Рассказ сапера с земли

zol-dol — 06.10.2024 Филолог в засаде
Предлагаю вашему вниманию весьма познавательный рассказ человека с земли. Итак...

Наш сапёрный полк был спешно сформирован осенью-зимой 22-го. На полигон, где он формировался, спешно нагнали много людей, по большей части мотострелков и разведчиков (даже немного артиллеристов и танкистов), по разным причинам не поехавших на фронт со своими частями, и объявили им: "Теперь вы сапёры". Людей, проходивших срочную службу в инженерных войсках, было очень мало. Подготовка сапёрному делу на полигоне оказалась аховой, можно сказать, никакой. Провели мы там три недели, по конец декабря. На фронт [куда-то под Бахмут] убывали по частям.

Роты батальона разместились на одной из полос незавершённой оборонительной линии. Задача была закончить постройку, а местами и переделать укрытия и траншеи, чем мы вяло и занимались до конца весны. Иногда были задачи собственно сапёрные: поиск мин вблизи своих позиций, установка минных полей и управляемых фугасов/мин в тылу.

В мае 23-го, когда начался укровский контрнаступ, нас стали привлекать к задачам на ЛБС и вблизи неё. Минировали противотанковыми и противопехотными минами опасные направления сначала перед [неразборчиво], а после её потери и продвижения укров - за ней. В общем, какой-то боевой опыт мы получили, но небольшой и специфический.

В мае этого года, когда наше наступление на Харьковском направлении уже прочно увязло, пришло распоряжение спешно сформировать от полка сводный батальон из разных подразделений и убыть в Белгородскую область. От моей роты назначалась команда в полтора десятка человек. Собирались торопливо, за половину дня.

О будущих задачах не было известно ничего. То ли минирование, то ли разминирование, то ли ещё что. То ли на неделю, то ли на две. Вещей с собой мы взяли немного, ожидая короткой командировки. Нам выдали десяток древних миноискателей, причём некоторые из них даже не были комплектными. На всю команду была лишь пара современных металлоискателей, купленных людьми за свои деньги.

Выехали колонной утром и вечером того же дня прибыли в пригород Белгорода, где и разместились. В расположении оказалась сборная солянка из нескольких подразделений. Роты, а точнее их команды, придавались различным пехотным частям.

Некоторые команды в первые дни не получили задач и отдыхали, другие же сразу включились в работу: на границе, вблизи неё на территории уже Харьковской области, даже в [неразборчиво]. В общем и целом, мы занимались прикрытием границы и свежезанятых рубежей. Сценарий работы был привычным: получаем задачу, ночью небольшая группа выезжает на передний край, работаем, пока есть возможность, и эвакуируемся обратно. На нашем прежнем участке мы так и делали постановки мин.

В первые дни, пока мы осваивались, нам всё казалось сравнительно сносным: к месту постановок передвигались пешком по довольно густым лесополосам, где сидела наша пехота, быстро отрабатывали, ставя от десятка до полусотни мин, и сваливали на место ожидания эвакуации.

Наша артиллерия работала очень активно, из-за чего уровень противодействия укров был, скажем так, приемлемым.

Чаще всего мы минировали позиции в направлении от [неразборчиво] на нашей стороне к [неразборчиво] Харьковской области. Взаимодействовали с десантной бригадой. Помимо этого нас привлекали к постановке малозаметных препятствий.

Однако чем дольше мы работали, тем хуже становилась обстановка.

Наша артиллерия по каким-то причинам сильно снизила активность: от канонады ночь напролёт деградировала к залпам отдельными миномётами. В некоторые дни наш огонь усиливался, но в целом всё было безрадостно.

Увеличилось количество дронов противника, небо перестало быть нашим. Я видел, как наши бойцы применяли много дронов - и для разведки, и ФПВ. Но украинских становилось всё больше и летали они всё дальше.

Поначалу относительно безопасной считалась местность от "ноля" (т.е. от места выгрузки припасов и групп, наиболее близком к ЛБС) и глубже в тыл. Но уже через месяц дроны-разведчики врага даже в этом районе отслеживали позиции наших артиллеристов и били по ним комбинированно: ФПВ и миномётами.


Путей подвоза припасов, пополнений и эвакуации было немного (по крайней мере, там, где бывали мы), и скоро все они стали известны противнику. Соответственно, за дорогами, колеями и местами погрузки/выгрузки установили наблюдение и начали часто их обстреливать.

Десантники и пехота ходили к ЛБС и обратно одними и теми же маршрутами, по одним и тем же лесополосам. Укры обстреливали их миномётами 82 и 120 мм, били по полосам днём ФПВ, а по ночам кошмарили сбросами с обычных дронов.

Вдобавок, дороги стали минироваться сбросами с "Яг", как правило, минами серии ПТМ с пресловутыми "джониками" в качестве датчика цели.

Лесополосы постепенно выкашивались, становились более редкими и хуже обеспечивали укрытие. Под конец командировки укры стали выжигать лесополосы и поля с сухой травой для уничтожения минных полей (об этом сообщали сослуживцы из других рот, с других участков работы).

Командам других рот нашего батальона, похоже, доставались более тяжёлые и более опасные задачи: минирование и (в меньшей степени) разминирование поблизости от позиций врага, попытки охоты за "Ягами" ночью, задания в самом [неразборчиво]. К тому же, им, в отличие от нас, реже давали отдохнуть день-два между выходами на задания, люди порой по две недели подряд ездили на задания без отдыха.

У нас же трудности начались, когда мы, примерно через месяц после прибытия, начали плотнее работать с [номер неразборчив] десантной бригадой. Если я верно понимаю услышанное в кулуарах от офицеров, то [некий старший начальник] положил на бессмысленных задачах всех своих сапёров и начал тянуться к приданным подразделениям.

От сапёров из десанта требовали выполнения всех поставленных (немалых по объёмам) задач под угрозой отправить в пехоту штурмовиками. К тому моменту от сапёрной роты бригады уже остались рожки да ножки, поэтому неудивительно, что десантники принялись давить на команды, которые им придавались в помощь, так же, как давило на них сверху старшее начальство. "Делай больше, ещё больше! Меньше отдыхай и не ищи оправданий сложностям! Задача должна быть выполнена во что бы то ни стало!"

Из-за нервозности и нависшей над ними угрозы, десантники отказывались принимать любые аргументы относительно сложности или невыполнимости каких-то задач. Более того, сознательно вводили в заблуждение, говоря об обстановке в местах постановки мин. "Хохлов рядом нет, дроны летают наши, не бойтесь." Нормативы и сроки выполнения задач как будто брались с потолка, без оглядки на реалии. При этом рядовые десантники на позициях говорили об обстановке прямо противоположное.

Мы должны были выставлять минные поля в два-три ряда перед лесополосами, где стоят наши. Казалось бы, дело привычное: притащили мины в несколько рейсов, сделали схрон, а затем "по серости" быстро отработали и убрались восвояси. Но тут оказалось, что мины надо ставить не вблизи от посадок, как мы всегда делали раньше, а в нескольких десятках метров. И это было бы принципиально возможно, если бы не активность БПЛА врага.

Обычные дроны стабильно пролетали каждые 10-15 минут, а с наступлением светлого времени к ним прибавлялись и ФПВ. При этом высоко, так что не увидеть и не услышать, почти всегда висело "крыло" или разведывательный коптер, об этом нас предупреждали "старожилы" на позициях.

Возможно, часть дронов были нашими, но откуда нам знать, взаимодействия ведь нет. Относительно недалеко от "ноля" сидели наши дроноводы, но внятной беседы у нас с ними не получилось.

Первое время нам везло и мы успели заминировать примерно половину длинной полосы за несколько дней. А затем нас срисовали, обстреляли миномётами и пытались достать с дрона сбросом. После этого пытались ставить мины ближе к лесополосе, но, узнав об этом, десантники жёстко настояли на том, чтобы поставить их заново, дальше в поле. В один из дней группа подверглась длительному миномётному обстрелу, который пришлось пережидать больше двух часов, сидя всем вместе в крохотном окопчике примерно полтора на полтора метра. С большим трудом, сильно отставая от графика, задачу по большей части удалось выполнить.


Помимо нас, собственно сапёров, в расположении находились подразделения экскаваторщиков одного из полков. Им приходилось особенно трудно. Их задачи заключались в отрывке траншей и котлованов для укрытия пехоты рядом с лесополосами, довольно близко от ЛБС.

Работать приходилось под наблюдением врага. По их словам, получалось максимум полчаса, обычно и того меньше. Экскаваторы подвергались обстрелам миномётами и артиллерией, атакам ФПВ. Машины старались прикрывать, но всё равно нередко водители и операторы ковшей успевали выскочить из машин за считанные секунды перед ударом дрона или прилётом кассетного снаряда. Почти за месяц было потеряно большинство машин. Благо, несколько было только повреждено и смогли сами уехать в тыл или были эвакуированы.

Иногда сапёры работали вместе с экскаваторщиками, проверяли места для отрывки укрытий на наличие мин или неразорвавшихся снарядов. В целом всё прошло благополучно, хотя нервно: отрыли котлованы под блиндажи. Один раз очень вовремя уехали: минут через пятнадцать укры подняли дроны (они сами выложили видео) и сожгли подбитый ранее экскаватор, стоявший недалеко от места, где проводилась работа. Некоторые группы несколько раз ездили ставить МЗП перед местом работы экскаваторов и тоже наблюдали частые обстрелы и прилёты дронов.

Одной команде была поставлена задача разминирования местности. Они расчищали тропы для прохода штурмовиков, т.е. работали на ЛБС. Один раз даже вступили в стрелковый бой, успешно, на их счастье.

Идиотизм ситуации в том, что до этого их батальон не занимался разминированием и лишь немного - минированием в тылу. Людям выдали новейшие приборы поиска: ИМП-3, "Коршун", ППО-2, но никто не позаботился обучить их работе с ними. В итоге им пришлось просить других сапёров хоть с каким-то опытом работы с миноискателями (мягко говоря, тоже неспециалистов) объяснить им порядок работы с приборами. Это при том, что вообще никто в расположении "Коршуном" и ППО никогда не работал. Худо-бедно, с помощью опытных коллег, советам из ТГ-канала "Одна нога здесь, другая там", удалось выяснить принципы работы, найти инструкции в электронном виде, узнать о специфических недостатках и найти видео на Ютуб-канале "Ратное дело". Насколько успешно бойцы батальона работали с приборами, увы, узнать не смогли.

Группы других подразделений помимо минирования, пытались помогать пехоте в борьбе с дронами, в том числе с "Ягами" ночью. По их словам, получалось не очень успешно. В частности, якобы дроны типа "Яга" бронировались снизу, отчего даже из пулемётов с тепловизорами их не могли сбить. На мой взгляд, скорее пулемётчики недостаточно точно и кучно стреляли, но проверить это не было возможности. Вдобавок как раз появилась тактика сопровождения "Яги" парой камикадзе.

Все сложности накладывались на усталость и напряжение. Людей не меняли, как мы того ожидали. Менялись командиры сводного батальона: они руководили по месяцу, после чего сменяли друг друга, а ротные, взводные и рядовой состав - нет.

Мы привыкли работать на БЗ сменами, по 10-14 дней, после чего менялись для отдыха. И хотя нередко получалось работать посменно, двумя-тремя группами, да и отдыхать могли "цивилизованно", в городской инфраструктуре со всеми её возможностями, бессрочное ожидание было тяжело воспринимать. Почти до последних дней командировки мы не знали, сколько ещё здесь пробудем и как долго протянем целыми.

Другим командам приходилось ещё сложнее: они часто работали с минимальным отдыхом, почти без смены и на более опасных заданиях. Результатом стали более высокие потери и расшатанные нервы.

Пьянствовали часто и много. Кому-то хватало ума в свои день-два-три отдыха уехать в город, снять квартиру и керосинить там, но многие пили прямо в расположении, глупо попадались и претерпевали от этого. Некоторые, уйдя в загул, по несколько дней скрывались, не желая ехать в очередной раз на БЗ. Командиры пойманных алкоголиков и ухилянтов сажали в зиндан на сутки-двое, но помогало это слабо и ненадолго. Вдобавок, мы чаще начали собачиться между собой по незначительным поводам.


Белгород часто подвергался обстрелам - сирены тревоги звучали почти каждый день, нередко по несколько раз. Часто мы видели перехваты вражеских боеприпасов нашей ПВО. Иногда слышали звуки прилётов. В сводки же попадали лишь самые крупные обстрелы. Горожане нам много рассказывали об атаках, видели мы и их следы.

Мне несколько раз довелось побывать в одном близлежащих городов. Один раз, примерно за час до моего приезда, жилой район был обстрелян кассетными снарядами. Я увидел магазин, возле которого стояли росгвардейцы и объясняли людям, что проход здесь закрыт. Видел несработавшие суббоеприпасы, накрытые коробками из под фруктов (видимо, из того самого магазина) с надписью маркером "Осторожно, кассетник!"; множество белых пластиковых деталей, прокалывающихся внутри снаряда между рядами суббоеприпасов; выбоины в асфальте от сработавших - прямо перед жилым домом; испуганных и растерянных мирных жителей, передававших друг другу в руки особенно крупный осколок корпуса суббоеприпаса. Мы разговорились и оказалось, что они мало знают о кассетниках. Пришлось объяснять им, как такие снаряды работают, как узнавать их по звуку прилёта и как пытаться укрыться от раскрывающегося снаряда. Никто из ответственных за гражданскую оборону не объяснял этим людям, в каких случаях и как надо действовать.

Довелось несколько раз видеть последствия ударов ФПВ-камикадзе по автомобилям мирных жителей, при мне медики "скорой" оказывали помощь пострадавшим.

Отдельно по связи. Связь была плохая или очень плохая. Мы пользовались "Азартами", что выдали нам десантники - для связи с ними и с эвакуацией. Работали они через раз. Порой приходилось раз десять сказать "Не прошло", прежде чем можно было что-то разобрать. Когда мы связывались (уже на территории России) с нашими старшими или с водителями на эвакуации, то пользовались мобильным. Иначе можно было и не докричаться.

О тактике применительно к местным условиям. Рядом с теми лесополосами, в которых мы и другие команды работали и через которые шли к ЛБС люди, пополнялись припасы и проводилась эвакуация раненых, находится крупный лесной массив. В нём были позиции укров. По рассказам, в лесу росли крупные дубы и клёны, т.е. в силу размеров и прочности деревьев этот массив обеспечивал хорошее укрытие и манёвр силами для врагов. Из него они контролировали окрестные лесополосы, вели наблюдение, размещали там расчёты БПЛА и миномёты.

В беседах в курилке мы нередко говорили, что лучше было бы занять этот лес, тем более, что он подходит почти к самой границе, выбить из него укров, пусть даже с трудными боями, и уже самим там крепко окопаться и держать местность вокруг под своим контролем. Удивлялись, почему это не было сделано. Один из моих коллег, с которым я общался уже после командировки, сообщил, что в начале боёв на направлении наши пытались зайти в этот массив, но штурмовая группа не вернулась, и больше таких попыток командованием не предпринималось. Можно ли назвать это правильным решением, я не знаю.

По госпиталям. Наши раненые и заболевшие попадали в местный белгородский военный госпиталь [номер неразборчив]. Кто-то оставался там до выписки, кого-то эвакуировали дальше. Я понимаю, что на местные госпиталя легла тяжёлая нагрузка и они старались как можно быстрее переправить раненых дальше, в другие госпиталя в глубине страны.

Но судя по отзывам тех, кто прошёл через данный госпиталь, отношение там трудно назвать иначе как скотским: раны не обрабатывались, часто даже не меняли повязки, наложенные сразу после ранения самими бойцами. Всё это спихивалось на работников госпиталей в глубоком тылу, а везти раненых до них могли и сутки, и больше. Врачи нередко отказывали в просьбе извлечь из ранок осколки, дале если они буквально выглядывали наружу.

Плюс к этому, по общению с другими мобилизованными, кто серьёзно болеет или подорвал здоровье на СВО, получается, что добиться нормального лечения болезней и небоевых травм крайне проблематично. Демобилизоваться по комиссованию вообще почти невозможно, причём именно для нас, мобиков. Нужны какие-то совсем уж сильные травмы или заболевания.


Выводы

Я наблюдал те же самые ошибки, которые видел в прошлом году [где-то под Бахмутом], как будто по этим граблям раньше уже не гуляли. А вместе с ними, ещё и много ошибок новых.

1. Плохая и неустойчивая радиосвязь между подразделениями и внутри них. В этот раз отчасти пехоту и десантников выручали терминалы Старлинк и Телеграмм.

2. Отсутствие нормального взаимодействия между подразделениями и частями. Например, артиллеристы медленно реагировали на заявки пехоты, порой вообще отказывались стрелять. Как мне рассказал один из десантников: вижу блиндаж, откуда противник запускает дроны. Даю наводку миномётчикам, в ответ слышу: "это не наш сектор работы". В другой раз он был свидетелем боя между нашим спецназом и украми. По нашим стала работать "полька" из соседней лесополосы. Десантники попытались дать целеуказание, что вылилось в сорокаминутный радиообмен: артиллеристы трижды или четырежды переспрашивает координаты; несколько раз говорили "вот сейчас, через пять малых"; в конце концов отработали шестью снарядами "Града", упавшими в полукилометре от цели. Всё это время миномёт продолжал вести стрельбу по нашим.

3. Низкая в целом интенсивность работы артиллерии после начального этапа. В последние дни в какой-то мере выручали утренние авиаудары ФАБами, фугасными и кассетными. После них обычно с полчаса укры молчали.

4. Полное превосходство в воздухе БПЛА противника. Причём нельзя сказать, что наши дроноводы летали мало. Много. Но вражеских дронов всё равно было больше. Какой-то целенаправленной борьбы с ними, похоже, не велось. Где-то, на некоторых позициях, стояли установки РЭБ, у части бойцов были антидроновые ружья. Насколько они были эффективны, судить не могу. Но к концу командировки дроны укров спокойно летали даже над теми позициями и маршрутами, которые ранее считались достаточно далёкими и безопасными. Лишь раз я услышал стрельбу из какой-то зенитной установки или техники. Похоже, боролись с высотным разведчиком. Может и сбили, но всё равно скоро прилетели три ФПВ подряд и ударили где-то рядом. Подразделению экскаваторщиков после потери нескольких машин привезли несколько новеньких самозарядных ружей, то ли три, то ли пять. И несколько пачек патронов к ним. Насколько я понимаю, учебных стрельб с экскаваторщиками никто не проводил, а порядок обращения с ружьями (сборка-разборка, заряжание и чистка) пришлось постигать по советам бывалых и роликам с Ютуба.

5. На ПТМ, сбрасываемых ночью "Ягами", подорвалось несколько автомобилей, они стали серьёзным фактором риска и повлияли на интенсивность снабжения и эвакуации. При этом какого-то подобия ИРД организовано не было: мины на дорогах и несработавшие сбросы с дронов уничтожали сами десантники или пограничники - на свой страх и риск, так как никто им не объяснял, что и как делать, они часто обращались за советом к нам.

6. Активность дронов и малое количество путей и точек снабжения привели к тому, что грузовые автомобили практически не ездили даже до "ноля", слишком заметно и опасно. Вся логистика осуществлялась на внедорожниках, пикапах, "буханках", квадроциклах и мотоциклах. При этом после дождей грунтовые колеи вдоль лесополос раскисали так, что те же "буханки" не могли по ним проехать. Даже ББМ не без труда проезжали через это месиво грязи.

7. После первых успехов в Харьковской области наши увязли в боях, позиции стали подвергаться регулярным обстрелам и атакам. Довелось слышать, что некоторые наши опорные пункты на ЛБС были взяты украми.


8. По моему мнению, работа по прикрытию границы велась плохо и с большим запозданием: минирование позиций и рубежей, отрывку и оборудование укреплений нужно было начинать сразу, в первые же дни, пока противник не опомнился, не подтянул резервы и средства разведки. Нам пришлось заниматься этим в условиях высокого риска и сложностей, препятствующих быстрой и результативной работе.

9. Отсутствие продвижения и однообразные маршруты привели к тому, что лесополосы были быстро взяты на прицел вражеской артиллерией и дронами. Методичные обстрелы понемногу выкашивали их, сильно затрудняя безопасное движение и оборудование незаметных с воздуха укрытий.

10. Пехота и десантники мало окапываются. Не знаю, с чем это связано. Трудно сделать мощный блиндаж с прочным перекрытием без материалов и инструмента, да ещё и под наблюдением и огневым воздействием врага, но часто даже просто глубокие окопы с перекрытиями люди ленились отрывать. Некоторые сапёры сутки-двое проводили на позициях пехоты. Их впечатления: очень неприятно лежать в неглубокой ямке, кое-как укрывшись чужим противодроновым одеялом и слышать, как над тобой неторопливо барражирует "Яга", выискивая цель. Кое-где десантники оборудовали неплохие, достаточно глубокие укрытия, позволяющие ночью быть незамеченными тепловизорами дронов. Но перекрытия делались из толстых веток или, в лучшем случае, тонких стволов деревьев и небольшого слоя засыпки грунтом, а значит, могли защитить лишь от некрупных осколков.

11. Не велась практика обезопашивания лесополос от атак ФПВ и сбросов. Только у нескольких укрытий я наблюдал установленные, видимо, самими бойцами куски сетей. Хотя в первые же дни наступления можно было прикрыть тропы и блиндажи сетями, рабицей и веревками.

12. К концу командировки позиции в лесополосах, где мы работали, почти обезлюдели. Сами десантники говорили, что большую часть сил их бригады вывели обратно в тыл. В итоге, когда укры начали пробовать оттеснить нас обратно к границе, в лесополосах сидело буквально по несколько человек. И то порой это были артиллеристы или две-три пары снайперов, дежурящие по неделе до смены.

13. Неадекватность обстановке многих из поставленных задач (от частей, в интересах которых мы работали) приводила к небрежному их выполнению. Иногда к частичному выполнению, а то и к невыполнению вовсе. Доходило до того, что наши командиры нередко говорили прямо: вот эту задачу выполняйте, а вот эту - нафиг. Ничего толком не сделаете и людей зря положите.

14. Оснащение. Насколько я знаю, в наш полк нечасто доходит какая-то серьёзная гуманитарка. Часто это личная инициатива рядовых бойцов, кто общается с домом и какими-то местными волонтёрскими организациями. Многое приходится приобретать за свой счёт: инструменты для работы, расходники, бензин. Очень сильно изношены шины автомобилей батальона, а новыми нас не снабжали аж с начала нашего участия в СВО. Об оснащении средствами РЭБ и детекторами дронов и речи не идёт. Система связи тоже в плачевном состоянии. Рации типа "Баофенга" и мобильные телефоны. Конечно, подразделения полка не так много работают на ЛБС и небольшими командами, так что вопрос стоит не очень остро. Но, тем не менее, организованной связи у нас нет. И никто ей не обучен. Оказавшись в Белгороде и столкнувшись с большим количеством дронов в небе, мы сами стали выискивать возможности и пытаться заказать РЭБ и детекторы. Причём эти средства не тестировалась специалистами, не подгонялись под конкретные частоты и существовали скорее по принципу "есть вообще".



КАК Я ПОГИБ ПОД БАХМУТОМ. Гост Юнгер
https://zol-dol.livejournal.com/1520605.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив