Раевский Владимир Абрамович. Минфин СССР. 3

jlm_taurus — 09.10.2022 Теги: Абрамович Горбачев Оказавшись человеком вздорным, ограниченным и ревнивым, с признаками скрытого комплекса неполноценности, П.А. Паскарь реагировал неадекватно. Вместо того чтобы переориентироваться и как руководитель если не возглавить, то патронировать перспективное направление консультаций, он практически изолировался в своём «гнездовье» с единомышленниками, а нас стал обвинять в панибратских, выходящих за рамки официальных отношениях с вьетнамцами.

Попытки его доверенного лица, всё понимающего Негруцэ, человека порядочного и компетентного в своей области специалиста, уладить отношения не удавались. В конце концов через три месяца, во время отпуска группы в Москве, оба основных конфигуранта написали в ЦК встречные докладные. разрешился конфликт по обстоятельствам безальтернативно — кадровым ослаблением одной стороны. Во Вьетнам я не вернулся. По какому пути идёт сейчас эта страна, известно всем интересующимся

Но наступали «смутные времена», поначалу даже не в смысле неразберихи и резких перемен, а скорее туманности перспектив. Почти пять лет, прошедших под траурный перезвон похорон очередного генсека (1982 год — Л.И. Брежнев, 1984 год — Ю. В. Андропов, 1985 год — К. У. Черненко), не способствовали серьёзным подвижкам и резким переменам. Не оставило никаких воспоминаний, чем-то отличавшихся от монотонного потока, и так называемое «время Андропова», которое чем дальше, тем больше обрастает странными мифами.

Меня буквально оторопь берёт, когда я слышу, что он мог бы быть нашим Дэн Сяопином, если бы безвременно не покинул этот мир и смог осуществить намеченные
планы. Видимых следов этих планов не осталось. да, действительно, были разговоры о каких-то облавах на дневных сеансах в кинотеатрах и парикмахерских. Но никогда, между прочим, от очевидцев. О его борьбе с Н. А. Щёлоковым что-то говорили. Но в целом это довольно туманная история. Ведь это факт, что ветераны МВД отзывались и отзываются до сих пор о Н. А. Щёлокове не менее уважительно, чем в КГБ об Ю. В. Андропове. Может, это была война «силовиков», как теперь выражаются. Писал стихи. Будто бы встречался с Евгением Евтушенко. Любил слушать песни В. Высоцкого. Но в психушки сажали как и при Л. И. Брежневе.

Я слышал позже от достаточно близко мне знакомых людей, занимавших тогда высокие позиции в «экспертном сообществе» и на госслужбе, что их будто бы привлекали или собирались привлекать к сочинению неких рефоматорских программ. Но к тому времени они сами, если говорить абсолютно честно, исчерпали себя в перестановке слов и акцентов одних и тех же мыслей давно буксовавших «косыгинских» реформ. Верится с трудом в их возможности сформулировать какие-либо прорывные идеи. да и нет
основания верить в такие запросы со стороны генсека исходя из того, что мы о нём знаем.

Всего лишь за три года до этого, по существу, той же, может быть, с некоторой ротацией, группой «экспертного сообщества» была подготовлена (июль 1979 года) абсолютная пустышка — постановление ЦК КПСС и Совмина СССр «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». Все причастные к планированию должны были обеспечить: комплексное решение…, ускорение… (Вот когда чувствуется преемственность персоналий!), рациональное использование… и т. п. в лучших традициях формулирования решений партийных собраний. Есть даже поручение выполнять на всех уровнях планирования наказы избирателей.

Очень условным новшеством этих прожектов было обещание перехода на 20-летний горизонт планирования («двадцатилетка» построения коммунизма уже была при Н. С. Хрущёве) без пересмотра концепции планирования, всего лишь декларированием замены по этапам пути к светлому будущему директивных показателей расчётными. Относиться серьёзно к этому людям, причастным даже к более коротким временным отрезкам перспективного планирования, было трудно. да ещё в канун 1980 года, последнего года, который должен был венчать завершение той самой «двадцатилетки», принятой XXII съездом партии.

А у меня в памяти осталась ещё и бывальщина, когда-то услышанная от Г. Ф. Дундукова, современника реальной работы планового ведомства, созданного параллельно госплану СССр именно для преображения принятой съездом программы в конкретный перспективный план на 20 лет. Мы в очередной раз обсуждали перенос всех несбалансированных позиций на последние два года пятилетки. Г. Ф. Дундуков представил пересказанный эпизод, может быть, для красного словца, как реальный.

Скорее всего, он всё же шаржирован до типичного «планового» анекдота из нескольких схожих ситуаций. «двадцатилетка» была, как известно, разделена на два 10-летия, и только в конце второго наступала эра полного удовлетворения всех насущных потребностей. Любой плановый процесс предполагает рассмотрение разногласий. рассматривал разногласия зампред Совмина СССР, председатель госэкономсовета А. Ф. Засядько. Наиболее часто встречающиеся позиции разногласий по плану — пожелания увеличить капиталовложения или предусмотреть более высокие показатели по развитию сети социально-культурных учреждений и здравоохранения.

На заявку совмина союзной республики по этим позициям А. Ф. Засядько с пояснениями и цифрами на формах плана в нескольких вариантах давал схожий по смыслу и содержанию ответ: «Вот смотри, первое 10-летие. У меня всё распределено до рубля и кубометра цемента. А во втором 10-летии, видишь, добавляю. Всё по твоей заявке».

Постановлением вводился абсолютно искусственный показатель «чистой продукции», причём «по мере подготовки» (неизвестно какого рода), и с сохранением «для отдельных отраслей» показателя товарной продукции. Выглядит как прямая иллюстрация к анекдоту тех лет о переходе отдельных автохозяйств на эксперимент с левосторонним движением. Не помню, чтобы кто-то из знакомых экономистов-практиков отреагировал на это иначе, как тяжёлым вздохом или пожатием плечами, особенно те, кому пришлось строить различные конструкции планирования и стимулирования по долгу службы.

В конце 1982 года в малотиражном издании «Известия Сибирского отделения Академии наук СССР» проскочила статья Р.Р.Карагедова с добросовестным переложением и обильным цитированием работы тогда уже преподававшего на Западе Я. Корнаи «Экономика дефицита». Текст её, насколько помню, по понятной причине был «холодный», без личного отношения к содержанию, как бы «вот, что пишут». В статье чётко указывалось на безумные ценовые диспропорции, переигрывание в «социальные» цены и необдуманную бесплатность всего на свете как на главный фактор дефицита. Она получила громкую известность. О каких-либо санкциях за публикацию я не слышал, но и о какой-либо публичной дискуссии, которая, возможно, могла бы способствовать выработке маршрута углубления реформ, тоже. Очевидно, статья действительно «проскочила».

В результате в активном обороте осталось лишь её название и то в пользовании диссидентов и «кухонных» критиков системы (каюсь, и я был из их числа) только как общая характеристика социалистической экономики и советского варианта планирования. К сожалению, и сейчас ссылки на работу Я. Корнаи, позже, в 1985 году, переведённую и изданную полностью, весьма поверхностны.

других публикаций «времени Андропова», позволяющих заполнить брешь в воспоминаниях об упущенных возможностях развития реформ, в памяти не осталось. А ведь в период, предшествующий «косыгинским» реформам, они были во множестве и по тем временам иногда казались смелыми. Потом я вспомнил, что была в 1983 году публикация в журнале «Коммунист», которая воспринималась как программа и даже «прорабатывалась» на занятиях политучёбы. Никакой конкретики при этом не запомнилось, хотя я сам как руководитель управления должен был такие занятия «вести», что само по себе о чём-то говорит.

Но мне запомнилась реплика нашего министра на коллегии, вернее, интонация, с которой она была произнесена — с явной иронией, на которую он осмелился, наверное, потому, что говорил не о самом Ю. В. Андропове, а о реальном авторе — его помощнике. Министр говорил, как бы интонируя смысловые кавычки, вроде «этот Карл Маркс», поскольку статья называлась «Учение К. Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства». Сейчас, чтобы проверить свои мысли, я её на всякий случай внимательно перечитал. По правде сказать, она воспринимается как набор банальностей. думаю, что и тогда грамотному и начитанному человеку если что-то и мешало так её воспринимать, так это грозное имя официально объявленного автора. Там нет ни одной свежей мысли, которая давала бы возможность составить представление о
наличии каких-то идей о глубинных проблемах системы и возможных путях её обновления.

Единственно реально значимым событием первой половины 1980-х было принятие Продовольственной программы майским (1982 года) Пленумом ЦК КПСС. Обещанного решения продовольственной проблемы не случилось. Но в Программе был организационный вопрос, который административно-командной системе почти всегда удавалось решать: объединение управления сельским хозяйством и перерабатывающими отраслями в едином административном комплексе. В «инстанциях», как тогда многозначительно именовался аппарат ЦК КППС, стал постоянно будироваться вопрос о соответствующей реорганизации и центральных экономических ведомств.

В Минфине СССр, например, финансированием сельского хозяйства и пищевых отраслей промышленности занимались два различных управления. Но «доперестроечный» министр В.Ф. Гарбузов «инстанции», за исключением Политбюро, Секретариата ЦК КПСС и Президиума Совмина, своим вниманием не баловал. В отделах ЦК КПСС и комиссиях Совмина в основном отдувался наш первый зам В.В. Деменцев, которому он при передаче пожеланий «инстанции» отвечал: «Нас наша структура устраивает». В восприятии привычных лиц и конструкции работы Василий Фёдорович был весьма консервативен.

Хотя, по правде сказать,организационно-административное неудобство имело место, особенно после того, как в ЦК КПСС, Совмине и госплане СССр были созданы объединённые подразделения, курирующие агропромышленный комплекс.

По существу же дела, всё обстояло не так однозначно. Конечный результат мы так и не научились планировать. А объективные противоречия производителя (план по объёму заготовок) и переработчика (качество сырья и выход из него продукции) на местах при поддержке партийных органов традиционно разрешалось не в пользу конечного результата. В обязательствах продолжало звенеть: «Заготовим!», «Загрузим в закрома родины!» и т. п. В этой связи уместно вспомнить рассказанную мне начфином Минпищепрома СССр Т. В. Андреевой историю. Идёт расширенная коллегия министерства. Выступает министр пищевой промышленности Киргизии. Условно Сулейман Сулейманович. Председательствующий министр В.П. Леин его спрашивает: «Сулейман Сулейманович, а как вы себя чувствуете в агропромышленном комплексе
с вашими новыми партнёрами?» Тот отвечает: «Вольдемар Петрович, как партнёрша».

Продовольственную программу на майском (1982 года) Пленуме ЦК КПСС представлял ещё Л.И. Брежнев, но было известно,что все материалы готовились под руководством М.С. Горбачёва, с 1978 года Секретаря ЦК КПСС. Моя работа не предполагала рабочих встреч с партийным руководством такого уровня.

...первое реально крупное деяние перестройки — бездарно организованная, или, правильнее сказать,дезорганизованная кампания борьбы с алкоголизмом, высветила главную доминанту организаторских талантов нового руководителя страны — неспособность мыслить системно и глубоко в смысле понимания причин явления и видения на перспективу последствий, проявлять волю для защиты решений от аппаратной кампанейщины, соблюдать верность собственному слову.

Постановление Совмина, а затем Указ Президиума Верховного Совета СССр о мерах по преодолению пьянства и алкоголизма были приняты в мае 1985 года. Минфин СССР при рассмотрении соответствующих предложений на Секретариате ЦК представлял В. В. Деменцев, как и Госплан СССР, отвечавший за финансовый план государства, который имел уже, если снять ретушь, плановый дефицит 18 млрд рублей (фактически по итогам года около 14 млрд рублей), не выступали принципиально против мер по борьбе с алкоголизмом, тем более самогоноварением, но говорили о постепенном движении, по мере изыскания источников восполнения потерь в общем объёме товарооборота.

По расчетам Минфина уменьшение налога с оборота от сокращения производства водки и винодельческой продукции должно было составить за пятилетие более 140 млрд рублей. К тому же налог с оборота был основным регулирующим доходом, за счёт отчислений от которого (во многих случаях до 90 % реализуемого на соответствующей
территории) восполнялся недостаток средств для покрытия расходов бюджетных субъектов. Все доводы и конкретные расчёты не были приняты во внимание. Они были опрокинуты пустыми разговорами и демагогией о «безбрежных» резервах, которые будут высвобождены для роста экономики в результате намеченных
мер. А меры эти заключались в довольно крутом снижении производства водки более чем вдвое за пять лет, а вина, с учётом креплённого, на 40 %.

Взамен же предлагалось пустующие линии по розливу заполнить соками, производство которых с соответствующей сырьевой базой ещё только надо было организовать, если даже забыть, что оно при действующих розничных ценах повсеместно было малорентабельно, а чаще убыточно. Почему не была использована возможность представить не частные расчёты потерь бюджета, а деформированную структуру розничных цен, не дающую никаких шансов для восполнения доходов при увеличении производства любой другой продукции, а напротив, сулящую лишь увеличение убытков? Наверное, этот аналитический материал оказался бы не по зубам, слишком сложным для адресата. Но проблема дефицита, вызванная ценовыми диспропорциями, обострившая в конце концов и политическое противостояние народа и власти, свела режим в могилу.

даже плановое сокращение, очевидно, было катастрофично для бюджета, товарооборота и настроения людей по отношению к центру принятия решений, т. е. органам правящей партии. Но рвение партчиновников на местах превышало все мыслимые пределы по части свёртывания производства, закрытия торговых точек, конструирования других препонов реализации, ликвидации виноградников, соревнований районов по количеству исключённых из партии за «злоупотребление». Фактически снижение производства водки опережало плановые задания по времени и трёхкратно по объёму, а вина ещё больше — в 7–8 раз. Увеличение производства самогона по оценкам вполне «компенсировало» выбытие из оборота водки, а в некоторых областях пришлось вводить талоны на продажу сахара.

В.Н. Семёнов, в те годы заместитель министра финансов СССр, приводит в своих воспоминаниях пример экономического абсурда, когда вино (140 млн декалитров) и спирт (10 млн декалитров) были списаны на убытки и направлены в 1986 году на производство кормовых дрожжей, имевших бросовую цену, по специальным расценкам для обеспечения их безубыточности. Им же описана курьёзная история с попыткой использования виноматериалов на корм скоту, в результате чего крупный рогатый скот вёл себя слишком агрессивно и опасно для обслуживающего персонала, а свиньи только теряли в весе, так как, «выпив», отказывались «закусывать». Много было сломано в кампанейщине карьер и личных судеб. Мой коллега из Минфина Молдавии был исключён из партии и, естественно, уволен с работы, простодушно ответив при разборе анонимки на парткоме, правда ли, что он (коренной молдаванин сельского происхождения) в командировке выпил за обедом: «да чего я пил-то — стакан вина!»

Три года прошли без ломки об колено сложившихся административных структур. Не только мне или представителям других функциональных ведомств, но непосредственно специалистам отраслевых министерств и предприятий, было трудно даже представить себе воплощение в жизнь масштабных прожектов реформаторов. Отрасли пищевой промышленности сами по себе имели сложную подотраслевую структуру с большой технологической спецификой. Но в конце концов «АгроПогром», как прозвали в народе тогда эти меры, докатился и до нас. После того как в едином громоздком и трудноуправляемом ведомстве, госагропроме СССР, объединились Минсельхоз СССР и ещё четыре прежде самостоятельных министерства, отступать было некуда. В Минфине СССР было создано Управление финансирования агропромышленного комплекса. Но наше управление ликвидировали не сразу. Более двух месяцев оно числилось в штатном расписании под старым, звонким названием, а я при своей должности, руководя фактически только двумя отделами — отделом лёгкой промышленности и «сводным» из двух человек, получил как бы оплачиваемый отпуск. А затем последовало новое назначение начальником Управления финансирования тяжёлой промышленности. Поворот в сфере деятельности действительно крутой.

На этот раз никакого вызова в ЦК на собеседование не было,возможно, потому, что я уже попал в какую-то папочку номенклатуры. Благодаря близкому соседству и «фронтовому братству», которое сложилось между руководителями управлений шестого этажа, каких-либо сложностей со сменой участка работы не возникло. Мы все хорошо знали и ведущих специалистов трёх управлений, и даже то, как идут дела в подшефном хозяйстве. А с большинством начфинов министерств я был хорошо знаком ещё по работе в Бюджетном управлении, а затем и заместителем В.П. Никольского 12 лет назад. Стабильность кадров на таком уровне госслужбы была характерной её чертой. Я лишь прошёл пять шагов от двери до двери общей приёмной и занял самый большой на нашем этаже кабинет,который покинул будущий министр финансов СССР В.Е. Орлов,
назначенный начальником Управления госдоходов, членом коллегии министерства.

Но вот в «стиле и методах», как это обозначалось в резолюциях партийных собраний, изменения были довольно серьёзные. Впрочем, при всех прошлых переменах во властной вертикали менялся скорее стиль работы, и то в значительной мере в поверхностном, формальном смысле, а не методы. Методы в полном смысле этого слова вряд ли можно было изменить, поскольку плановые и контрольные функции аппарата продолжали осуществляться в рамках лишь косметически скорректированного административно-командного варианта плановой экономики, к тому же ещё не расшатанного будущей гласностью и пришедшими с ней вольностями

всего лишь год назад и. о. министра финансов СССР В. В. Деменцев при подготовке проекта доклада о бюджете на 1986 год, который подлежал согласованию в ЦК КПСС «до запятой», столкнувшись с реальностью нарастающего дефицита финансового баланса направил записку о плановом дефиците (при официально бездефицитном проекте бюджета) финансовых ресурсов в 25 млрд рублей. думаю, его и ближайших помощников (я работал тогда в отраслевом управлении и среди них не был) озаботило
резкое увеличение дефицита и очевидная, почти уже неотвратимая перспектива ещё большего ухудшения положения. За предшествующие 17 лет с 1968 по 1985 год дефицит (плановый) вырос с 1,8 млрд рублей до 18 млрд рублей, т. е. в год примерно по 1 млрд рублей. Теперь же как результат антиалкогольной кампании и начавшегося снижения цен на нефть расчётное увеличение дефицита определилось в размере сразу 7 млрд рублей. «То ли ещё будет, ойой-ой…» — пела как раз тогда, как в воду глядела, А. Б. Пугачёва,между прочим, любимая певица В.Ф.Гарбузова, да и слова эти он любил напевать-приговаривать.

К слову, об официальном докладе В.В. Деменцева в Верховном Совете СССр, хотя это и выпадает из календарного описания событий. И.И. Пушкин на просьбу дополнить мои заметки личными воспоминаниями о важных событиях, в которых я в это время не участвовал, прислал мне неординарную историю его публикации, свидетельствующую, что и на этой стадии и. о. министра проявил свой нрав. «По регламенту после выступления на пленарном заседании текст доклада визировался докладчиком и передавался в аппарат Верховного Совета СССр для публикации в центральных газетах. Как только В.В. Деменцев начал выступление, мы не поверили своим ушам. Ни единого намёка на известный нам проект не было. да и структура не соответствовала оригиналу.

А ведь надо было сдавать стенограмму в Секретариат ВС для публикации. Чуть позже к нам обратились изумлённые сотрудники аппарата ВС и показали 15 или 20 страниц с вклейками, правками, четвертушками листов, отдельными тезисами и т. д. Мы обещали до конца дня что-нибудь придумать. В Минфине нам пришлось долго копошиться над переданным ворохом бумажек, пока мы не пришли к выводу, что дешифровке они не подлежат. И приняли единственно возможное решение. Я взял первый экземпляр подготовленного проекта, пошёл к В.В. Деменцеву, доложил, что стенограмма выправлена, попросил завизировать, после чего материал передали в аппарат Верховного Совета». Теперь все могут изучать раритеты — последние официально изданные для публичного использования доклады о бюджете, в том числе и этот, вполне респектабельный в официальной публикации.

Записка В.В. Деменцева вряд ли где обсуждалась. Считавшие себя профессиональными управленцами деятели были привычно убеждены, что финансисты вечно говорят о нехватке денег. Это, дескать, родовая привычка людей их профессии. А бюджет-то представляется без дефицита, да и исполняется успешно. «Найдёте…» — сколько раз и мне лично приходилось слышать в высоких кабинетах. Попавшими на руководящие посты в союзных органах выдвиженцами областных и республиканских партийных инстанций, финансист, кто бы он ни был, рассматривался как «учёный еврей при губернаторе»: вывернется, перезаймёт, возьмёт с другой полки, достанет из припрятанного…

Торможение уже не реформ, а экономического развития было скорее следствием непродуманной в полной мере модели реформ, а не сопротивления их проведению. Это, собственно, вполне бесстрастно подтверждает статистика. Снижение темпов развития, производительности труда (с 1970 года они к тому же серьёзно отставали от роста зарплаты), ухудшение показателей по материалоёмкости, энергоёмкости, фондооотдаче. А как могло быть иначе, если принципы реформ были сформулированы умозрительно, в должной мере не обкатаны на реальной экономике с тем, чтобы выявить заведомо нежизнеспособные элементы, и с открытыми глазами представить неизбежные ограничения, преодоление которых возможно только в других общественно-экономических условиях.

Не верится и в конспирологические утверждения нынешних вздыхателей по канувшей в небытие системе о тайных намерениях специально раскрутить низменные инстинкты стяжательства и эгоизма для её разрушения. Всё проще: не был принят во внимание реальный срез экономических показателей по ведомственной и отраслевой иерархии, а политэкономию реально существующей модели социализма, несмотря на обилие учебников именитых авторов, так и зациклившихся на замечаниях И. В. Сталина по поводу экономической дискуссии начала 1950-х годов, никто не написал.

Я напомню, планового дефицита не было с 1943 года (а до этого с 1923 по 1941 годы), что обеспечивалось «сталинским» отношением к финансовым и денежно-товарным балансам как одному из важных факторов действенности административно-командной системы, жёсткими мерами контроля потребления и соответствующей репрессивной машиной. Несмотря на волюнтаристические зигзаги Н.С. Хрущёва, похоже, он пытался такое отношение сохранять, и бюджет сводился бездефицитным. В те времена были приняты решения о резком сокращении численности армии. При принятии планов значительного увеличения масштабов жилищного строительства была одновременно заморожена выплата по внутренним займам.

С попыткой компенсировать повышение закупочных цен на сельхозпродукцию повышением розничных цен на продукцию её переработки связаны трагические события в Новочеркасске. В конце 1960-х дефицит поначалу образовался незначительным и восполнялся в ходе исполнения бюджета. Постепенно, в значительной мере под влиянием проведения так называемых «централизованных мероприятий по повышению народного благосостояния» (так они именовались в расчётах финансовых балансов) и роста военнокосмических расходов, дефицит стал увеличиваться. И то и другое не обеспечивалось ни ресурсным манёвром, ни изменением структуры расходов.

Но текущая жёсткая финансовая политика в отношении различных неплановых мероприятий всё же поддерживалась, как и авторитет Минфина СССР, при рассмотрении вновь возникающих забот отдельных ведомств, если, конечно, не шла речь об обстоятельствах чрезвычайных. Мне пришлось присутствовать при более чем резком телефонном разговоре В.Ф. Гарбузова с первым заместителем председателя Совмина Н. А. Тихоновым, поддерживавшим некую просьбу металлургов, закончившимся почти грубостью. Когда тот вскоре стал председателем правительства после ухода А.Н. Косыгина на пенсию, я был почти уверен в какой-то степени опалы, настолько было «круто» услышанное. Но именно Н.А. Тихонов, став председателем Совмина после ухода А.Н. Косыгина на пенсию, назначил В.Ф. Гарбузова членом Президиума Совмина. (ранее этого не было, хотя он, как правило, единственный из министров сидел за столом Президиума вместе с зампредами правительства.)

И всё же, думаю, общая вина двух главных экономических ведомств состояла в том, что не была проявлена настойчивость в полном раскрытии для партийного руководства страны (а другого в реальности и не было) проблематики привлечения экзотических источников покрытия финансового баланса, а может, она частично даже и замалчивалась. другой вопрос: доступен ли был смысл адресату?

Ведь не зря же тогда на кухнях давалась соответствующая дефиниция социалистическому реализму: это умение говорить приятное начальству в доступной для него форме.

Мне, уже начальнику управления, запомнилось даже как бы в красках гордости за министра и всё наше воинство, когда В.Ф. гарбузов рассказал както на коллегии об обстоятельствах рассмотрения плана и бюджета на Политбюро в таких тонах: «Байбаков минут 20 перечислял свои цифры, все устали. А я встал и просто сказал, что бюджет будет выполнен и перевыполнен». думаю, всё это действовало слишком убаюкивающе для оберегаемого от лишних огорчений сверхпожилого руководства.

где, на какой инстанции всё «вязло»? Вопрос так и остался для меня непрояснённым. Не могу себе представить, как это при смене партийно-государственного руководства в 1985–1986 годах не было рассмотрено реальное финансовое положение страны, хотя бы в связи с проявившейся новой проблемой — начавшимся снижением цен на нефть. На 1985 год плановый дефицит составлял 18 млрд рублей. И как раз с появлением существенного внешнего фактора были приняты решения, отправившие вразнос внутреннюю экономику.

Во всяком случае, даже для вновь заступившего на свой пост министра Б.И. Гостева, судя по письменным воспоминаниям присутствовавшего при этом и уже известного читателю И.И. Пушкина, тогда начальника сводного отдела планирования госбюджета, доклад о балансе по «его» первому бюджету (1987 год) оказался неожиданным. дефицит по предварительным плановым расчётам составляя 26 млрд рублей. «В чём причина?» Ответ мог быть только простым. Чему удивляться? результат почти совпадает с базой, прошлогодними расчётами. «Больше такого не будет! Бюджет должен сводиться положительным!»

Б. И. Гостев, очевидно, получил при назначении какие-то авансы о поддержке, а проектные положения пакета июньского (1987 года) Пленума, обещавшие исключить имевшую «ранее место недооценку финансовой системы», давали надежду на изменение отношения к финансам. Увы, доложены были плановые расчёты, опиравшиеся на уже принятые решения. А снижение производства легального алкоголя в два раза опережало законодательно определённые «задания», да и проектировки
«ускорения» вкупе с творчески воспринятым на местах пониманием «перестройки» давали о себе знать.

Преодолеть «табу» даже просто на упоминание о самом факте дефицита при весьма общих разговорах о трудностях и несбалансированности не удалось и в следующем докладе — о проекте бюджета на 1988 год. Единственной смешной «уступкой», как бы намёком, на ухудшение, было представление в очередном докладе проекта бюджета с доходами и расходами 443,5 млрд рублей, т. е. в равных суммах. Ставший традиционным для докладов мобилизующий раздел был написан в духе решений июньского Пленума: «Выполнить бюджет, оздоровить финансы». Пленум, как мы видели, делал упор на резервы первичного звена, где они, возможно, и были «бездонны», но и чтобы добраться до них, путь был длинный. Очевидно, никаких перспектив на реальное сбалансирование в таких условиях не было. По итогам 1987 года дефицит бюджета определился уже в 75–80 млрд рублей.

Всего за четыре года (1985–1989 годы) дефицит финансовых ресурсов увеличился почти в семь раз. Называлась и достаточно точная цифра дефицита бюджета будущего года и наиболее реалистичные временные рамки достижения сбалансированности — не менее трёх пятилеток. Что и говорить, читать было скучно, не так увлекательно, как «прогнозы» роста на будущие 15 лет. Наверное, поэтому Программа и залежалась до самого драматического события 1980-х — открытого обнародования факта бюджетного дефицита. Это было тоже в духе времени «перестройки» и её лидера. Вдруг как-то всё «образуется».

Итак, обсуждение документа, подготовленного «во исполнение…», не состоялось, во всяком случае, в кругах, компетентных на принятие решений того уровня драматизма, который бы соответствовал обстоятельствам. Опытные царедворцы понимали, что без «снятия голов» обойтись нельзя и, может быть, это будут именно те головы, которые как раз и склонились над 59 страницами написанного обычной бюрократической прозой документа, а не какими-то оторванными от жизни «яйцеголовыми» прорицателями или прямыми недругами, не понимающими потенциал животворной силы идей «перестройки». Никаких следов рассмотрения Программы не осталось ни в протоколах, ни даже просто в памяти, несмотря на то, что подготовлена она была во исполнение поручения июньского (1987 год) Пленума ЦК КПСС.

главная задача состояла всё-таки в выборе способа подачи материала, связанного с реальным финансовым положением страны. Мы располагали историческими материалами предварительных и окончательных расчётов к плану и бюджету за многие годы, задействованных в обсуждение экономических факторов, определивших то или иное решение. Составлена была «таблица правды»: сальдо финансового баланса и все источники его покрытия. Традиционных не хватило, и появилась строка «изыскать в ходе исполнения плана и бюджета», можно сказать, малореальная с точки зрения её выполнимости — около 7% к бюджетным расходам.

Признаюсь, это не было «изобретением». Практически во всех расчётах финансового баланса на очередные пятилетки в этих «закрытых» для непосвящённых документах такая строка появлялась на последние два плановых года. Поэтому, чтобы сохранить возможность отчитаться о выполнении всех намеченных мер (в основном речь шла о
так называемых «централизованных мероприятиях по повышению народного благосостояния»), в том числе и по годам, срок их фактической реализации передвигали на последний месяц соответствующего года.

Но на будущий год они, естественно, раскрывались во всей полноте и, само собой, всё более затрудняли балансировку финансов последующих пятилеток. Было опасение, что раскрытие полной картины сразу равносильно тому, чтобы напроситься на несомненно последовавшее бы за этим распоряжение свыше: закопать до лучших времён. Никто не разрешит. Собственно, опыт, и совсем недавний, уже был: в упомянутой Программе оздоровления дефицит был определён в реальном объёме (имелись расчёты), но публичного ответственного рассмотрения не состоялось. Надо было искать обходной вариант

даже после слов «дефицит возник не сегодня, а как следствие несбалансированности экономики, дотационности и потерь, вызванных экстенсивными методами хозяйствования», «протолкнуть» реально зафиксированный результат баланса 1989 года так «вдруг» было немыслимо. Поэтому в тексте доклада дефицит был обозначен в размере только 36,3 млрд рублей, которые надлежало «изыскать». Однако в перечне плановых доходов вполне дотошно перечислялись привлекаемые средства ссудного фонда, включавшие и свободные резервы государственного страхования… Складывай, кто умеет… Это ещё более 60 млрд рублей. На следующий день страна взорвалась. Знающие арифметику начали обвинять финансистов упомянутого круга в непонимании сущности дефицита. Но леший с ней, злобной хулой, важен результат: замолчать проблему было уже больше нельзя.

Совсем скоро мы «тихо», это вообще проскочило почти незамеченным, признались ещё в одном грехе: со «сталинских времён» (вспомните мою беседу с С.М. Воронцовым) в общих перераспределяемых централизованно ресурсах, сначала в фонде долгосрочного кредитования, а затем и доходах бюджета, учитывался неснижаемый прирост вкладов населения в сберкассах. Его с тех пор «набежало» на 20 млрд рублей. Итого дефицит бюджета в первый год легализации составил сразу 120 млрд рублей, т. е. более четверти бюджета. Но сосредоточен он был только на союзном уровне, а значит, для Союза доля дефицита по меньшей мере удваивалась до 50%

Летом 1990 года конфронтационное противостояние российских властей общесоюзным вылилось в одно из наиболее разрушительных деяний из всех имевших место в то время в сфере экономики. Было принято постановление Верховного Совета РСФСР «О государственном банке рСФСр и банках на территории республики», которое, по существу, узаконивало ту самую юрисдикцию. Госбанк СССР как бы повисал в воздухе. Уже поздно вечером мне позвонил В.С. Павлов: «Поезжай к Геращенко. К утру должен быть готов проект Указа Президента СССР о неконституционности и отмене постановления. Я с Горбачёвым это согласовал».

Ещё весной того же года президент СССр на Съезде народных депутатов получил полномочия приостанавливать законодательные акты республик, противоречащие союзному законодательству. Мы хорошо понимали, что положения российского постановления направлены на разрыв единого экономического пространства в самой болезненной точке — денежном обращении. Вместе с зампредом госбанка СССР И. В. Левчуком проект Указа подготовили, и утром В.С. Павлов и В.В. Геращенко отвезли его М.С. Горбачёву. Как выяснилось, о готовившемся проекте Указа узнал Р.И. Хасбулатов, и после его визита М.С. Горбачёв от подписания отказался.

О степени понимания Р.И. Хасбуластовым проблем денежного обращения можно судить по его возмущённой реплике уже в будущем на информацию А.В. Войлукова в Верховном Совете рСФСр в связи с подготовленной к выпуску пятитысячной купюрой: «Мы вам этого не позволим! Вы не понимаете, что это гиперинфляция?!» Сейчас абсолютно ясно, что именно то самое, не отменённое, не дезавуированное более высокой конституционной инстанцией постановление, а затем инициированный российским руководством отказ от перечисления налогов в союзный бюджет и указания об этом «своим» коммерческим банкам, стали началом конца Союза, а будущие Беловежские соглашения лишь фиксацией, последней точкой.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив