Рука бога.

domminik — 26.01.2014 Нет, я вовсе не обязан это делать. Это не входит в мои рабочие обязаности.
Но когда работаешь в коллективе достаточно долго, многому учишься и помимо. А если коллеги люди хорошие, да кто-то заболел и вместо трех медсестер, всего одна...
Амелия вовсе не так уж стара, ей всего шестьдесят три. Посмотришь с первого взгляда - чистенькая, пожилая женщина, мелкими неспешными шажками идущая в категорию бабушек.
И только остановив взгляд на ее глазах, понимаешь, что Амельке не больше трех месяцев.
Глаза ее, широко открыты и в них светится тот свет, который возникает на экране включаемого ноутбука, когда электричество уже пошло, а изображения нет. Еще нет. Но это у ноутбука.
Амелия не всегда была такой. Как написано в ее биографии, была замужем, родила двоих сыновей, работала в магазине и однажды попала в авто-аварию.
Машина всмятку, а сама она осталась целой, если не считать того, что постепенно стал пропадать сигнал. Ну знаете, снова как в ноутбуке - когда шина надорвется, экран мигает сперва, прежде чем погаснуть.
Амелия начала внезапно все забывать, потом появились провалы в памяти, ей пришлось оставить работу. Муж с ней развелся, а сыновья отдали в приют. Оба хорошо зарабатывают и могут себе это позволить. Но вот не навещают ее уже последние десять лет.
А всего Амелия у нас двадцать...
Двадцать лет такого существования. Она может сама принимать пищу, только надо следить, чтобы она глотала прежде чем снова поднесет ложку ко рту, чуть придерживать ей руку, у запястья. Она покладистая, ждет.
Еще она много ходит по коридору, держась за поручень, иногда берет за руку персонал, чтобы с ней погуляли вместе. Еще она, когда у нее хорошее настроение, хлопает в ладоши. Иногда настолько сильно, что у нее лопается кожа на руках.
А больше она не может ничего.
В принципе, моя работа это с ней в нашем садике гулять и в кубики играть. Да, больше ничего.
Но когда запареная медсестра Хельга носится между двадцатью больными, отчего бы мне Амелию и не покормить. Я умею.
Могу и пролежень намазать и перевязать, ничего сложного.
Вообще, от природы я чудовищно брезглив. Просто как Маяковский, который пил пиво всегда с левой руки, чтобы губами попадать в тот край кружки, с которого только левши пьют, а их, как известно, мало.
Но когда я работаю с больными, куда-то моя брезгливость испаряется. Мне даже неприятно думать, что это не то что мне, а кому-нибудь может быть противно. Нет, конечно, работаем мы в перчатках, да дело разве в том.
Я просто знаю, что этому человеку никто сейчас кроме меня не поможет. И мою работу даже никто не сможет проконтролировать. Можно ведь ухаживать за больным добросовестно, а можно так, чтобы только видимость была, а там разберись, ты-ли схалтурил или больной сам повязку сорвал или сдвинул - это сплошь и рядом. Жаловаться, сами больные, чаще всего, не могут. Многие из них не лучше Амельки, а некоторые и в худшем состоянии.
Сегодня, однако, Амелька после обеда захотела поиграть и мы уже почти построили большую водонапорную башню (вернее строил я, а Амелька старательно подавала мне кубики, я называл ей цвет, а она подавала мне пусть не его, но по ее мнению, похожий.) я вдруг заметил что она как-то странно ерзает.
Мимо пробегала запаренная Хельга, озабоченно охнув на ходу - "Макс, она кажется хочет в туалет, не успеваю совсем..." - "Фигня!" - крикнул я. Отведу. Подумаешь, делов-то.
Штаны снял, на толчок посадил, и как дело сделано - зови персонал. А если не сделано - штаны натянул человеку и марш гулять дальше. Ну, я так видел, ходил специально смотреть, как медицинский персонал работает, я ведь любопытный.
Я вытащил последний, красный кубик у Амелии изо рта, привычно бормоча: "Амелька, нельзя кубики есть!" и потащил ее в сторону туалета...

Открыл его, запустил туда подругу и закрыл за собой дверь. И вот тут я увидел, что Амелька, именно та Амелька которую я кормлю с ложки уже последние полгода, с которой гуляю по зимнему саду под ручку, моя подружка уже, кажется меня боиться...
Как только я взялся за резинку ее штаников, она суетливо затопала к выходу и вцепилась намертво в дверную ручку. В глазах ее засветился настоящий ужас.
Знаете, оказывается чувства наши, не угаснут еще долго после того, как угаснет разум...
Однако - что делать?
Нет, я не мало снял женского белья со здоровых женщин, но никогда не делал этого насильно, да и сейчас - боже меня упаси.
И вообще, я так горжусь своей работой, не работаю, а служу, ну, там, хорошее дело, настоящее, каждый из нас молодец, мы - руки бога! А вот вы зря смеетесь, кстати. Если парализованый человек лежит целый день даже в теплой, уютной комнате, ему, знаете, несколько скучно и одиноко. И единственный кого он увидит за целый день, это будете именно вы. Это накладывает определенную ответственность. И если вы его вовремя перевернете на бок, это будет настоящее блаженство для него, не знаю, молил ли он об этом кого-либо там, на небесах, но если это таки произошло, то только посредством вас.
Так что извиняйте, некоторый пафос оправдан.
Но сейчас мне было не до пафоса.
Я несколько раз крикнул в дверь - оторвать от нее испуганную Амелию было невозможно -"Хельга! Хельга! Иди, спаси нас!". Но моя коллега явно носилась где-то на верних этажах, а скорее всего повела кого-то в ванну купаться.
Работает она сейчас, за троих. Грипп выкосил ряды бойцов.
Я встал у окна и задумался.
Мы были одни в пустом, кафельном помещении, за окном неспешно падал мелкий Гамбургский снег и что делать мне было непонятно. Ждать, чтоли?
Ну уж нет.
Я подошел к Амельке на расстояние испуга и стал тихо говорить с ней. По русски, так ласковей. Да и не все ли равно ей, какой язык непонимать?
Воркуя, как голубь, я осторожно стащил с нее штаны, следом сам пополз памперс, который... который... ну испугался человек!
А я индейский вождь "Рука бога". Вот и изволь.
Я вздохнул и стал отчаянно рыться в карманах. Ура! - перчатки я не забыл.
Амелька стояла неподвижно, количество страха не уменьшилось в ее широко открытых глазах, но она не сопротивлялась, оцепенев от ужаса, и это было уже хорошо. Вот так, полегоньку... Наконец она отпустила дверь.
Впрочем это было уже не важно, я достав тазик и тряпочки, тер ей худые ножки, заляпанные всего лишь сьеденой за обедом кашей, ничего особенного.
Когда я уже почти закончил, я вдруг почувствовал что мне хочется отодвинуться. Я привык доверять своей интуиции и чуть-чуть отклонился в сторону...
Ба-бах! - "Амелька, ну елки-палки! Раньше нельзя было?" - и я пошел за новыми тряпками.
Ну и ладно. Зато на унитаз сажать ее уж точно не было никакого смысла, подумаешь, мы и без него обошлись, ага.
Однако я еще не знал, что ждет меня впереди. Достав новый памперс, я вдруг заметил, что у Амельки на бедре красное пятно. Им оказался глубокий расчес - косяк кого-то из пфлегеров, не то не помыли вовремя и она расчесала, не то... да мало ли, отчего у человека в таком состоянии, язва на коже может образоваться.
Значит, по логике вещей, надо памперс закрепить свободней, чтобы не давил на болячку.
И вот тут, развернув зеленую бумагу, я вдруг понял, что он какой-то новой конструкции и я убей не знаю, как его надевать...
"Хельга-а-а!" - как пароход в тумане заорал я в коридор, приоткрыв дверь, но только бормотание наших тихих сумашедших и рев буйной турчанки Агар, был мне ответом. Хельга носилась по зданию, господи, для нее сменить памперс такой пустяк, какие трудности вообще? У тебя что, Макс, детей нет?
Нет! - плаксивым голосом сказал кто-то внутри меня. Нет и я не знаю, как одевать этот новый хренов памперс. Вообще, что за болезнь такая современная, то Виндоуз, то Линукс, то один подсрачник, то другой...
Как вот мне его натянуть? Да так еще, чтобы человеку больно не было?
Блин, меня этому не учили.
Я посмотрел на грустную, уставшую уже стоять Амелию.
"Извини" - сказал я ей по русски. "Я не знаю, но попробую..."
Вздохнув, я развернул его снова. Где зад, где перед... так, вот это, наверное, застежки, а это зачем...
И вдруг я подумал, что если будучи шефом свирепой бригады вышибал или черным рыцарем-байкером на ревущем коне, увидел бы себя сейчас озадаченным возле бездумной старушки, с зеленым памперсом в руках и по уши в полуперевареной каше, то немного удивился бы...
Блин, я не мог разобраться в этой конструкции! У меня памперсовый кретинизм. От бессилия я начал тихо хохотать.
А, ладно. Главное начать, а там посмотрим.
Я осторожно обернул мягкую ткань вокруг ног Амелии. Она не сопротивлялась и это было хорошо, испуг кажется тоже прошел. Я поднял голову, но она смотрела на меня как и раньше, бездумно совсем.
Я подмигнул ей - "Ну чтож, Амелька, банзай!."
И, как-то само собой, открылись застежки оказавшиеся заклейками, аккуратно, словно мягкая ладонь, легла на попку ватная прокладка.
Все оказалось простым и логичным. Прежде чем бояться - пробуй. Прежде чем плакать - пробуй...
Честное слово, Леонардо Да Винчи годился очередным шедевром не так, как я первым надетым памперсом!
Хотелось сесть рядом с Амелькиной задницей и гордо, по мужски, закурить.
И тут... я увидел что Амелия морщится и неуверенно трет бедро. Расчес, я совсем забыл про него.
Тьфу, блин. Я понял отчего он образовался, кто-то, видимо такой-же неумелый как я, натянул памперс криво, со складкой.
Боюсь, я крутил бедную Амельку как куклу, пытаясь все перенадеть. Ничего не выходило, кромка снова и снова точно входила в разрыв на коже, я слишком туго затянул пояс. Видимо придется заново обрывать наклейки, трудность была еще в том, что Амелия видимо устала совсем или стала снова волноваться, стала крутиться и дергаться...
Я-же, честное слово, уже ненавидел и изобретателя памперсов и его маму и свою работу и неумелые пальцы свои, которые всю жизнь хорошо умели только в кулак сжиматься и ручку газа у мотоцикла крутить и саму обосравшуюся так не вовремя Амельку.
Кашей ее, накормили... хоть бы усвоила чего, а то вот она, вся здесь...
Когда, почти через полчаса, дверь туалета открылась и на пороге показалсь Хельга, я уже потный, злой и матерящийся сквозь зубы, заканчивал работу.
Зато памперс сидел как влитой (пришлось надорвать его немножко, но это нестрашно) и ватная прокладка на бедре у Амельки держалась крепко. И вокруг было, почти чисто. Ну так, говна немного валялось, а в общем вполне.
- А что вы так долго? - певуче спросила Хельга.
Я, сидя на корточках перед Амелькой, застегивая последний клапан, с трудом перешел на немецкую речь. Ведь я не знаю как будет по немецки "Да пошла ты, пля, в жопу уже!" тем более что почти там, собственно, побывал только что.
- Ой, ви зюсс... - неожиданно сладко скривилась медсестра - как мило!
Неожиданно я почувствовал прикосновение и поднял голову.
Амелька, так же безучастно и бездумно, смотрела на меня.
Но ее ладонь, сухая и теплая, осторожно гладила меня по голове.

... и у меня защипало в носу.
Вот она - истинная рука бога-то...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• По теме
• Архив