Рамис

***
Интереса к ребенку в первые месяцы Гульнара не проявляла совсем никакого, только выражала досаду, когда он плакал, и Халима не могла его успокоить. Ильгиз относился к этому хоть и с недовольством, но терпел: мысленно дал Гульнаре время, чтобы прийти в себя. Она через полгода после родов вдруг снова стала очень красивой – отъелась, отоспалась, расправилась и распрямилась, волосы снова легли крупными кудрями на плечи, а в глазах появился прежний блеск. Ее выматывающие всех истерики как рукой сняло, и единственное, что огорчало Ильгиза - ее равнодушное отношение к ребенку. Впрочем, вечерами она теперь иногда с удовольствием играла с сыном, как со щенком, сидя на диване: трясла перед носом погремушкой и заливисто хохотала в ответ на его гримасы, или кидала ему конец своего пояса от халата с пышной кистью на конце, а Рамис, высунув язык от старания, полз за этой кистью, пока Гульнара, смеясь, отдергивала пояс все дальше и дальше. Все заботы о ребенке по-прежнему несла Халима, тихо и незаметно вписавшаяся в жизнь семьи Ильгиза, который даже задумался о том, чтобы как-то расширить жилплощадь, чтобы у мамы была своя комната – Халима уже несколько месяцев спала на ватном матрасе на полу рядом с кроваткой Рамиса. Тетка Тансулпан приходила в гости по выходным вместе с неизменной своей спутницей, некрасивой престарелой и незамужней дочерью Тансыкбикой (тетя Асылташ к тому времени уже умотала вместе с двумя старшими детьми за границу, и слала оттуда раз в месяц сестрам восторженные письма), а Гульнарин отец тогда уже начал серьезно болеть и совсем не выходил из дома. К нему в гости Гульнара с Ильгизом и ребенком почти перестали ходить – Ильгиз считал, что ребенку небезопасно общаться с больным человеком.
Когда Рамису исполнился год, в 1988 году, Ильгиз одним из последних среди очередников получил от завода четырехкомнатную квартиру в новостройке Калининского района, на Черниковке, в которую они все и переехали после двух недель суматошного сбора вещей. Одну комнату сразу же выделили под детскую, рядом с ней располагалась маленькая 8-метровая комнатка Халимы, а спальня и зал находились на наибольшем удалении от детской, чтобы детский плач и возня не беспокоили поправляющуюся Гульнару и Ильгиза, который сильно уставал на работе.
***
Рамис рос как бы сам собой – настолько незаметно Халима выполняла всю работу, которая в большом количестве водится в доме с подрастающим маленьким ребенком. Ел и набирал вес хорошо, болел редко, начал гулить и ползать в положенное время, пошел рано и сразу уверенно. Был в меру беспокойным и шустрым, первое слово сказал – ненэй, хотя вроде никто его специально этому и не учил. Только к году Ильгиз как-то заметил, что Рамис довольно бодро лопочет простые слова по-башкирски, а русские слова даже не пытается произносить, и сделал матери серьезный выговор. С тех пор сам старался больше времени проводить с сыном, хотя бы по вечерам, но получалось редко. На работе у Ильгиза началась какая-то возня, кадровые перестановки, один за другим менялись исполнительные и коммерческие директора предприятия, временами наезжали зарубежные гости, а временами – наоборот, сотрудники завода уезжали в зарубежные командировки. Все это было Ильгизу внове, приносило много беспокойства и отнимало уйму времени. Поэтому сына он видел хорошо если по выходным, да вечерами – уже спящего в кроватке.
К Гульнаре Рамис все время стремился и лез, как ласковый щеночек – залезть, поиграть, прижаться. Гульнара под настроение с удовольствием возилась и играла с ним, а потом, когда ей надоедало, аккуратно брала двумя руками за туловище и ставила на пол, и уходила к себе, несмотря на его возражения и даже плач. Халима отвлекала его, уговаривала и уводила в детскую или на кухню, кормить, рассказывать башкирские сказки, играть в кубики. Что она думала про поведение невестки – никто не знал, Ильгиз за все время ее проживания у них не услышал о Гульнаре от матери ни одного худого слова.
***
Вскоре после переезда на новую квартиру, весной, Гульнара пропала в первый раз. Халима с Рамисом, вернувшись после прогулки, не застали ее дома, но не сильно удивились – Гульнара иногда выходила погулять отдельно от них – в парк, на рынок или по магазинам. К вечеру она не вернулась, Ильгиз на служебной машине съездил в их бывший двор, потом к тестю домой, потом - к тетке Тансулпан, а потом много часов просто бесцельно колесил по району, вглядываясь в силуэты идущих по улицам женщин. В 12 часов ночи обратился в милицию, над ним посмеялись сначала – но спустя полтора часа настойчивых требований Ильгиза, спокойных и монотонных, как только он умел, все же завели неохотно дело о пропаже. Хотя все же рекомендовали подождать положенные по закону трое суток, и уж потом бить в набат. Приближались смутные 90-е, пропажей молодой красивой женщины, пусть даже и матери маленького ребенка, было никого не удивить.
На третий день после исчезновения, рано утром, пыльная и уставшая Гульнара открыла дверь своим ключом, тихо пробралась на кухню, достала из холодильника банку козьего молока и жадно выпила ее почти всю. Проснувшийся Ильгиз встал бестолково в кухонном дверном проеме, не зная, то ли радоваться и кидаться обнимать жену, то ли начинать скандал, но из страха разбудить сына решил пока не орать. Гульнара мимоходом обняла мужа, протискиваясь мимо него, и заперлась в ванной. Почти через час, когда Ильгизу уже было пора уходить на работу, вышла оттуда распаренная, в своем любимом халате с поясом с пышными кистями, и завалилась в постель, раскинув тонкие длинные глянцевые руки и ноги, а на все вопросы Ильгиза только отвечала – потом, все потом, спать, спать… И мгновенно уснула, пока рассерженный и обескураженный Ильгиз сидел на краю кровати, уснула даже несмотря на то, что он все-таки потряс ее за плечо... После того, как она уснула, Ильгиз даже наклонился и понюхал ее губы – алкоголем совершенно не пахло. Осмотрел сгибы ее локтей, откинув широкие рукава халата – кожа была чистой. Прошел в ванну, где на полу валялись пыльные вещи Гульнары, обшарил карманы пальто, потом вывернул сумочку, лежащую в коридоре на полу, в задумчивости посидел на кушетке в прихожей, потом спохватился, посмотрел на часы и быстро вышел из дома, аккуратно прикрыв дверь, чтобы не щелкнуть замком.
***
На все расспросы Ильгиза Гульнара однообразно отвечала одно и то же – ушла гулять, как зашла так далеко – не понимает, сама не заметила, как дошла до окраины села Кармаскалы уже глубокой ночью, очень устала, попросилась переночевать к какой-то женщине, возвращавшейся домой с базара с тележкой… Выспалась, поела, пошла обратно пешком – взять в долг у доброй женщины Фирузы денег на дорогу ей не пришло в голову, а в сумочке кошелька у нее не оказалось: забыла дома, на полочке в прихожей.
Ильгиз в ближайшую субботу вместе с Гульнарой доехал до Кармаскалов, Гульнара показала дом на окраине, в котором ночевала, но ворота были заперты, доброй женщины Фирузы не было дома, только собака басом лаяла за забором и звенела цепью. Глаза у Гульнары были такие прозрачные, смотрела на Ильгиза она так открыто и доверчиво, что он плюнул, только взял с Гульнары слово больше не пропадать. Гульнара смеялась, обнимала Ильгиза за шею и целовала в ухо, давала тысячи обещаний и клятв, а он от ее смеха и таял, и сердился одновременно, но понимал, что сделать ничего не может – не приковывать же Гульнару дома цепью. Решил, что пора уж ей выходить на работу, засиделась она дома – однако ее место в ателье было уже занято, а больше она ничего не умела делать, только кроить и сметывать ламбрекены и пологи сложной формы из дорогих, тяжелых тканей. На заводе ей место бы, конечно, нашлось, но Гульнара наотрез отказывалась идти на грязную, простую работу, а сложной была не обучена. Ильгиз тогда заговорил о втором ребенке, это был бы прекрасный выход, но Гульнара пришла в ужас: она хорошо помнила, как сходила с ума всю свою первую беременность. Тогда Ильгиз, после нескольких дней напряженных раздумий, озвучил свое решение – Гульнаре вместе с Рамисом и Халимой ехать в Мисангулово. Пока на лето, а там – как получится. Гульнара и этому решению мужа была не очень-то рада, но поездка в деревню у нее вызывала куда меньший ужас, чем перспектива второй беременности, поэтому она неохотно согласилась. Про себя подумала: если ей там совсем уж туго придется, всегда можно будет уехать обратно, подумаешь.
Предыдущие главы - по тегу "Роза".
|
</> |