Rammstein: Du hast*

Так вообще принято», - говорит служащий крупной нефтегазодобывающей компании, и далее рассказывает, как он провел день 23 февраля. Интересно провел, вместе с родным коллективом чартерным специальным рейсом летал в Москву, чтобы присутствовать на митинге в Лужниках. Обернулись одним днем, помахали добротно изготовленными плакатами «мы за стабильность», хорошо пообедали, даже с вином и водкой, отработанный выходной день бухгалтерия оплатила по нормам КЗОТ. Служащий не роптал, совсем не роптал, отнесся философически: «Стабильность – это неплохо, - резюмирует он, - да и вообще. - Я же не разбираюсь в политической ситуации, а люди-то думают, разбираются, и деньги получают за это немалые!». Денежный аргумент силен, и технический служащий отказывается быть героем этого рассказа с именем. «Да ты что, - волнуется он, - даже не думай».
Я не думаю. Мне некогда. Я посещаю общешкольное родительское собрание: в актовом зале, красиво убранном в три известных колора, слушаю о новом предмете у восьмиклассников – итальянском языке, а еще о религиоведении; как это здорово, как чудесно, но остается всего четыре часа математики, четыре часа русского языка – вот тебе, бабушка, и «обезательно разбуди». Соседка по родительскому собранию, средний медицинский персонал, шепотом рассказывает, что по распоряжению руководства они с коллегами открепились от избирательных участков и едут в Тольятти – кому-то ведь надо и там. «Ой, только не начинай, - морщится соседка, - все я знаю, но пусть, не было бы хуже. Тем более что обещали дополнительную штатную единицу, и семинар в Сочи, где Черное море и крутятся деньги». «Черное море, ага, - киваю я, - там уже скоро будет тепло». Соседка воодушевленно улыбается, и так же шепотом отвечает в телефон, что придет часа через полтора, и пусть сварят картошки, а селедка уже разделана, и хранится под целлофановой пленкой.
Не хочу, чтобы система здравоохранения у нас была как в моем детстве, хочу, чтобы она была – как в Германии. Или в Швеции. Или где-то еще, в каких-то таких странах. Я не поправляла здоровье в Германии, и уж точно не посещала узких специалистов в Швеции (специалистов широкого профиля тоже), но я хочу, чтобы меня лечили хорошо и относительно бесплатно. Не разбираюсь в системе страхования – откуда мне, со свиным рылом, но знаю, что с каждой белой выплаты, зарплаты, гонорара и прочих доходов, я что-то там плачу в медицинские фонды, пять процентов, и так уже много лет. Это не моя вина, что среди белых выплат преобладают все-таки черные, и это не вина кучи народа в поликлиниках в очереди на узи: «конец апреля начало мая раньше никак я сказала женщина никак», и не вина врачей, которые те же мы. Хочу страну, чтобы пользовать всякие медицинские страховки: и такие, и такие, и вот такие, и совсем БОМЖам тоже есть специальная страховочка, на случай чего. С БОМЖами зачастую происходят «случаи чего». А то у нас в городе надо знать врача лично, чтобы помогло наверняка. Запас знакомых врачей исчерпывается. Вот и еще один уезжает, к примеру, в Швейцарию - в Швейцарии у хирургов райская жизнь! Особенно сравнительно с городской провинциальной больницей, где снимая хирургический костюм в рвоте, дерьме и крови, гадаешь, сумеешь ли в этом месяце погасить кредит за ноутбук, или опять придется пресмыкаться перед банком, приглашая банк на профосмотр.
Придет ли банк на профосмотр, не факт. Принято считать банковских клерков и их непосредственных начальников состоятельными людьми; это заблуждение имеет корнями прямое отношение банков к движению финансовых потоков, однако вот сидит операционистка Любовь, так написано на бейдже. Любовь получает восемнадцать тысяч рублей в месяц, половину платит за съемную квартиру в районе метро Гагаринская, надо же Любови где-то жить; оставшуюся половину она еще раз делит, на три части, одну отправляет брату в станицу Луганскую, там уже лет пять никто не находит работы и очень рады подарку. На две оставшиеся части Любовь ест капусту с хлебом, пьет растворимый кофе с сахаром. Нормально, никто не умер, операционистка на хорошем счету в банке, вот и в четверг, первого марта она выступает на пятиминутке с небольшой речью. «Я – за новое лицо в российской политике! – уверенно говорит Любовь, - за Михаила Прохорова!». Сослуживцы сдержанно аплодируют. Пятиминутка и в самом деле длится недолго, финансовые потоки вновь в надежных руках, операционистка Любовь поправляет нарядный бейдж и обещает себе хорошие дни.
И да - хочу хороших дней. Кстати, о хирургах в Швейцарии – если они разговаривают по-немецки, то не должны употреблять выражения «я хочу» (ich will) , это неприлично. Мне хотелось бы (ich möchte), говорят хирурги в Швейцарии, и их все буквально понимают.
* - ты имеешь (нем.)
|
</> |