Разговоры о прошлом

Позиция политика — это позиция культуроцентризма. Народы в своем развитии движутся к увеличению культурности, в том числе вежливости. Это означает, как минимум, понимание, "как выгодно быть учтивыми с другими нациями и как убыточно с ними драться". "Настоящая культура требует, чтобы всякая драка между людьми и нациями была упразднена". Именно культура — есть "твердое мерило для определения сравнительного достоинства или ценности различных рас, наций, индивидов". И хотя позиция соловьевского политика крайне европоцентрична, за азиатскими народами он никакой высокой культуры не признает, опасаясь вторжения "восточных варваров", все же даже культуроцентричное объединение всей Европы — прогрессивный шаг, за которым, несомненно, должно следовать и всемирное объединение.
Вторит политику и генерал, для которого война и насилие есть способ решения многих проблем, в том числе нравственных, но который с сожалением отмечает, что этот способ становится предосудительным, коль скоро держится исключительно на старинной уверенности в том, что "война — дело святое", тогда как люди все больше убеждены, что "война есть злодейство и губительство, лишь по неизбежности терпимое в крайних случаях". Называя своих врагов "азиатскими чудищами", "чертопоклонниками", он превосходно демонстрирует эту дегуманизирующую суть войны, которая, прежде чем убить врагов, должна вывести их из категории людей, расчеловечить их — иначе могут психологически расчеловечиться сами убивающие.
В свою очередь, г-н Z высказывает справедливые опасения, что установление "вселенского мира" и "всеобщей сытости" будет губительно как для культуры, так и для самого человека, во-первых, делая общество уязвимым перед гениальными шарлатанами-демагогами (вплоть до всемирного тирана, которого он называет антихристом), а во-вторых, усыпляя культуру видимостью прогресса, тогда как подлинный враг — смерть и ее зло — остаются непобежденными и даже не замечаемыми. В качестве противоядия Соловьев-Z предлагает возрождение и синтез христианства под знаком деятельной веры в Христа; предположение, прямо скажем, неосуществимое, но опять же, он не видит (не хочет видеть) потенциала других традиций, того же буддизма.
В целом, Соловьев удручающе герметичен. Чая всеобщего воскрешения, он отказывает в помощи даже науке, на которую сделал ставку Федоров, породив целое направление русского космизма, воодушевившего, кроме прочего, реальных создателей советской космической программы. Соловьев ничего не породил и остался в прошлом. Тем поучительнее урок этого русского философа, интеллектуала, футуролога, много размышлявшего о русской истории и русской самобытности. Ища опору в прошлом, в изоляционизме, в собственной исключительности, Россия словно является предупреждением всему миру об опасностях и тупиковости подобного пути.
|
</> |