Про медицинскую помощь, которой вы так настоятельно советуете мне

Сначала про скорую помощь. Три месяца с небольшим назад Лена вызвала мне скорую помощь. Был сердечный приступ или что-то в этом роде, и Лена хотела сделать кардиограмму, пока я в таком состоянии. Ни из нашей поликлиники, ни даже платная кардиограмма не приедут немедленно, срочно приезжает только скорая помощь. И Лена вызвала ее, считая, что приступ — достаточное основание для вызова. Вошли, как всегда это бывает, два человека: немолодая, очень приятная женщина-фельдшер и солидный дядечка врач, тоже пожилой. Пока фельдшер занималась кардиограммой, врач спросил меня, что я чувствую. Я постаралась как можно точнее описать свои ощущения, но он… ни одному моему слову не поверил. Вот не поверил — и все тут! Сказал, что сердце болит не там, где я показываю, и что есть такие одинокие старухи, которым не с кем пообщаться, им очень скучно, им нужно с кем-нибудь поговорить, и вот от скуки, для развлечения они вызывают скорую помощь. Другими словами, он сказал, что я симулянтка. То, что здесь была моя дочь, и значит, я не одинокая старуха, и то, что моя дочь - врач и скорую вызвала не я, а она, - все это никак не повлияло на его мнение обо мне. Он, как вошел, сразу понял, что я симулянтка, и это убеждение невозможно было поколебать. Я, конечно, могла сказать ему, что в прошлый раз я, вернее, Лена для меня, вызывала скорую помощь в 2004 году, и тогда машина увезла меня в кардиологическое отделение 23-й больницы с начинающимся отеком легкого. Я пролежала там около двух месяцев сначала в реанимации, потом в палате интенсивной терапии, и меня никак не хотели выписывать, потому что не могли разобраться в моей болезни. Сказали мне: «Энгелина Борисовна, вы тяжело и опасно больны. Вы знаете чем?» Я сказала, что не знаю. Они сказали: «Вот и мы не знаем, а мы очень хотим узнать». Вот такие попались любознательные. Мне пришлось написать заявление, что я прошу меня выписать и за все последствия я сама отвечаю. Кроме того, я дала им обещание, что, если подобный приступ снова начнется, я позвоню им по телефону, номер которого они мне дали, они пришлют за мной машину, я приеду к ним в отделение — и вот тогда они, возможно, во всем разберутся. Я могла бы сказать это врачу скорой помощи, но у меня не было сил говорить, и к тому же я понимала - что бы я ни сказала, он останется при своем мнении. Когда они уехали, Лена сказала: «Мама, не обращай на него внимания. Нам нужна была кардиограмма, и она у нас есть. А завтра я покажу ее в Боткинской самому лучшему кардиологу». Вот такая была моя последняя встреча со скорой помощью.

А теперь про поликлинику. Я очень давно не обращалась в свою поликлинику, много лет. Когда я работала, то мне, конечно, нужна была наша поликлиника, чтобы в случае болезни получить бюллетень. И еще я пользовалась услугами нашей поликлиники, чтобы сделать анализ крови и кардиограмму. Кроме того, в советское время каждый год проводилась полная диспансеризация. Хочешь ты или не хочешь, но тебе приходилось раз в год сделать флюорографию, маммографию, посетить гинеколога и сдать все анализы. Но, как я уже сказала, много лет я в нашу поликлинику не обращалась. А тут мы с Леной решили сэкономить. Мы каждый год сдаем анализ крови платно, и каждый год эта услуга дорожает. В позапрошлом году было четыре с чем-то тысячи, в прошлом пять с чем-то тысяч. А в этом году мы решили сделать анализы бесплатно. Мы обратились в поликлинику и узнали, что в организации здравоохранения в последние годы произошли большие изменения. Участковые врачи, которые сидят в поликлинике, принимают только тех больных, которые могут к ним прийти, а больных на дому обслуживает специальная патронажная служба - патронажные врачи и патронажные медсестры. К нам пришла такая патронажная медсестра Раиса Федоровна, очень милая пожилая женщина. Она пообщалась со мной и прислала нам лаборантку, которая взяла кровь, а также прислала кардиограмму. Кардиограмма была кстати, можно было ее сравнить с кардиограммой месячной давности и увидеть динамику. Но кардиограмму и результаты анализов Раиса Федоровна нам не дала, она сказала, что все это будет у доктора. К нам придет прикрепленный к нам доктор Кирилл Владимирович, молодой и совершенно замечательный, она сказала, «нежный доктор», кардиограмма и анализы будут у него. Он придет сам, как только это все получит, вызывать его не нужно. Признаться, я обрадовалась. Я всегда хотела, чтобы кроме Лены меня лечил еще какой-нибудь врач, совершенно незнакомый. Объясню, почему. У Лены есть задача - как можно дольше продлить мое физическое существование. Это ее цель. Поэтому она лечит меня от болезней, которые могут иметь летальный исход, а болезни, от которых не умирают, она игнорирует. Ну, например, глаза. Я бы съездила на такси в глазную больницу, может, они бы мне помогли хотя бы сохранить тот глаз, который еще немного видит. Вообще, дали бы какие-то советы. Пожилые люди, даже зрячие, непременно в глаза что-то закапывают, а я не делаю ничего. Ну, Лена сказала, что в глазной больнице (я там когда-то лежала) очень длинные коридоры, крутые лестницы на каждом шагу — это риск. «Давай лучше не поедем». Правда, разговоры о глазной больнице были несколько лет назад. Теперь я сама понимаю, что до больницы не доберусь. Мой любимый племянник Юра Тареев, врач-ортопед, заведовал отделением в больнице. Он хотел прислать машину с санитарами и носилками, чтобы меня доставили к нему и он бы на рентгене посмотрел все мои больные суставы, вообще весь скелет. Это тоже было несколько лет назад. Но Лена не разрешила. Сказала, что на носилки нужно лечь, потом с носилок нужно подняться, потом еще придется куда-нибудь пройти - лучше не будем рисковать. От слепоты и от болезней суставов еще никто не умер. Я пока немного хожу, а если не буду ходить, буду лежачая, ухаживать за мной есть кому… Операцию на суставах мне все равно делать нельзя, так что без рентгена можно обойтись. Я хотела бы показаться отоларингологу, но от болезней, которые лечат отоларингологи, не умирают. Значит, без отоларинголога можно обойтись. А у меня хронический катар горла, и от него меняется голос. У меня был высокий звонкий голос, а теперь я хриплю, как Луи Армстронг. Мы с Юрой хотели было устроить очередной сеанс аудиосвязи, я бы с вами поговорила, стихи почитала, но не хочу, чтобы вы слышали мой новый хриплый голос. У нас с Леной разные цели. Я не хочу жить как можно дольше, а хочу жить полноценной жизнью. «Существовать» мне не интересно. Если я не смогу вести блог, то что мне здесь делать. Словом, я хотела поговорить с каким-нибудь другим доктором о своих несмертельных болезнях.

И доктор пришел. По телефону я ему объяснила, что плохо хожу и после того, как он позвонит в дверь, ему придется немного подождать, пока я доковыляю от постели до двери. Я открыла дверь. Доктор был такой высокий, что я долго задирала голову, чтобы увидеть, где же он кончается. Он вошел, достал свои бахилы и надел на башмаки. Я сказала, что если он хочет помыть руки, то вот чистое полотенце, а он сказал, что мыть руки ему не нужно, у него есть спрей. Словом, он был хорошо подготовлен. Он вошел в комнату, я заблаговременно придвинула к постели кресло, чтобы он мог удобно сесть, но он садиться не стал. Он спросил, что у меня болит в данный момент. У меня в понедельник, вторник, среду и утро четверга много чего сильно болело, вы знаете, у меня было обострение, но, когда он пришел, боль как раз прекратилась и я лежала в постели, не веря своему счастью. Я сказала, что в данный момент у меня ничего не болит, и мне показалось, что он сейчас развернется и уйдет, он даже сделал такое движение. Но он не ушел. Он сказал, что на кардиограмме у меня фибрилляция предсердий (когда я сказала об этом Лене, она очень испугалась — такого со мной никогда не было). Он достал фонендоскоп, послушал сердце и сказал: «Да». Очевидно, фибрилляцию он услышал. Я спросила: «В кардиограмме фибрилляция предсердий. А что в анализе крови?» Он сказал, что анализов он еще не видел. Я сказала: «Как это возможно? Ведь анализ делали месяц назад». Он сказал, что, когда из отпуска вернется Раиса Федоровна, он посмотрит анализ. Я удивилась, во всем этом была какая-то странность. Вот, казалось бы, врач идет к первичному больному, о котором он ничего не знает, у него есть возможность посмотреть анализы и что-то про этого больного понять — но он не посмотрел. Вообще, у меня было ощущение, что я общаюсь не с человеком, а с роботом. Если робот, то тогда с анализами все понятно. В его программе нет жеста, которым можно выдвинуть ящик стола или открыть шкафчик и взять листок с анализами. Он может посмотреть анализ только тогда, когда Раиса Федоровна будет держать этот листок прямо перед его глазами. Раиса Федоровна сказала мне, что в патронажной службе есть и специалисты, они могут прийти домой. Я сказала Кириллу Владимировичу, что хотела бы показаться отоларингологу и офтальмологу. Он сказал: «Офтальмологу только в том случае, если у вас глаукома». Я сказала, что без офтальмолога нам вряд ли удастся установить, есть глаукома или нет. Отоларинголога он пропустил мимо ушей. Раиса Федоровна еще говорила, что можно на дому сделать инъекции. Я спросила об этом у Кирилла Владимировича, он сказал: «Можно, если врач назначит». Я сказала, что он и есть врач и я хотела бы, чтобы он мне их назначил… Я объяснила, что в связи с панкреатитом у меня очень строгая диета. В мой рацион входят: яичный белок, вареная куриная грудка и мясное пюре в баночках «Тёма», которым прикармливают младенцев, так что витаминов я с едой не получаю никаких. Принимать витамины в препарате я тоже не могу из-за того же ЖКТ, поэтому я хотела бы, чтобы мне прокололи хотя бы витамины группы B. На эту мою просьбу он тоже никак не отреагировал. Я ему сказала, что с понедельника до утра четверга у меня был приступ панкреатита, но это его нисколько не заинтересовало. Он не спросил как давно у меня этот диагноз, как часто бывают обострения и в чем они выражаются. Не осмотрев меня и не расспросив, он написал целый лист назначений.

Он пробыл у меня не больше семи минут, не присел. При этом я видела, что он образованный врач, он сыпал терминами и сыпал названиями препаратов, о которых я не слышала, со скоростью 30 названий препаратов в минуту. Да, он меня еще спросил: «Что вы принимаете, вы, наверное, не знаете?» Я сказала, что, как бы я могла принимать, если бы не знала, что именно нужно принять. Я видела, что я доктора не интересую совершенно. Что я в его жизни - просто обстоятельство, причем отрицательное. Возиться со мной ему не хотелось. За меня с него не спросят, потому что в моем возрасте умереть - более естественно, чем продолжать жить. К тому же он, вероятно, считал, что в моем возрасте просто неприлично цепляться за жизнь. Я готова была его понять и с ним согласиться, но у меня особая ситуация: мне нужно еще кое-что сделать, ну хотя бы дописать историю России XX века, а для этого мне нужно дожить до Нового года, а может быть, даже до февраля. И еще у меня есть Алеша Леонидов - сын Олега, моего однокурсника и вечного поклонника, вы о нем знаете. Алеша - совершенно одинокий человек, неконтактный. У него кроме меня никого на свете нет. Я с ним каждый вечер разговариваю полтора часа, главным образом о кинематографе. Я рассказывала о нем, он мой главный эксперт по кинематографу, о кино он знает все, и я доверяю ему больше, чем десяти дипломированным киноведам. Мы говорим не только о кино, но еще о буддизме. Алеша - буддист, и он читает мне по телефону всякие буддистские тексты, возможно, надеясь обратить меня в свою веру. И о литературе мы иногда говорим - его интересует Лев Толстой, потому что у толстовства есть общие черты с буддизмом, и Платон Каратаев из «Войны и мира» - это с точки зрения буддизма идеальный человек. Кроме меня у Алеши нет больше никакого общения. Если меня не станет и с Алешей что-нибудь случится, об этом узнают не раньше, чем через полгода, когда придут узнавать, почему он так долго не платит за квартиру. Так вот, я не могу уйти, потому что мне не на кого оставить Алешу.

Я что хочу сказать… Вот вроде бы считается, что нужно лечить не болезнь, а больного, потому что одни и те же препараты на разных людей действуют по-разному и особенности режима должны быть индивидуальными. Для того, чтобы лечить больного, нужно установить с ним контакт. Кириллу Владимировичу такое даже в голову не приходило. Будучи роботом, он ничего не знает об эмоциональной жизни, у роботов нет эмоций. И он не понимает, что эмоции могут влиять на работу внутренних органов. Эмоциональный стресс может вызвать инфаркт и инсульт, даже язва желудка считается психо-соматическим заболеванием.. У меня было ощущение, что он считает, что человека можно лечить так, как ремонтируют машину. С машиной все понятно, машины похожи одна на другую, у них нет характера и индивидуальных особенностей, в которые нужно вникать. Говорят, что если после общения с врачом вам не стало лучше, то значит, это был не врач. Вот после общения с Кириллом Владимировичем мне лучше не стало. Врачи, с которыми я сталкивалась прежде, вели себя иначе. Врач приходил, и первые его слова были: «Покажите язык». Если язык обложен, значит, нужно искать какое-то неблагополучие. Дальше врач говорил: «Покажите горло». А потом он садился и расспрашивал больного — это называлось собрать анамнез. Потом он больного осматривал, потому что анамнез анамнезом, это субъективно, а при осмотре можно обнаружить то, чего больной сам о себе не знает и не чувствует. Врач больного выслушивал, потом ощупывал - это называлось пальпация, потом простукивал - это называлось перкуссия. Кирилл Владимирович ничего этого не сделал, хотя пришел к первичному больному. Он принес с собой историю болезни - пустые корочки, там лежала только кардиограмма, и при мне он в историю болезни ничего не записал. Как я уже сказала, он пробыл у меня не больше семи минут, стоя на ногах, на прощанье произнес скороговоркой: «Плановое посещение врача - раз в три месяца, медсестры - раз в месяц». И ушел. Я, конечно, могла бы ему сказать, что он может не приходить через три месяца, но я этого не сказала. Я ему совершенно не интересна, а он мне - интересен очень. Я хочу разобраться в этом феномене. Что это такое? Это новый подход, это поколенческое или это индивидуальные особенности Кирилла Владимировича? Вечером Лена позвонила с дачи и спросила, как прошел визит врача. Я ей рассказала. Лена сказала: «Мама, не переживай. Мы лечились без него и будем лечиться. Обойдемся без них». Мы-то обойдемся, а вот другие? Те, у кого нет дочери-врача и базы в виде Боткинской больницы со всеми ее возможностями. Вот что будет с ними?

Предыдущие записи блогера :

05.09.2019 — Гитлер и Сталин. Продолжение.

01.09.2019 — Гитлер и Сталин

29.08.2019 — Нехороший юбилей

Архив записей в блогах:

День пива

Прочитал сейчас у bocharik про весьма любопытный праздник, который проходит в Чехии, в начале лета - 8 июня. Называется этот праздник "День козла" и посвящён одному из самых любимых моих пенных напитков - пиву. Сказать честно - я не не переношу никакого алкоголя кроме пива. А ...

Карикатуры на атеистов

художника Игоря Колгарева можно лицезреть здесь . Конечно, часть из них - бояны, но некоторые я раньше не видел. При этом, что самое интересное, автор крайне негативно относится к карикатурам на религию. "Безбожие нагло вломилось в души ...

Ау, знатоки есть?!

Кто мне скажет, что это такое растет-цветет? Сфотографировала по-всякому и отовсюду, только что сверху над деревцем не полетала. ...

А жизнь, товарищи, была совсем хорошая (с)

Так заканчивается одна из самых прекрасных книг про прогулку. Про "просто так", про всегда удаляющийся горизонт, про прощение обиды, про встреченных людей...про Папу и Дочку, про надежду на счастье и предчувствие чего-то страшного, про то, что чашку конечно, не склеить, но это всего лишь ...

На сколько подорожали продукты за 4 года?

Признаюсь честно, лично я не запоминаю где молоко стоит 52 рубля, а где 48. Когда хлеб был 25 рублей, а в каком году 23. Я считаю это совсем незначительными суммами, никак не отражающимися на бюджете. Да, конечно, если литр бензина вдруг подорожал за какое то время на 10 рублей и ...

Про медицинскую помощь, которой вы так настоятельно советуете мне

Про медицинскую помощь, которой вы так настоятельно советуете мне

Оставить комментарий

Популярные посты: