Ремонты

И потом, только за него возьмешься, сразу какой-нибудь Пушкин начинает стенать: ремонта в доме нет, но есть покой. И воля.
Ах, Александр Сергеевич. Милый, милый. Ну вот и зачем же вы нам это все рассказали? Кто же вас просил-то, а?
Хотя, ему можно, он как раз очень понимал и пострадал за ремонт: нанял как-то раз бригаду хохлушек, потолки побелить, печь покрасить.
Те пашут: упарятся все, разденутся до исподнего, а он сидит, закатывает глаза, - ах, говорит, взгляните только, нет, вы только посмотрите какие у той светленькой шпатели. Мечта поэта.
Втайне от всех женился на ней даже, чтоб есть готовила, убиралась. Он только поест, а она тут как тут – нате, кушайте еще, и компот, компот не забудьте.
И хвать метлу, и давай мести, только пыль столбом.
Пушкин уже разожрался до полутора центнеров, обрюзг, астма у него от пыли, какие там балы, какие стихи, целыми днями жрет и кашляет, кашляет и жрет.
А попробуй не поешь – плачет, выгнать бы ее – да никак, воспитание не позволяет.
Пришлось ему нанять какого-то таджика, чтоб мусорил вместо него и ел, а через год ему эта парочка так надоела, что он заявил прямым текстом. Знаете, сказал, что. Пусть таджик этот теперь и будет Пушкин. А я устал, уйду я.
А ведь тогда как было, Пушкин сказал, Пушкин сделал. Ушел.
Впрочем, что про это говорить, все известно еще из курса школьной истории. Гораздо интересней иное, а ну та, светленькая со шпателями, с ней что?
Да все хорошо с ней, что же еще. Женское счастье ведь в том, что был бы милый рядом, а уж таджик там это или Пушкин, какая им к лешему разница.
Или вот Есенин как-то раз решил сделать дома ремонт.
- А что я буду возиться? - подумал он. - Лучше проверну какое-нибудь дельце, так, чтоб хватило денег сразу на дом с готовым ремонтом.
Думал, думал, о, говорит, есть идея. И пошел всем рассказывать: тут наметилось одно выгодное мероприятие с алмазными приисками в Нигерии, прибыли - баснословные.
Я бы и сам все провернул, но денег не хватает снарядить корабль. Так что, есть шанс заработать: сегодня дашь тыщу, через неделю приплывет корабль с алмазами, получишь пять.
Со всех собрал, Достоевский – на что был жадный и недоверчивый, и то дал двадцать тысяч. Но, предупредил, - смотри. Не вздумай обмануть, а если вдруг – пеняй на себя.
Ну, естественно, никакой дом Есенин не купил, все пропил с бандитами и проиграл с проститутками, сам подался в бега, а вкладчикам телеграфировал: извините, мол, но произошла трагическая случайность. Утонул корабль, такая вот досадная накладка, мои соболезнования.
И вот однажды просыпается он, не знаю, не помню, в одном селе: может в Калуге, а быть может в Рязани, а на его кровати сидит Чорный Человек.
- Слюшай, - говорит, - нехорошо ты все это сделал, да? Мы от Достоевского, он под нами ходит: ты не его обманул, ты нас обманул. Мы тебя на ленточки сейчас резать будем, понимаешь, да?
И тишина, и вокруг ни души, лишь хрустит под ногами разбитое все.
Или вот, допустим, Хемингуэй. Тоже, пока холостой был, соберется обои клеить, потом встанет как вкопанный.
– Человек, говорит , ни чорта не может один. Вот сделаю криво и кто будет виноват? На кого кричать, что нечего было под руку лезть и смотреть следовало было лучше? И потом- получится даже ровно, а что в том счастья, если тебя не перестали после пилить, - да когда же ты уже все сделаешь, да есть в этом доме мужик или нет?
- Нет, теперь уже совершенно нельзя, чтоб человек был один, - так говорил Хемингуэй.
|
</> |