Про депрессию 10летней дочери
pushba — 20.02.2022
Рассказ моей подруги:
Трудно сказать, когда это началось.
С Машей мне всегда было трудно, она всегда была эмоциональной и
трудно контролируемой. Вспышки гнева, слёзы и истерики на малейшие
пустяки, мнительность, ревность, упрямство, истерики… в общем,
просто с ней никогда не было.
Мы вместе с дочкой прошли трудный путь: частые переезды,
болезненный разрыв с отцом, болезненные отношения с ним же, страхи
относительно его девиантного поведения, отсутствие опоры. Было
много всего: плохого и хорошего, но мы всегда были близки и вместе,
даже когда было трудно.
Все поменялось, когда я вышла во второй раз замуж. У нас наконец-то
появилась «нормальная семья». Со стороны это выглядит даже
несколько идеально. Мы переехали, сменили школу, любые кружки,
репетиторы стали доступны. Я перестала работать и стала больше
проводить времени с семьей и больше давать заботы и любви детям.
Все стало лучше, кроме одного: отношений с дочерью.
Она постепенно, не сразу,стала игнорировать правила. Ухудшилась
успеваемость, резко. Сначала на тройки слезли, потом и двойки стали
частыми гостями в дневнике. Потом отказалась от дополнительных
занятий, под предлогом того, что освободит время для того, чтоб
поднять оценки в школе. Но с учебой все осталось как прежде, даже
хуже. Мне часто звонила классная и просила что-то придумать, что-то
предпринять.
Дочь чаще стала запираться у себя в комнате. Больше гаджетов,
меньше общения. Перестала гулять — «Я ненавижу гулять. Ненавижу
улицу».
Я стала злиться и недоумевать. В моей голове была сумятица. Я не
знала что происходит. Муж говорил, что я разбаловала; мама
говорила, что я слишком давлю на ребёнка; папа — что это переходный
возраст и чтоб я оставила ребёнка в покое.
Я пыталась. Я смирялась. Я ласкала, уговаривала. Разговаривала.
Потом срывалась, орала от бессилия. Потом опять смирялась. И так по
кругу. Когда дочь стала краситься и одеваться в чёрное, в 13 лет, я
закрывала глаза, но мне было очень страшно. Ее мрачные раскраски и
драные чёрные колготки меня ещё больше пугали.
Я чувствовала, что теряю ребёнка, что что-то не так, но объяснить
ни другим, ни себе не могла.
“Это пройдёт” - говорили мне все, с кем я делилась. Но ничего не
проходило, с каждым днём становилось хуже. Она с трудом просыпалась
утром, а ночью, наоборот, было не уложить. Приходила из
школы—ложилась спать, до вечера было не разбудить. Каждое утро,
чтоб ее разбудить я напрягала все свои ресурсы, на то, чтоб она
проснулась требовалось по меньшей мере полчаса, а то и час, но даже
если я будила ее за час до школы, она опаздывала по меньшей мере на
20 минут. После каждого такого утра я чувствовала себя выжатой как
лимон. Я злилась, винила себя, ее, ее отца за ужасный характер,
который она, по-видимому унаследовала.
Ей, казалось, было наплевать на мои слёзы, увещевания, угрозы. Ей
было все равно абсолютно на всё и это было ужасно страшно. Я не
буду писать, что происходило в этот момент в семье, потому что
рассказ не об этом, скажу просто, что было очень трудно и ее
поведение откладывало отпечаток на все, что я делала.
Однажды, на отдыхе, я познакомилась с психиатром, он сейчас мой
друг, и он посоветовал мне психотерапевта (психолога мы уже
пробовали), дал контакт. Психотерапевт оказался очень популярным и
нам пришлось ждать в очереди два месяца, чтоб попасть к нему. С
каждым днём становилось все хуже. Иногда дочь просто не просыпалась
в школу, даже когда я трясла ее со всей силы. А все выходные
непробудно спала, бодрствуюя только по ночам. От еды, чаще всего
отказывалась, исключая только шоколадки, от которых она никогда не
отказывала и могла есть их, особенно по ночам в промышленных
масштабах.
Иногда казалось, что она издевается. Ведь как можно, зная, как
сильно я переживаю, сколько слез проливаю, игнорировать мои (и
других членов семьи) просьбы и требования? Она перестала учиться,
совсем. На уроках в школе, которые она не проспала она чаще всего
дремала. Несколько раз заводил разговор о том, что не хочет жить,
что ей ничего не интересно.
Я ждала первого визита к психотерапевте, как Второго Пришествия,
считала дни, которые тянулись очень долго. К моменту первого визита
я сама была на грани нервного срыва. Но мы дождались. После первой
консультации наш психотерапевт сказала мне, что у дочки клиническая
депрессия, причём довольно тяжелая.
Что никто не виноват, что я не виновата, такое бывает. И
посоветовала в ближайшее время ее совсем не беспокоить, не будить в
школу. Я списалась с ее классной, объяснила ситуацию и оставила
Машу в покое. В тот день она проспала сутки. Первый месяц с
еженедельными консультациями мы пробовали выйти из ее состояния.
Легче не становилось, даже несмотря на отсутствие каких-либо
требований с моей стороны. Ей по-прежнему нужен был только телефон,
закрытая дверь, кровать, конфеты и «выйди из комнаты». Я тогда
засомневалась в нашем терапевте, хотя, что уж там, я с самого
начала в нем сомневалась. Через месяц она отправила нас к
психиатру.
«Дожили». «У нас в семье псих». «Какой ужас». Но делать нечего. Как
оказалось, к хорошему детскому психиатру быстро не попасть и мы
снова встали очередь и прождали ещё месяц, с такой же атмосферой и
лёгким, едва осязаемым облегчением на фоне психотерапии и моего
«отвалить от ребёнка», я перестала что-то требовать. Было все время
ужасно напряжённо и страшно, я боялась, что дочь моя станет
психическим инвалидом или психопатом, как ее отец.
Когда мы попали к психиатру, я ждала самых страшных диагнозов и
прогнозов. Но диагноз нам поставили тот же «клиническая депрессия»
и выписали антидепрессанты. Если бы я не испробовала все методы,
все средства, я бы, пожалуй, усомнилась в необходимости приёма
антидепрессантов, ведь в нашей стране одни лекарства любят, от
других шарахаются, как от чумы. В числе «чумовых»— прививки и
антидепрессанты. Меня сразу предупредили и психотерапевт, и
психиатр, что таблетки помогают не сразу: первый эффект можно
отметить только через неделю, а то и через месяц. Начинали с
крохотной дозы и постепенно увеличивали дозу, снимая «вход» в
препарат противотревожным средством (Начало приёма антидепрессанта
может вызывать тревогу). Психотерапию мы продолжали. Через месяц
стало значительно легче, но многое оставалось неизменным. Я
спросила у своего друго-психиатра, когда станет «хорошо»? И от его
ответа меня передернуло: через полгода минимум. Полгода
еженедельных дорогостоящих консультаций и таблеток?! Но делать
нечего, я набралась терпения и снизила свои траты.
На сегодняшний день мы в терапии уже год, сейчас, по назначению
психиатра потихоньку «слезаем» с антидепрессантов. Ситуация
значительно улучшилась. Маша и я за этот год многое друг о друге
узнали. Маша много чему научилась, у неё появились друзья, а мы
снова близки. У неё появился интерес к жизни и хобби. Она сама
следит за успеваемостью и достигла определенных успехов по любимым
предметам. За этот год, Маша полностью вышла из депрессии,
научилась работать со своими эмоциями, научилась отстаивать свои и
уважать чужие границы. Она стала хорошо учиться и ко мне снова
вернулась гордость за мою дочь. Я очень горжусь той работой которую
она за этот год проделала. Я сама снизила требования к ней.
Я на своей шкуре поняла, что никакие оценки не важны, не важно
поступит ли она в вуз, пту или станет маляром, лишь бы она умела
радоваться и ее занятия ее увлекали.
Вообще ничего не важно, лишь бы она была здорова, лишь бы она
улыбалась. Мы по-прежнему не идеальная семья и у нас бывают
разногласия, но они стали конструктивнее и нам теперь гораздо легче
выходить из любых конфликтов.
Такая вот история. Есть ли у вас вопросы к маме Маши? Хотите ли
рассказать ваши истории - анонимно или в комментах?
#дотянутьдовесны
Кредитная карта Альфа-Банка 
Долгая жизнь короля Артура, рассказанная за пять минут 
И бронелифчик там тоже в наличии 
До того, как она стала знаменитой: ранее не публиковавшиеся фотографии 
Мы, оглядываясь, видим лишь руины 
Сводка 18 июня 
Лукавая многонациональная арифметика 
9 июля ● В России сегодня "Земляничник"... и не только 
Убежавшие бывшие депутаты думы угрожают России «планом террора» 
