Пятьдесят кубометров досок
vykhochetepesen — 14.09.2022Ленинград. 1941 г.
Из большого и интересного личного архива сотрудника Эрмитажа и преподавателя Академии Художеств Владимира Павловича Савина хочу привести лишь один малюсенький документ. На четвёртый день войны тогда ещё молодой инженер-лесовод из Отдела Охраны Памятников командируется в Ленинградский порт для получения пятидесяти кубометров досок.
На обратной стороне сделана поясняющая приписка:
«Эти доски идут на укрытие монументов от повреждений при бомбёжках Ленинграда».
И ещё приписка чернилами:
«Белдовский* будет ждать меня у Финл. вокз. с последней машиной — 11 ч.д. (часов дня — Прим. авт.)»
Интересно расписанное карандашом распределение пиломатериалов по конкретным памятникам:
«Для Дм.Кричевского** к пам. Петру I у сената — 15 куб.м
памят. Кирову — 12 " "
пам. Никол I — 10 " "
пам. Ленину — 13 " "
________
Все 50»
Именно эти доски мы видим на фотографиях блокадного Ленинграда. где место знаменитых памятников занимают временные зиккураты и башни.
*Белдовский Иван Корнелиевич (1894-1976) — Советский архитектор. Из работ в Ленинграде — конструктивистские школа им. 10-летия Октября на пр. Стачек и Круглые Бани в Лесном. Проектировал сооружения канала Москва-Волга, послевоенный Сталинград.
** Кричевский Давид (Дмитрий) Львович (1892–1942) — советский архитектор. По его проектам в Ленинграде построены кинотеатр «Гигант», ДК Газа, ДК Выборгского района и Ижорского завода в Колпино и другие объекты. Умер в Блокаду.
Однако главным сюрпризом при разборке архива оказалось несколько тетрадей воспоминаний, где проживший длинную и интересную жизнь Владимир Павловичи честно и просто описывает время и происшествия. События начала войны изложены в пятой тетради. Привёдем этот отрывок последовательно, и изначальная коротенькая серая бумажка дополнится историческим фоном и деталями.
(Орфография и пунктуация как в рукописи).
В воскресенье 22 июня мы услышали по радио выступление Молотова о нападении немцев и что «Победа будет за нами». Жена бросилась в сберкассу, но увы было вывешено объявление о прекращении выдачи денег. Огромная очередь на Среднем проспекте Васильевского острова медленно разошлась.
Приготовь одежду потеплее, надо ждать мобилизации, сказал я жене. Наутро поехал на службу уже по новому адресу — Гродненский пер. 4 б. дом купца Колчака; до переезда мы размещались в особняке на Чайковской улице.
Приезжаю на службу, вскоре собрались все члены и научные сотрудники. Кратко делились впечатлениями. Прошу вас, товарищи, в Овальный зал ГИОП, объявил проходя по помещениям, главный архитектор Н.Н. Белехов. Тотчас все устремились в зал.
— Товарищи. время не ждёт, надо готовить памятники от авиабомб и зажигательных снарядов. Надо надёжно укрыть монументы: «медного всадника» и остальных. Вы, В.П., предложите Эрмитажу и Русскому музею студентов. Мне из Университета сообщили, что могут выделить 800 человек.
Явился в Эрмитаж к директору И.А. Орбели — «помощи не нужно, всё идёт по мобилизац. плану спецотдела». В Русском музее царил хаос, ибо никакого плана, как в Эрмитаже. здесь не было. Упаковкой скульптуры и предметов прикладного искусства руководил Григорий Макарович Преснов. — Нам помощи не нужно, мы даже многопудовую Анну Иоановну благополучно спустили.
А вот с питанием дело совсем плохо. Мои сотрудники валятся с ног от усталости, домой не уходят. Нужно организовать питание на месте. все столовые закрыты, продуктов уже нет в продаже, заявил совершенно растерявшийся директор. А что, спрашиваю, есть ещё в магазинах? — Мне отвечают, можно купить шоколад. — Вот и купите шоколаду и выдавайте всем сотрудникам по плитке на день. — А кто мне разрешит истратить деньги на шоколад? — спрашивает директор? — Как кто?! Война разрешает это! — воскликнул я . — А все-таки Вы тов. Савин выдайте мне письменное распоряжение о покупке шоколада.
Затем я получил задание: вывезти из порта толстые доски по 5, 3 и 1 машине ко всем монументам: Медному всаднику, Ленину у Финляндского вокзала, Кирову у райсовета и не забыть Летний сад — памятник Крылову 2 машины и Порфировая ваза — 1 машина.
Студенты занялись насыпкой и зашивкой мешков у памятников, руководила этим арх. О.Н. Шилина. Зав музеем городской скульптуры обязан был завезти по Неве и каналам баржи с песком. Почти к каждому памятнику удалось подвезти песок — так густо Ленинград рассечен каналами.
Конструкции укрытий оказались хорошо рассчитанными. Только Медный всадник едва не потерпел аварию. Додик (Давид Кричевский — Прим.авт.) неверно построил основу, а когда студенты заложили мешками верхнюю часть, конструкция осела вниз и легла на спину лошади. Пришлось срочно разбирать укрытие и укреплять основу.
Все районные архитекторы были заняты предупреждением возгорания деревянных конструкций зданий-памятников при бомбёжках зажигательными снарядами.
Любови Митрофановне Шуляк было дано важное задание укрыть скульптуры Летнего сада. Решено было зарыть вещи рядом с местом где они стояли. При этом выяснилось, что никаких фундаментов скульптуры не имели, а были поставлены прямо на уплотненный грунт.
Любовь Митрофановна мудро решила укрыть скульптуры многослойной оберткой кальки, а затем тройной оберткой руберойда. После этого скульптуры мягко опускались в приготовленные ямы.
Конечно, история спасения ценностей в блокадном городе рассказана многими очевидцами и была изложена подробно в книгах и исследованиях советского периода. Но в 1987 году, — видимо, под влиянием внезапно объявленной Горбачёвым «гласности», Владимир Павлович решил писать откровенно обо всём, что видел:
На следующий день после выступления Сталина об организации всеобщего отпора врагу работники управления по делам искусств во главе с Загурским Б.И., его заместителем Рачинским П.И., начальником спецотдела Рачковским собрали митинг. Ораторы приглашались к вступлению в народное ополчение. все молчали, выжидая. И лишь одна женщина, сотрудница журнала «Ленинград» вскочила с места и воскликнула: «Что же вы, мужчины, молчите?!» И этот возглас утонул во всеобщем молчании. Затем было вынесено предложение избрать, конечно, по списку комиссию для записи добровольцев в ополчение и на этом собрание закрылось, будто речь шла о будничном решении о выборах редколлегии управленческой стенгазеты. Меня поразило, что не было и намёка на пример нижегородского купца Минина-Сухорукова. какое там! Все были вышколены так, что всякий дух общественного протеста отсутствовал начисто.
На след день комиссия стала вызывать на собеседование на предмет вступления в народное ополчение. Первым из охраны памятников вызвали Н.Н. Белехова — гл. архитектора. Он заявил, что посоветуется с женой. Советовался он с женой всю войну...
Архитектор Н.Д. прямо заявил, что не может по состоянию здоровья. Наконец вызвали и меня. «Ну Вы-то, тов. Савин недавно из армии, вы-то идёте в ополчение? Я ответил вопросом: — А Вы-то, тов. Рачинский, записались в ополчение? Застигнутый врасплох, он сказал, что когда будет надо, его позовут. — Вот и я подожду, пока меня вызовут, ответил я. В общем, никого не удалось записать в ополчение.
Надо сказать, что Владимир Павлович уже побывал на Финской войне 1939-1940 гг. и пожалуй догадывался о возможной судьбе наспех собранных и вооружённых отрядов ополченцев при натиске стремительно наступавшего противника. Как беспартийный интеллигент он был сначала записан в команду для рытья окопов на Лужском рубеже, а затем, узнав о создании истребительных батальонов для борьбы с врагом в городе в случае его проникновения, зачислился туда. И попал-таки потом в 4-ю гвардейскую дивизию народного ополчения, командиром взвода боепитания. Артиллеристом прошёл всю войну, сквозь Пулковские высоты и Курскую дугу, Румынию и Чехословакию.
Интересно его замечание на обороте Пятой тетради:
Дневники. При вступлении в Румынию я начал вести дневник. Его у меня выкрали. Некот. время спустя был вызван к зам к-ра полка по политчасти. Майор Березин объявил мне что дневники вести запрещено. Второй раз начал вести дневник в Германии в 1944 году. Он был выкраден агитатором полка к-м Ноздрачёвым.
Несмотря на потери своих записей, на пенсии Владимир Павлович вёл активную переписку с однополчанами, побуждая их присылать свои воспоминания, уточнял подробности и писал историю своего полка.
Я очень надеюсь, что получится издать полностью эти тетради воспоминаний: в них о детстве в деревне Осьмино Ленинградской области, работе садовода и послевоенном восстановлении паркового хозяйства Ленинграда, встречах с Циолковским, розысках в Петербургском некрополе, несостоявшемся назначении директором музея Репина »Пенаты« и многое другое.
Дощатые футляры памятников были разобраны в 1945 году, скульптуры выкопаны из земли, с Медного всадника счищена патина, появившаяся от влажного песка. Но щербины от осколков остались как память на гранитных постаментах коней на Аничковом мосту и на колоннах Исаакиевского собора.