Прости...
protvagrad — 29.07.2024"Она была суровой и не очень ласковой с виду. Не гламурной. Не
приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не
было. И происхождение подкачало. Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много.
Занималась всем сразу. И прежде всего – нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с
моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в
грубую серую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные
секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за
билет.
В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже – в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы
старались, как умели. И капризничали. И воротили носы.
И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И
ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В
НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие
стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже
против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала
сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со
стороны. Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была
экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием
заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг
нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие
ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были
отменного качества – и кинокартины, и одежда, и косметика, и
детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими
людьми.
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались.
А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала.
И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И
кормила, и учила.
Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие
горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было
мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала.
Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему
привыкла.
Она не была идеальной, и сама это понимала. Она была живой и потому
ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она
просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не
показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на
самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали,
что мы выросли давно. Мы были уверены, что вполне проживём без её
заботы и без её присмотра.
Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она – нет.
Она оказалась права и на это раз. Как и почти всегда. Но, выслушав
наши упрёки, спорить не стала.
И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не
оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели
тогда.
Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе.
Вдоволь.
Счастливы мы?
Не знаю.
Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей
тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы
поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы
нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё!
Советская Родина."
|
</> |