РОДСТВЕННИКИ ПОДСТАВИЛИ ВСЮ МОЮ СЕМЬЮ ПОД УГРОЗУ ЖИЗНИ

На фоне происходящей мировой гуманитарной катастрофы меркнут беды отдельных людей, но для самих этих людей и их семей они не перестают быть большими несчастьями.
Происходит такое прямо сейчас и со мной. Я думала-думала и все же решила поделиться, рассказать публично, потому что расстроена, растеряна, испугана и пока не знаю, как с этим справиться. И, конечно же, такое возможно только потому, что мы живем в государстве-мафии, где законы существуют не для защиты граждан от бандитов и мошенников, а для удобства этих бандитов и мошенников, для их комфортности и безнаказанности при совершении преступлений. Не знаю, сколько аналогичных преступлений совершается в отношении других людей, но уверена, что очень много.
Итак, что произошло со мной. Вчера в квартиру, где живем мы с мужем, пришли полицейские – нет, совсем не потому, что мы против Путина, а чтобы защитить нас (бывает же и такое!). Оказывается, в районный паспортный стол поступила огромная куча заявлений на регистрацию в нашу квартиру. Каждый пожелавший зарегистрироваться оказался владельцем 1/360 доли квартиры (да, это не опечатка, 1/360). И полицейские испугались, что настоящих владельцев квартиры уже убили, или, как минимум, запытали, и пришли выяснить, живы ли мы и не находимся ли в опасности. К счастью, мы оказались живы, относительно здоровы и даже не подозревали, что у нас вдруг появилось столько сособственников.
Тут надо пояснить про историю квартиры. Это малогабаритная двушка в панельной 9-этажке в спальном районе Москвы, которую в 1975 году получили путем обмена двух комнат в Доме Обуви на Алексеевской моя бабушка Циля и моя тетя Клара. Обмен этот они совершили под давлением мужа тети, за которого она тогда только вышла замуж, он был военным, служившим в Турдее (это такой крохотный поселок при военном карьере в Тульской области, директором которого как раз и был муж моей тети). Бабушка, оставшись практически бездомной после этого обмена, вскоре умерла (ей было всего 66), квартиру тетя с мужем приватизировали в начале 90-х, и после выхода мужа в отставку жили в ней до самой своей смерти. Общих детей у них не было, у тети вообще не было детей, а у ее мужа к моменту их брака была взрослая дочь Раиса от скончавшейся первой жены.
Муж тети умер первым, завещания он не оставил, и у него по закону было двое наследников – жена и дочь. С учетом супружеской доли тети, после смерти мужа ей стало принадлежать ¾ доли квартиры, а у дочери мужа появилась ¼ доля. Когда умерла моя тетя, оставившая мне, единственному близкому человеку, свое имущество, ее ¾ доли квартиры унаследовала по завещанию я.
Квартира была в ужасном состоянии, внешне она выглядела прилично, но как выяснилось, все коммуникации прогнили, полы, сантехнику, окна, двери, батареи - все нужно было менять.
Мне не хотелось жить в этой квартире, и район мне не нравился, и мала она была для нашей семьи, и слишком много денег требовалось в нее вложить, чтобы она стала пригодной для жилья, поэтому я хотела ее продать и обменять свою однокомнатную, в которой мы жили втроем с уже повзрослевшей дочерью, на трехкомнатную. Но дочь покойного полковника Вайцмана, доля которой составила 1/4 от 28 жилых кв. м, то есть 7 кв. м, хотела за них получить квартиру в Москве (она жила к тому времени в Туле и Нацрат-Илите, попеременно, в Туле у нее была в собственности полученная когда-то ее отцом хорошая двухкомнатная квартира площадью 56 кв. м, обе ее взрослые дочери тоже были устроены, у старшей в собственности трехкомнатная квартира в центре Тулы, тоже полученная когда-то дедушкой, у младшей – квартира в Нацрат-Илите, купленная в том числе на средства, вырученные от продажи квартиры в Туле, тоже полученной от государства предприимчивым дедушкой).
Я предложила своей сособственнице Раисе Борисовне Шор выкупить ее долю в квартире. Она отказалась. Тогда я предложила вместе продать квартиру и разделить вырученные от продажи деньги согласно долям. Она снова отказалась. Потом она подала на меня в суд с требованием выделить ей комнату в этой квартире, тут уже суд ей отказал, т.к. ее ¼ доля была меньше, чем меньшая из двух комнат. Тогда я подала встречный иск с требованием обязать ее продать мне свою долю, как незначительную. Судья меня долго мурыжила, почти год, все это время она вполне определенно вымогала взятку, чтобы принять решение в мою пользу. Но на взятку денег у меня не было, только на выкуп доли, да и в принципе я не даю взяток. В конце концов, судья вынесла решение в моем иске отказать, причем в обосновании такого решения она указала, что Шор много лет жила в спорной квартире и пользовалась всеми услугами, включая поликлинику, что для нее, как пенсионерки, важно. Это была наглая ложь, т.к. Шор никогда не жила не только в этой квартире, а вообще в Москве, о чем была с ее слов сделана запись в протоколе суда. Я подала на апелляцию, но мне снова отказали.
Все описываемые события происходили в 2009-10 годах. После того, как я исчерпала все возможности решить коллизию с квартирой, она долго стояла пустой, и я лишь оплачивала коммунальные услуги за нее.
Потом родился наш старший внук, и нам стало совсем тесно в однокомнатной квартире. В конце концов, мы с мужем решили отремонтировать мою квартиру и переехать жить в нее, оставив дочери однокомнатную.
Ремонт затянулся еще на несколько лет, во-первых, когда мы его начали, оказалось, что в квартире менять надо вообще все, включая часть стен, которые были с огромными дырами, в том числе и на улицу. На ремонт ушли все наши сбережения, и те, которые я отложила на выкуп доли у Шор, и вообще все. В 2018 году мы, наконец, переехали в эту квартиру, не имея за душой ни гроша, так совпало, что за время затянувшегося ремонта мы потеряли свой бизнес (после 2014 года он начал скукоживаться как шагреневая кожа, так что в итоге его пришлось закрыть из-за убыточности), у мужа случился обширный инфаркт, и мы все трое взрослых почти 2 года были без работы, проев все, даже мои золотые украшения, которые я сдавала в скупку по цене лома. Я думала, какое счастье, что мы успели расплатиться за ремонт и, хотя бы, никому не должны. Питались мы тогда в основном хлебом с чаем. Но постепенно вырулили, муж нашел работу – тяжелую и плохо оплачиваемую, но все же, я стала зарабатывать кое-какие гонорары (мой вестник CIVITAS мне пришлось закрыть, т.к. времени на него у меня не оставалось, я хваталась за любую подработку). В общем, мы выжили. Но с тех пор живем очень скромно, ни поездок, ни отдыха, ни развлечений себе позволить не можем, так что коронавирусный локдаун мы восприняли легче многих, т.к. почти ничего в нашей жизни он не изменил.
Что касается квартиры, меня, конечно, напрягало, что я ничего не могу с ней сделать, ни продать, ни сдать внаем, могу только жить в ней. Но я с этим смирилась, куда деваться?
И вдруг в декабре 2021 года мне пишет старшая дочь Шор Марина Япрынцева (марина шор) и сообщает, что ее мама хочет продать свою долю в квартире. Прошло всего-то каких-то 11,5 лет. Вскоре мне пришло заказное письмо, в котором Шор предлагала выкупить ее 7 метров за 1,7 миллионов рублей. Я на него не ответила.
Потом со мной связалась риэлтор из агентства ЕГСН Татьяна Абрамова, которую наняла Марина Япрынцева (сама она со мной говорить почему-то не захотела).
Я рассказала риэлтору Абрамовой, как обстоят дела, что денег у меня на выкуп доли теперь, спустя почти 12 лет, нет. Да и сумму они запросили неадекватную. Кроме того, я ей сказала, что продать долю, которая не дает права проживания, да еще за почти 2 миллиона, добросовестному приобретателю невозможно. Что купить ее могут только люди, занимающиеся криминальными схемами с недвижимостью. И что у меня остался еще один – последний - способ разойтись с Шор законно и справедливо, и я предлагаю им воспользоваться.
Состоит он в следующем. Вместе с квартирой мы с Шор унаследовали в таких же долях 6 соток земли с домиком в Калужской области. Я переоформила свои ¾ доли земли и дома на себя, оплатила все долги, оставшиеся после смерти прежних владельцев, но использовать его как дачу не могу, слишком далеко этот участок находится, слишком много сил, которых у нас нет, он требует. И хотя ко мне сразу выстроилась очередь из соседей, когда я приехала вступать в права наследства, предлагая мне за дом с участком 1 миллион рублей, продать его я не могу, т.к. ¼ доля в нем принадлежит Шор (которая даже не переоформила ее на себя, до сих пор этот кусок земли и часть дома числятся за ее умершим в 2009 году отцом).
Я предложила риэлтору передать своей клиентке, что готова совершить обмен ¼ доли квартиры на ¾ доли земельного участка с домом. Рыночная стоимость на момент нашего вступления в наследство этих частей собственности была равна (я, кстати, и в 2009 году предлагала совершить этот обмен, но Шор не согласилась). Шор этот участок тоже не нужен, как и мне, но она (вернее ее старшая дочь, которая занимается всеми ее делами) сможет легко продать его, тем более что за это время там провели газ и стоимость участка от этого выросла. Риэлторша обещала передать мое предложение.
С тех пор прошло несколько месяцев, и вот ко мне вчера пришли полицейские.
За прошедшие после их визита 1,5 дня мне удалось выяснить следующее. В феврале 2022 года Шор (вернее ее дочь Япрынцева ) продала свою ¼ долю, равную 7 кв. м жилой площади, через агентство недвижимости ЕГСН некоей Силищиной Дарье Александровне. Безусловно, продающая сторона знала, что это продажа не добросовестному покупателю, а тому, кто собирается использовать эту долю в криминальных целях. В свою очередь Силищина через притворные сделки дарения продает гастрабайтерам из Средней Азии по 1/360 доли квартиры (возможно, среди этих одаряемых не только гастрабайтры, несколько фамилий новых владельцев похожи на чеченские). На данный момент уже зарегистрировано в ЕГРН 16 таких сделок. Всего же, я подсчитала, они могут оформить на 7 кв. м через эту схему 90 «собственников» 1/360 доли квартиры. Это если не начнут посягать на мою долю. Ожидать от этих людей можно всего, недаром полиция так насторожилась.
Из разговора с начальником Отдела продаж агентства ЕГСН Воробьевой Анастасией Сергеевной я поняла, что подобные сделки (точнее их следует называть аферами) они совершают регулярно. Возможно, Силищина аффилирована с ЕГСН и все дальнейшие сделки проворачивает это же агентство.
Как я выяснила, закон, запрещающий совершать такие явно мошеннические сделки с жилой недвижимостью, давно разработан и уж много лет его не принимают, потому что, как я написала в самом начале, законы здесь существуют не для защиты граждан от бандитов и мошенников, а для удобства этих бандитов и мошенников.
Отдельно меня «радует» Марина Япрынцева. Так сложилось, что с ней у меня (вернее, у моих дочери и внуков) есть много общей родни со стороны моего мужа. Из желания урвать кусок побольше, чем ей и ее матери причитается по закону, она подставила меня, моего мужа, мою дочь, моих маленьких внуков под угрозу, как минимум, лишения собственности, а, как максимум, пыток и убийства. По статистике таких преступлений в России совершается очень много, причем с 2018 года их количество только растет.
Я пока не знаю, что мне делать и как выпутываться из созданной моей же родней угрозы. На то, что этими отморозками-риэлторами займутся правоохранительные органы, надежды почти никакой. По крайней мере, полицейские мне дали это понять.
Я буду рада компетентной помощи со стороны практикующих юристов. Но заранее предупреждаю, на ваши платные услуги у меня денег нет.