Про хрупкость
yanatt — 28.10.2013 Это случилось в декабре прошлого года. Оно хотело попасть в ЖЖ, но потом немного застеснялось, не нашло нужных слов, и потихоньку и вовсе пропало в жизненном круговороте, который в начале этого года поглотил меня буквально с головой, и, неожиданно дав долгожданную финансовую независимость, вовсе лишил покоя и свободы. Обмакнул головой в холодную воду, и выпустил, дав вздохнуть, только этим летом, или даже осенью, успев изрядно пообломать мне руки и крылья, которые только теперь начинают заново отрастать. Теперь о многом хочется вспомнить и ретроспективно написать, чтобы оно вконец не застеснялось и не исчезло окончательно.Я летела в Москву - как обычно, не без приключений. (Потому что летать надо напрямую, Париж-Москва, а если уж с пересадкой - то уж по крайней мере не через Германию.) Немецкий пограничник долго шевелил губами, и в конце концов определил, что я пробыла в Шенгене лишних 10 дней, причём дни эти оказались спрятаны где-то в середине моего пребывания, и потому ускользнули от моего собственного подсчёта. Хорошо хоть штраф - по 20 евро за каждый лишний день - а не внесение в чёрный список... Короче говоря, в самолёт я вбежала последней, окончательно разуверившись в том, что где-то бывает лучше, компетентнее, быстрее, и человечнее, чем у нас: пограничники работали неспешно, с явным удовольствием со мной общались, и втроём очень долго не могли осились мой адрес и банковские реквизиты, которые были нужны для составления акта. Даже моё знание немецкого оказалось не в силах ускорить мерный скрежет шестерёнок в их головах. "Не беспокойтесь, без вас не улетят..." И всё равно я каждые пять минут смотрела на часы, и вбежала в самолёт в известном многим состоянии духа, которое определяется визуально по трясущимся рукам, и аналитически - по зашкаливающему уровню адреналина в крови. Но на этом мои приключения не кончились.
Я летела с гитарой, а наверх её приткнуть было уже невозможно - вся полка в чемоданчиках, которые разрешается провозить в ручной клади. Стюардесса решила, что просто так везти её нельзя, и попросила меня пересесть в середину на свободное место, а гитару поставить на место у иллюминатора и отдельно её пристегнуть. Я уже не очень хорошо понимала, что происходит, и чего от меня хотят, так что ей пришлось проводить перестановку самой, предварительно растолкав сидящего сбоку молодого человека. Надо сказать, что молодой человек тоже мало что понял - его будили уже второй раз (первый раз это сделала я, протискиваясь с гитарой к своему родному иллюминатору). Стюардесса церемониться с ним не стала, подняв его с места за ремень брюк... Думаю, если б не мои приключения и не бестактность стюардессы, мы с тем юношей так бы и не познакомились, и мирно проспали бы всю дорогу. Но тут был подан естественный повод для обсуждения, а спать мне уже не хотелось - адреналин так быстро из крови не уходит.
И дальше начинается то, что так сложно описать. Разумеется, я уже не помню деталей нашего с ним разговора - помню, что он оказался канадцем - работником сцены Cirque du Soleil, что говорили мы с ним по-английски (он родом не из Квебека), что живёт и работает он сейчас где-то в Германии, а летит к своей русской девушке в Москву. Помню ещё, что мы много смеялись, говорили о том, как противно, когда тебе не верят, когда в аэропортах тебя ощупывают или копаются в твоём багаже. Он рассказал, как канадские пограничники не дали ему доесть гамбургер, потому что в нём он провёз бы в Канаду колбасу. Потом говорили о сексе, о взаимоотношениях, о цирке, о музыке... Об этом мире - в котором очень много что перевёрнуто вверх тормашками... Талантливый юноша, и очень свободолюбивый. И очень чувствующий, когда переходится та грань, которая отделяет разумность от бреда, реальность от абсурда, осторожность от идиотизма... Свободолюбивый до крайности - до бунта. И я - наверное, чем-то похожа на него, вот только не так прямо это выражаю, и бунтую часто тихо и исподволь, а он - очень уж явно и напрямую. У него даже внешность бунтарская: хипповатые длинные волосы, нарочитая неряшливость в одежде, неприкрыто насмешливый и отсутствующий взгляд, если человек его не заинтересовал. При мне он несколько раз резко отвечал окружающим... И во всём этом бунте - при всей его резкости и показной силе, была какая-то хрупкость, уязвимость. Мне кажется, эта хрупкость есть в любом человеке - наверное, у каждого в своей мере, и почувствовать её можно обычно далеко не сразу, иногда после многих лет общения. А тут я увидела её сразу, как очень мощный образ, как откровение, как что-то, что ощутимо существует, как истину...
Мы получили багаж... Обнялись на прощание. "Take care of yourself..." - сказал он. И сказал так, что стало понятно то, о чём я догадывалась и до этого - что он тоже почувствавал во мне ту самую хрупкость, которая есть в каждом, кто ещё не до конца потерял человеческий облик. "And you too... Take care of yourself..." На этом мы и распрощались - видимо, с тем, чтобы никогда больше не увидеться. Он записал моё имя, чтоб добавить меня в Facebook'е, но так и не добавил. А я не смогла вспомнить его имя и фамилию. Но что бы там ни было - главное было, и оно осталось, и будет с нами - это ощущение хрупкости другого. То, что так непросто бывает почувствовать даже с теми, кто постоянно находятся рядом с нами. И то, почему мы начинаем беречь, и любить, и понимать.
"And you too... Take care of yourself"
|
</> |