, да по вечерам в карты играл. Они для своей коровы и лошади сено не могли заготовить. Вот и докатились до полной нищеты. Таких было немного. Но на сходках они кричали больше всех. Вот из таких проходимцев создали комитет бедноты. И им было дано право решать судьбу тружеников.

Ещё в 1928 г. нас сгоняли во всеобщую коллективизацию без подачи заявлений. Забрали лошадей, инвентарь. А потом, не помню в каком месяце, объявили о роспуске колхоза. Люди с радостью потащили по домам каждый свой скот, инвентарь. А тут опять стали гнать в колхозы. Теперь каждому надо было писать заявления. Многие стали сопротивляться. Уже знали, с чем едят этот колхоз. Писать заявления отказывались. За это их зачислили в кулаки, а кого - в подкулачники. Поразорили их дома. Землю с посевами забрали в колхоз. Отец с матерью тоже записались в колхоз. Куда нам было деваться?

Началось светопреставление! В колхоз надо было сдать всю живность: лошадей, коров и даже кур. Все были перепуганы властью. И стали спешно резать скот, прятать зерно. Начались повальные обыски и реквизиции. У кого находили, раскулачивали. Насильственно собирали людей и ночью увозили неизвестно куда.

Люди начали работать в колхозе. Да разве это работа была? В первую же зиму без кормов пал скот. Особенно тяжелое положение создалось с лошадьми. Пришла весна, надо пахать и сеять. А чем? И вот поехали, стыд и срам сказать, на годовалых телятах. На плуг запрягали по 8-10 телят. Никто такого сраму никогда не видывал! Работа в колхозе была тяжелой — с утра до позднего вечера. Женщины работали наравне с мужчинами. Своего первенца Василия я в поле родила. Понятия о декретном отпуске мы и вовсе не имели. День я дома отлеживалась, а через сутки пришел ко мне председатель колхоза и
говорит: «Ты что это, Паша, дома разлеживаешься. Ведь пора-то урожайная, работать надо». И пришлось мне Васеньку моего с собой в поле брать, ведь муж-то тоже работал. И оставить дитя дома не с кем было.

Когда мы вступали в колхоз, агитаторы - уполномоченные обещали нам, что жизнь в колхозе будет легкой, что снабдят деревню сельхозтехникой, что тяжести крестьянского труда не будет. Однако только через год у нас в деревне появился колесный трактор, конная молотилка и конная жатка. Да и председатели себя не оправдывали. Они ведь были бедняками из бедняков, которые до коллективизации не работали, а только смолили махорку на завалинках. А уж в колхозе работать им было и вовсе не к чему. Меняли их ежегодно. Да что толку!

При организации колхоза нам вручили грамоту от высшей власти, в которой было сказано, что земля колхозникам вручается навечно и бесплатно. Не думали мы тогда, что этой грамотой прикрепляем себя к земле, как крепостные, прикрепляющиеся на бесплатный труд.

[Речь, видимо, идет о Примерном Уставе сельскохозяйственной артели, принятом Всесоюзным съездом колхозников-ударников и утвержденном СНК СССР и ЦК ВКП(б) 17 февраля 1935 г. «Земля […] закрепляется за артелью в бессрочное пользование, т. е. навечно, и не подлежит ни купле-продоже, ни сдаче артелью в аренду», - говорилось в нем (см. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917-1957 гг. Т.2. С. 519)].

Найдено здесь: https://oboguev.livejournal.com/6630682.html



или

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив