Про Астану: как это все выглядело еще 10 лет назад (когда Астана не была еще

dimagubin — 12.01.2022 В 2012 году я вернулся из новой казахской столицы Астаны (которая теперь Нур-Султан, но скоро, похоже, снова будет Астаной), полный разнообразных чувств, включая презрение к архитектору Норману Фостеру. Ну да, тому самому, что построил Огурец в Лондоне и приделал стеклянный купол к Рейхстагу в Берлине. Кто в Рейхстаге был, тот знает, что у купола стеклянный еще и пол. Ты движешься по спирали над городом, а под тобой заседают депутаты Бундестага. Символика очевидна...

Так вот, Астана, выросшая из Целинограда по капризу Назарбаева как Петербург из болот, была отдан на откуп мировым архитекторам: Курокаве, Фостеру. В Россию в 2012 году таких архитекторов звали лишь затем, чтобы, выбив под их имена бюджет побольше, деньги немедленно разворовать, архитекторам дать пинка, а построить что выйдет. Из проекта Доминика Перро (Мариинский-2) в итоге вышла смесь универмага с танковым заводом, из проекта Курокавы - Газпром-арена. Но в Астане Курокава и Фостер реально строили, потому что тем самым создавался памятник Назарбаеву, который за веревку с пьедестала не сбросишь. Выглядели эти постройки иногда сногсшибательно, иногда смешно (когда модернистские дома обносили крашеными оградками в духе богатой могилки).





И тут я попал в фостеровский Дворец мира и согласия. Это была колоссальная стеклянная пирамида, полная пустотой. Пустовал оперный зал, пустовало все. Пандус вел наверх, под крышу: Фостер повторял трюк из Рейхстага. Только в Астане, в отличие от Берлина, пандус приводил туда, где заседал Назарбаев с каким-то конгрессом мировых религий. И идея Фостера на этот раз состояла в том, чтобы Назарбаев с избранными смотрели свысока на копошащихся внизу людишек...





После чего Фостер как человек перестал для меня существовать. Что же касается Астаны, то в 2012 году в журнале GEO я написал: "Нурсултан Абишевич Назарбаев сильно расстроится, если услышит, что с его уходом в Астане все может кардинальны образом перевернуться, измениться, повернуться. И хотя время покуда есть, не следует думать, что время вечно".






Тот текст, написанный для журнала GEO, сегодня больше не найти нигде, кроме как на моем компьютере: журнал помер, не перенеся встрясок на российском журнальном рынке (когда иностранцам запретили быть мажоритарными владельцами: это делалось для того, чтобы уничтожить независимую газету "Ведомости" и поставить под контроль всякие там Forbes, но, как следствие, просто выжгло рынок.

Поэтому выложу-ка я этот текст сюда.

В СТЕПИ, ПОД ШАТРОМ ОТ ФОСТЕРА

Самая современная столица Евразии. Дизайнерский город, выросший из ничего. Однако все, что с очевидностью можно сказать про новую столицу Казахстана, будет лишь частью правды. Потому что Астана – это пока коклюшки, но не узор. Рама станка, но не ковер. Незастывшая лава. Недостроенный Санкт-Петербург.

Я не сошел с ума, поминая Петербург: не надо так выразительно разглядывать фото с небоскребами. Я имею в виду Петербург, когда б путешественника занесло туда на пике жизни Петра, в 1720-х, когда из болотистой дельты Невы уже повырастали дворцы, а изгиб реки стянула, как лук тетивой, по линейке прочерченная першпектива, и европейцу оставалось разевать рот и дивиться.

То, что в Европах росло как дерево, год за годом, одним корнем упираясь в соборную площадь, другим – в рыночную, а третьим – в ратушную, в самодержавных Азиях могло вымахивать мгновенно, сразу, из грязи, в князи, подчиняясь воле одного-единственного человека, не считавшегося ни с чем – ни с расходами, ни со здравым смыслом, ни (и тем более) с волями других. Этот человек создавал витрину новой страны – и создал.

Казахского Петра зовут Нурсултан Назарбаев.

Он президент.

Он обитает в дворце из бетона, мрамора и стекла, напоминающем разом Белый дом в Вашингтоне и павильон ВДНХ.

Ему, я так подозреваю, и хотелось всего сразу – и Америки с ее технологиями, и империи с золотой роскошью.

Отчасти это удалось совместить – и лучшим пропагандистом несгибаемой воли выходца из казахского южного жуса, бывшего члена Политбюро, является не турист, а фотоаппарат в руках туриста.Сам же турист, стоя перед этой витриной, будет не столько покупателем, сколько любопытствующим наблюдателем, эдаким Астольфом де Кюстином, прячущим записки в подкладке шапки, хотя бы потому, что выкладывать в Живой Журнал их не получится. ЖЖ в Казахстане, как и фильм «Борат», запрещен. Зато разрешены запрещенные в России «Боржоми» и «Киндзмараули». Азию от Европы вообще отличает не обоснованность запрета, а прихотливость его введения. Осторожный наблюдатель сначала восхищается, потом удивляется, потом расстраивается, а потом говорит себе, что правильно сделал, что приехал, и что непременно нужно будет приехать еще.

Товарищи дорогие: следует купить билет на Air Astana, где бортпроводницы нежны, чисты и прекрасны, как сорок тысяч сестер (ах, как они покачиваются налитыми бутонами тюльпанов в проходах между рядами!), - лететь, чтобы увидеть своими глазами один из удивительнейших аттракционов, который мы можем сегодня увидеть в мире. Строительство новой столицы по мановению руки одного человека. Мы в состоянии наблюдать этого строительства одну – но я практически убежден, что переходную – фазу.

Хотя, боюсь, Нурсултан Абишевич Назарбаев сильно расстроится, если услышит, что с его уходом в Астане все может кардинальны образом перевернуться, измениться, повернуться.

И хотя время покуда есть, не следует думать, что время вечно.

Столица для историка

История Астаны началась 15 лет назад, когда Назарбаев принял решение перенести столицу из Алма-Аты в город, прежде называвшийся Целиноград, а еще раньше – Акмола и Акмолинск (что уж совсем исчезло из памяти).

Целиноград был типичным советским городом, выросшим в степи ради индустриализации природы: поднятая целина, промышленное производство зерна, догоним и перегоним Америку и прочее, что приходило в голову генсеку Хрущеву, чья персональная вера трансформировалась в романтизм первопроходцев. Связи Целинограда с построенной на реке Ишим в 1830-м казачьей крепостцой лучше не искать – ее не больше, чем между любым современным городом и раскопом первобытной стоянки. Целиноград состоял сначала из бараков, потом к ним присовокупились неказистые пятиэтажки. Потом выросли тополя. Точно такой же Целиноград жив и сегодня в районах советской застройки Омска или Томска: все советские города несчастливы (с точки зрения архитектуры) одинаково.

Хотя местный ландшафт относится к казахскому мелкосопочнику (400 метров над уровнем моря), реально это – плоская, как шутки Петросяна, степь. От горизонта до горизонта взгляд не встречает преграды. Летом +40, зимой -40. Днем +25, ночью +5. Мгновенно и внезапно налетающий ветер: из-за него порой срочно спускают реющий над проспектом Кабанбай батыра голубой с желтым солнцем стяг: иначе 450 квадратных метров ткани разорвет. (Погода, по уверениям местных, меняется после запуска ракет с Байконура).

Это место, где следует закапываться в землю, бежать за толстые стены в тень и прохладу либо тепло, - в общем, прятаться от превратностей климата, защищаться, спасаться.

Но ничего подобного, - Астана действительно подобна Петербургу, ошеломлявшего путешественника де Кюстина тем, в промозглом климате возводятся южные храмы. На целиноградских типовых пятиэтажках нет ни жалюзи, ни ставен – этой простейшей защиты от солнца. А в сегодняшней Астане, где навалом земли и солнца, но не хватает садов и тени, взлетают свечками в пекло стеклянные оранжереи небоскребов.

И пока жив тот, чьим именем в Астане названы университет, культурный центр, музей и фонд (и чуть было не назвали аэропорт), чья бронзовая статуя стоит под монументом Казах Ели, Независимости Казахстана (91-й год, 91 метр высоты, но это высота независимости: Назарбаев изваян ростом пониже) - никто не намерен считать, во сколько обходятся обогрев и кондиционирование.

Вот почему со всеми своими небоскребами Астана не Нью-Йорк, а, скорее, Дубаи. Смысл Астаны – произвести впечатление.

И Астана впечатление производит.

Особенно с учетом того, что 15 лет назад город являл собой место урбанистического бедствия. Неработающие заводы. Сократившееся вдвое население. Тотальное бегство русских, евреев, немцев. Закрывшиеся сельмаши. Насильно свозимые в новую столицу, живущие в общежитиях, в пятницу мчащиеся в аэропорт на рейс до милой Алма-Аты министры. Надевающие после дождя на ноги полиэтиленовые пакеты миллионщики-бизнесмены, потому что иначе сквозь месиво новостроек не пройти.

Но перетерпевшие перетерпели. Каждый пятый чиновничий брак распался, не выдержав жизни на два города. Жизнь срослась заново. Дороги заасфальтировали, тротуары замостили.

Самыми богатыми, правда, оказались не бизнесмены, а министры, пополнив список разом и федерального розыска, и самых богатых жителей Швейцарии.

Стебли небоскребов обозначили первый урожай.

Город наполнился почти миллионом новых, энергичных, пассионарных, готовых вкалывать переселенцев, представляющих собой большей частью русскоговорящих – то есть общающихся между собою по-русски – казахов.

Скептики, кричавшие: быть пусту месту сему! - замолчали.

Астана явила миру свою визитную карточку с дизайнерским шрифтом.

Повторяю: это действительно впечатляет.

Столица для фотоаппарата

Японский архитектор Кисё Курокава – вот кому Назарбаев доверил план нового города, отдав под застройку весь пустующий левый берег Ишима, махнув рукой (ну, из рукава при этом взмахе много, правда, чего вывалилось) на правый. Так в Шанхае под небоскребы были отданы огороды Пудонга.

Курокава спланировал левобережную Астану – как бы поточнее объяснить? – в виде квартиры. Которую местные товарищи слегка переиначили и украсили в том понимании архитектуры, в каком понимали, - но общий замысел уцелел.

Это квартира, в которой есть прихожая: триумфальная арка, которой не миновать прилетевшему. Есть анфилада комнат – череда нанизанных на ось Водно-Зеленого бульвара (что звучит для русского уха, как для иностранца какая-нибудь «Красноказарменная») феерических зданий, протянувшихся от пирамиды Дворца Мира и Согласия, спроектированной Норманом Фостером, до сумасшедшего Хан-Шатыра - торгового центра в виде шатра с торчащим копьем, которое тоже проектировал Фостер (на самой верхотуре бегает по монорельсу вагон. За рельсом - аквапарк с морским песком). На эту же ось, как на шампур, нанизаны президентский дворец Ак-Орда; Дом Министерств с километровой длины фасадом (призванный посрамить жалкие 580 метров петербургского Главного штаба); штаб-квартира местного «Газпрома» по имени «КазМунайГаз» (с кессонированной аркой, опять же срисованной с Главного штаба). Весь этот невероятный шашлык сбрызнут водою фонтанов, гарниром к нему выложены дивных форм бизнес- и торговые центры, - а освещает квартиру подвешенная к небесам золотая люстра смотровой площадки Байтерек. Туда поднимаются туристы и молодожены, там толерантно собраны автографы представителей мировых конфессий, и там, главное, покоится отлитый в золоте отпечаток ладони Назарбаева, в которую надо вложить свою, дабы приворожить счастье. (Короткопалая, рабочая, с немузыкальными пальцами у президента Назарбаева рука – утверждаю наверняка, потому что моя собственная совпала с дланью правителя до миллиметра).

А как удобны парадные залы этой квартиры! Остановка: «Вот здесь у нас занимаются спортом!» (и правда, все стадионы расположены стена к стене). Еще остановка: «А вот здесь наша столовая!» (точно: в одном месте работают «Егоркино», «Портофино», «Багратион», украинская «Мельница», азиатский «Алаша», и до кучи Korean House. В каждом внутри – сцена, на сцене – шоу). Третья остановка: рабочий кабинет (бизнес-центры «Москва», «Петербург», «Пекин-палас»).

Жалко, что отказались от первоначальной идеи: номеров улиц вместо названий.

Нет другого такого современного города в мире, и уж тем более – в России. В Россию знаменитых архитекторов приглашают затем, чтобы выбить под них бюджет, а выбив, тут же расстаться: так с Курокавой и поступили в Петербурге.

Астана – другое дело.

Город концентрированного восхищения. Где за день можно обфотографировать всю городскую витрину без остатка.
Пожалуй, похожа лишь Валенсия Калатравы: там тоже есть что делать фотоаппарату, но не очень есть что делать туристу, вознамерившемуся вернуться, потому что для возвращения в самый роскошный театр потребен не интерьер, а репертуар.
Это я не к тому, что в Астане нет жизни. Просто жизнь в Астане идет не там, где ходит потрясенный гость. Совсем как в петербургских дворцах, где парадные анфилады были для приемов, где на кроватях в парадных спальнях никто не спал, - и жизнь шла в скромных частных покоях.

Столица для жителя

Через день я научился договариваться о месте встрече.

- Давай, - говорил я, - через полчаса на Пепельнице у Зажигалки. Да я рядом, у Чупа-Чупса! А ты где сейчас? У Семи Бочек?

Я сейчас объясню про пепельницы, зажигалки и бочки – у названий в Астане двойная семантическая нагрузка – но вначале послушайте вот какую историю.

Туриста в Астане, помимо золотого шара Байтерека, непременно везут в фостеровскую Пирамиду. Посетить это знаменующее собой Мир и Согласие сооружение действительно необходимо по причине оглушающего впечатления, которое оно производит. Пирамида наполнена пустотой. Гулкие шаги робко жмущейся к экскурсоводу группы (одному нельзя) – и больше ничего. Пуст оперный зал. Непонятно чем заняты этажи. Под стеклянную крышу с панорамным видом ведет по периметру двойная спираль, - тут, наверху, заседал некогда, с Назарбаевым во главе, конгресс-съезд-собрание мировых религий. Сэр Фостер повторил в Астане ту же идею, что и в берлинском Рейхстаге, где пандус поднимает посетителя под небеса, - только с точностью до наоборот. В Берлине человек, восходя, возвышается над подотчетным парламентом внизу - а в Астане небожители взирают сверху вниз на человека. То есть Фостер архитектор не просто талантливый, гениальный или способный, - он способный на все.

…Так вот, официальному устройству парадной Астаны, где торжествует организованное парадное пространство, миллион астанинского населения – живущего большей частью на другом берегу – противопоставил свое. Начав с топонимики.
Байтерек – это в народе Чупа-Чупс (и правда, похоже).

Дом министерств – Пояс Верности (он полукруглый, но с вырезом посреди).

Семь Бочек – семь круглых жилых зданий.

Зажигалка – Минтранс (по форме точно!), а Пепельница, соответственно, - площадь перед ним. И это безобидное прозвище, потому что дворец искусств «Шабыт», напоминающий стеклянный продавленный пуфик в масштабе 1000:1, прозван беспромпромиссно Унитазом.

С жизнью правого, старого берега я познакомился, когда почувствовал нечто странное на новом берегу. На бескрайнем ковре Водно-зеленого бульвара не было велосипедистов, роллеров, скейтбордистов – всех тех ярких рыбок, что мгновенно обживают любой городской риф. Не было мамаш с колясками. Всюду был бесплатный wi-fi – но не было хипстеров с айпэдами.

Я спросил в гостинице, где прокат велосипедов. С улыбками и мильоном извинений (а в Астане улыбаются тебе все и всегда) мне дали приблизительный адрес «одного энтузиаста». Энтузиаст жил на выселках: у американского посольства, напротив которого (и, как думает местный житель, в пику которому) воздвигли прекрасную белоснежную мечеть Хазрет Султан (в ответ на что, как уверен местный житель, посольство запретило застраивать другой пустырь).

В поисках более близкого адреса я позвонил друзьям в Алма-Ату: может, знают? Обитатели бывшей столицы отчеканили с плохо скрываемым злорадством: велосипеды – это в Алма-Ате. В Астане великов нет. В Астане нет ничего. Там построили концертные залы – ты видел синюю раковину «Казахстана»? – но туда не приезжают с концертами. В Астане нет даже джаз-клуба! Астана – это такой шатер в степи для чиновников. Только из бетона и стекла. Такие дела, старик…

Алма-атинские друзья ошибались. У единственного на Ишиме пляжа – который, несмотря на жаркий день, был закрыт на замок, но на котором, несмотря на замок, загорали – я нашел парня Данияра, сдававшего в прокат велосипеды. Он работал велорикшей в Нью-Йорке, а теперь начинал собственный бизнес.

За $10 на 3 часа мне был обеспечен хороший контрастный душ. И после левого берега, где высижено гигантское яйцо госархива, где пузырится не стесненная в средствах архитектурная мысль (настолько не стесненная, что небоскребы стоят иногда с немытым стеклом фасадов, выдавая, что внутри никто пока не работает и не живет) – я ехал на правый берег. Где меня ждала смесь из бараков и многоэтажек, гуляющая толпа, лавчонки и кафешки, прокаты и рынки. На правом берегу не пили в ресторанах кобылиный кумыс или верблюжий шубат, не заказывали бешбармак или куырдак: это оставалось на левом, туристическом, показном, показательном берегу. На правом же бешбармак готовили сами на свадьбу и ели, подозреваю, без вилок (бешмармак - от слова «беш», «пять», «пять пальцев»). Тут курили кальян в турецких кофейнях, уплетали роллы палочками и покупали товар в невзрачном торговом центре Sine Tempore, перевести название которого с латыни из местных жителей не смог бы никто.

Астана – это единственная столица, где Старым Городом является город советский. Старый и новый города взаимовлияют. И тогда возле зданий со скульптурой в духе Генри Мура вырастают заборы с золотыми финтифлюшками. А близ шатра Фостера образуется поселок из дорогих тысячеметровых сараев, который отказался бы признать своим и двоечник архитектурного института. И дорогие мощеные тротуары приводят к трущобам с сортирами во дворе.

И это означает, что власть казахского Петра не беспредельна. Остров, который он воздвиг, на глазах обрастает кораллами, ракушками и меняет форму. И это-то и интереснее всего. Из Петербурга, между прочим, после Петра двор вообще на время уехал. А тот Петербург, который мы знаем сегодня, вовсе не город Петра.

В Астану следовало приезжать лет 7 назад, когда остров лишь обретал очертания.

И следует приезжать сегодня: пока он таков, каков есть.

P.S.
Последний вечер в Астане я провел в компании миллионеров, объяснявших, каждый на свой лад, местную специфику. Что в Астане, например, только два класса – чиновников и зависимых бизнесменов, а все остальные – обслуживающий персонал: среднего класса нет. И что и 1000-метровые сараи, и заборы в завитках – это следствие выпендрежного танца новых богатеев друг перед другом («Запомните: казах без понтов – беспонтовый казах!») И что местный (по мнению туриста) колорит, все эти несладкие пончики баурсаки и стейки из конины (которые невероятно вкусны), равно как и, допустим, мечети, - это не главное.

А главное – что?!

Мы сидели на берегу реки на «Мартини-террасе», стенка в стенку с клубом Room, с рестораном «Бархат» и с отелем Radisson. Декорация была неотличима от Парижа или Москвы.

Главное…

Мы вышли из-под шатра террасы в быстро остывающую ночь.

Вот, сказал мой собеседник, обведя рукой ближнее пространство, - и весь столичный гламур. Тонка оболочка. Дунешь – и нет.

Ночь лежала вокруг, плотная, бескрайняя, как степь. И в этой темноте было отчетливо видно, что Азия – это и есть бескрайнее пространство, где воля одного человека несется вперед, пока не упирается в другую такую же волю или в естественную преграду. Ну, или пока не уходит, как азиатская вода в песок, в почву собственного народа.

Я же говорю: прилететь в Астану еще раз нужно будет через десяток лет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив