Примерно двенадцати лет от роду возвращалась я от бабушки
drygcheloveka — 14.02.2023Примерно двенадцати лет от роду возвращалась я от бабушки в
одном купе с весьма колоритной тетушкой: очень массивная,
гренадерского роста и модификации "что не грудь, то живот и попа".
Про себя я, девчонка, прозвала ее "старухой с бородавкой", за то,
что всю дорогу она беспрерывно меня кормила, совершенно не считаясь
с моими робкими возражениями и уверениями. И да, на носу у моей
попутчицы красовалась здоровенная, изюмного вида бородавка. Сейчас
я думаю, что "старухе" было умеренно за пятьдесят.
И вот едут, трясутся в одном купе эта бабища, с трудом вмещающаяся
на полку, и тщедушная, чересчур мелкая для своего возраста
девчонка. Такой мировой несправедливости добрая женщина решительно
не могла вытерпеть: открывались необъятные, пахучие корзины,
подернутые марлей, являлись гроздья изумительно подошедших, румяных
пирожков (с луком, с яйцом, с капустой и сердцем). Мое собственное
сердце к тому времени переселилось поближе к животу и оттуда
подавало бесполезные сигналы sos. Моих возражений, равно как и
уверений, что у меня и свои пирожки имеются (специально испеченные
мне в дорогу бабушкой Марией Михайловной, соседкой по коммунальной
квартире), никто и не думал слушать. Когда я начинала икать от
обжорства, меня поили специально припасенным в дорогу домашним
морсом ("не пей ты ихнего этого чаю - помойка, а не чай!").
Проводник обижался и уходил со своими подстаканниками со звездой, а
я все ела и пила. Меня заботливо находили и в коридоре, и на
верхней полке, куда я пыталась укрыться с бабушкиной книжкой про
"Путешествие Кон-тики", извлекали и кормили, кормили ("худая какая
дивчина, прямо подержаться не за что - одни слабые косточки!").
Когда эпоха пирожков миновала, я наконец, вздохнула с облегчением.
И напрасно: в один не очень-то прекрасный момент фея еды, то и дело
заботливо проверявшая, как там поживают коробки и корзинки с
гостинцами, которые она везла в Москву, обнаружила, что груши из
собственного сада "поопадут, пропадут, нипочем не доедут". Кажется,
этот сорт назывался "Неженка". До сих пор помню неземной вкус:
таких мягких, медовых груш я с тех пор, кажется, и не едала.
Сколько плодов в меня вместилось?! Трудно поверить, что кто-то, у
кого между животом и позвоночником очень небольшой зазор, способен
"откушать" примерно небольшой ящик груш. ("Откушай, откушай,
пожалуйста, ведь пропадут, ведь жаль как будет!") Тетушка мыла в
сомнительном вагонном туалете, а я поглощала вкуснейшие в мире
груши, уже ни на что в этой жизни не надеясь.
Вот уже легли длинные вечерние тени за окном, и окошки зажглись в
кукольных домиках, мимо которых мы простукивали-пролетали, и поезд
как следует набрал ход. Наступило время сказок. Наши
попутчики-мужчины быстренько влили внутрь себя что надо и сколько
надо, и до Москвы буйных лысых голов от полок больше не
отрывали.
Я рассказала сначала у кого гостила, потом в каком классе учусь,
про бабушку, и где бабушка работала, и кем работала до пенсии, и
что я дедушку не знала, зато помню прадедушку; и про мать, и про
отца, и про брата с сестрой. И как хорошо учусь в школе
наврала.
Потом тетушка принялась за дело: и диковинные, и обычные истории,
все переплеталось в этом вечернем рассказе, когда ни тебе по
хозяйству, ни в саду поработать, и девчонка незнакомая, глазастая и
тощая накормлена, и казенная серая простыня туго натянута на полку.
А читать привычки нет, значит, только и остается, что байки
травить.
Чу-чух-чучух, тууууу.... - А нас всего четыре сестры, все, слава
Богу, живы... Черно-белая фотография. Четыре сестры-девицы смотрят
воловьими глазами из-под тяжелых ресниц и густых бровей. Моя визави
самая из них красивая, бородавки нет и в помине, косы - каждая с
мою девчачью ногу толщиной.
Канву повествования помню очень хорошо: все девки в семье очень
хорошо удавались красивыми, работящими и домовитыми (Ик, нет,
спасибо, я больше не хочу пирожок. И с черникой не хочу. И с
вишней. Нет, очень вкусные! Нет! Нет, не могу больше!) А все мужики
получались пьяницы, дебоширы и хулиганы. Или, в крайнем случае, "на
сухой ноге и дурачок с детства" - это про одного из дядьев.
Пьяницами были отец и дед, зятья-кумовья и прочие многочисленные
родственники по мужской линии. Прадед спалил по пьяни хату и ушел к
чужой женщине, оставив на пепелище кровиночек с супругой. Супруга
выжила и превозмогла - но не об том речь: все, все по мужской линии
оказывались либо крайне "неудачные", либо "порченные". Кто не
отсидел, тот по пропащим бабам бегал с бутылью наперевес. Кто не
бегал, тот лучше бы бегал. Муж одной из сестер уже двадцать лет с
дивана не слезает - больной. - "Зато водку жрать здоровый! И детей
колотил раньше, и Вальку - на то силы были!" Две сестры разлетелись
из Белой церкви кто куда по свету, перед тем озаботившись тем,
чтобы выйти замуж за алкоголиков, и вырастили на чужбине сыновей -
тунеядцев и хулиганов. Третья сестра - то ли близнец, то ли погодок
- осталась в родном городке, "долго перебирала", наконец, вышла
замуж за тихого парня - попала в яблочко, оказался тихий пьяница:
"Домой придет, дома уже налижется и спит, его и не видать. Неплохой
человек, но слабый". У сестры родились девочки, по семейной
традиции "удачные" - и в школе, и везде первые. А у моей попутчицы
не родилось вовсе никаких детей. Про мужа по малолетству мне стыдно
показалось спросить. Вот она и жила рядом с сестрой, ее мужем,
который в вековой спячке под парами коротал время жизни, пока
окончательно не спился, и ее дочками: "В детстве они даже меня с
матерью своей путали, так я их любила, баловала".
И тут сестра задумала еще ребенка родить. Узи тогда не придумали,
сестры как-то обреченно ждали, чем, вернее, кем, наградит Господь:
умница-красавица, толстая коса, в дневнике одни пятерки или
алкоголик, хулиган и вообще прости господи - другие варианты не
рассматривались на основании сурового жизненного опыта. - Я даже в
церковь ходила, просила, чтобы девочка. А родился мальчик.
Как этот Мишка-то наш родился, маленький, красненький, так я
поначалу даже и заплакала, и глядеть не хотела - так мечтала, чтобы
девочка. Натерпелись от мужиков-то, чего уж. Еще отец нас лупил
смертным боем как выпьет. Так вот, встречаю я их из роддома -
родственнику своему, отцу Мишкину, нести не дала, он уже тогда
слабый был на ноги - сама приняла конверт. Несу и Надьке своей,
значит, сестре, и говорю: мне был насчет этого Мишки такой знак,
что этот твой Мишка очень далеко пойдет. Очень далеко пойдет!
Сестра тяжело рожала, слабая была, говорит: Чего ты, совсем уже?!"
- а я на своем: был знак! Такие знаки просто так не даются, слушай
лучше меня, я знаю! И как не приду к ним в дом с тех пор или они ко
мне, все твержу: "Этот Мишка у вас далеко пойдет, вот узнаете еще,
вспомните! Это мне знак был! Я вижу! - Мишка, - говорю я ему, - ты
далеко пойдешь, понял! Далеко! Дальше всех! И в школе тоже всем
подряд говорила: этот мальчишка у нас далеко пойдет! Поняли?!
Далеко!
Завучиха его со мной в одном классе училась, так мы с ней чуть не
подрались из-за Мишки. Он-то далеко пойдет, - кричу я ей, - а ты
баба-хабалка!
Извлекается цветное фото огромного, добродушного дяди в чем-то
вроде фрака или смокинга на фоне экзотических растений - Мишка
вырос и пошел действительно далеко, куда дальше своей родни. По тем
временам невероятным образом смог объехать все почти
социалистические и даже несколько капиталистических стран, сделал
музыкальную или околомузыкальную какую-то карьеру, счастливо
женился и сумел-таки прервать невезучую традицию: родил годных
сыновей. - Такой хороший получился он у нас, Мишка, такой хороший
вырос! Матери дом купил. А меня все равно больше своей мамки Надьки
любит, я вот прямо это чувствую! В прошлый год приезжала, прямо от
порога на руки схватил: Тетенька Наташенька, моя любимая!
Силюсь представить, какой великан способен кружить на руках мою
огромную попутчицу, и не могу, не хватает воображения. Человек
этот, по моему разумению, головой должен упираться в облака.
- И прямо вот так всю жизнь, каждый раз, как его видели, так и
твердили, что его ждет? Ни разу не пропустили?
- Ни разу. Так и повторяла: я точно знаю, я чувствую! Мне знак был.
Дар у меня такой. Все мне верили, знали, что я не обманываю, могу
будущее видеть.
- Ой, а можете мне тогда тоже сказать?
- Что тебе сказать?
- Про будущее? Можете сказать, что меня ждет?
Я маленькая, большеглазая и любопытная, ничего не боюсь - и так
ведь понятно, что ждет меня только счастье, счастье и ничего, кроме
счастья. Но все же хотелось бы послушать сведущего в этих вопросах
человека. Моя попутчица громко смеется: вся колышется, вытирает
ладонью рот. Лысый дядька на верхней полке напротив спросонья
крякает и чешет сонное пузо. Я смотрю доверчиво, недоумевающе
моргаю - чего смешного-то сказала?!
- Ты чего моргаешь, обиделась? Думаешь, я колдунья? Знаки вижу? Да
я их не вижу. Просто любила его очень, вот и говорила. А он и
поверил...
#родомиздетства
|
</> |