ПРИМ

diana_ledi — 07.04.2012 ПРИМ.
женщинам читать не рекомендуется.


Когда я начала зарабатывать свою первую зарплату - мне велели купить красивое пальто.
Мы пошли с мамой в магазин и купили красивое пальто.

Мы выбрали его среди рядов одинаковых трубообразных тётковых изделий - шерсти бордовой, бирюзовой, цвета морской волны - и с одинаковыми песцами, которым бы уютно покоиться на дамских обширных грудях, но не на моих острых плечах и минимального размера сисечках - короче, эти трубы, в которые были тогда одеты ВСЕ, мне не подходили. Я уже давно выпендривалась, я даже носила белые брюки в обтяжку и полное преступление перед обществом носила я - бриджи!
За мной толпы зевак ходили, когда я надевала бриджи, и время от времени самый храбрый озвучивал общее мнение:
- девушка, а у вас что, материи не хватило?

У меня мама шила, видите ли. И не чуждалась веяний моды. И даже одних модных журналов выписывала на сто рублей в год, не хухры-мухры!
Более того - в обозримом весеннем будущем мы с мамой задумали взорвать бомбу - пошить для меня клетчатый брючный костюм, где брюки должны были быть в мелкую клетку, а жакет в точно такую, но крупную. И белый платочек в кармашке. И ткань уже была закуплена. И мама начала морально готовить соседей.
Во как.
Но это по весне, а пока осень - мне было велено купить пальто.
А тут - такие сплошные бесформенные трубы с обширными плечами на предполагаемых дамских грудях!
Нет-нет.
Мы грустно перебирали пальто. Мама уже присматривалась к штукам сукна на прилавке, что рядом с пальтовым отсеком. Мама понимала, что в крайнем случае пальто придётся шить.

И тогда Мадам Продавщица, полноправная хозяйка сельского нашего Промтоварного магазина - Мадам Продавщица, уважаемей которой не было в нашем селе, потому что сами понимаете, Промтоварный это - ковры и мебель, и посуда, бельё и одежда, и ткани, и детская одежда, и обувь - и это всё на прилавках. Под прилавком не было ничего.
Потому что принципиальная.
Но то, что на прилавке, не всегда можно было купить. Вслед за протянутой рукой мог прозвучать ответ:
- Оставлено. Маня за деньгами побежала.
Или:
- Вам такое привезу через месяц. Это везла для Оли.
или даже:
- У Веры Ивановны третья внучка. ей это нужнее.

Мадам Продавщица была прекрасна и величава.
Речь её отличалась изысканной литературностью, манеры - сдержанностью.
Никогда Мадам Продавщица не повышала голос, она говорила мало и веско, и даже если речь её была исчерпана - оставалось ощущение непрозвучавших слов. Как будто оставленных - не под прилавком, потому что принципиальная, а потому что для Оли или для Мани, ну, или просто для себя.
Особое мнение оставляла Мадам Продавщица.

Не знаю, откуда она взялась такая в селе - но в нашем селе таких имелась целая когорта. Не знаю, откуда они брались. Как будто никаких дворянских кровей в них не прослеживалось, ну, кроме исчерпывающего звания - Сельская Интеллигенция.
Герцогини от сохи, Баронессы при конторе, Графини при школе - они всегда держались особняком, как бы очерчивая круг вокруг себя, за который вход - только для избранных, и величаво раскланивались с простолюдинками и иногда даже друг с другом, если замечали друг друга, конечно.
Чаще не замечали. А как заметишь, если голова, увенчанная величавой причёской прекрасных и обильных волос поднята высоко и гордо, взгляд устремлён вперёд и в никуда, и тонкая насмешливая улыбка на нежных губах.
Губы эти, и глаза, и нежный цвет кожи не трогали годы и погода.

Мама моя была из этих же, Графиней от школы была мама - и с Мадам Продавщицей они симпатизировали друг другу. Мама к тому же была законодательницей мод - не могла не уважать такого Мадам Продавщица.



- Нет. Это не подходит. - сказала мама.
- Да. Для неё это не годится. - кивнула Мадам Продавщица, одобрительно окидывая взглядом мою фигуру.
Затем, чуть повернув гордый бюст, плавно протянула прекрасную руку и извлекла откуда-то пальто, ранее нами не замеченное.
Гордый бюст моей мамы поплыл к пальто, прекрасные руки моей мамы подняли его из прилавка и встряхнули слегка и нежно.
Я ахнула. И тут же надела.
Пальто шилось на меня.

Пальто имело коричневый цвет. Отрезную талию под широкий пояс, рукава с дерзкими буфами и расклешённый низ длиной почти до щиколоток.
Ах, там был ещё капюшон, и капюшон украшал нежный мех коричневатой норки - под цвет самого пальто.
Графиня, мама моя, оторвавшись от коричневого великолепия, удивлённо взглянула на Герцогиню, Мадам Продавщицу.
- Опытная партия местной фабрики. Я взяла одно на пробу. - объяснила Мадам.

Мы узнали цену. Цена впечатлила.
Конечно, моей зарплаты не хватило бы даже на один рукав и пол-капюшона этого пальто. Я тут же обмерла.

- Можно рассрочку. - ненавязчиво муркнула Мадам Продавщицу.
- Придётся. - кивнула мама, любуясь мной в пальто, или пальто на мне.
Я ожила.

- Такое пальто - новые траты. - сказала дома мама.
Я не поняла.
- Примерь с сапогами. - объяснила мама.
Я примерила и тут же снова умерла. Сапоги мои, старенькие, тёплые зимние сапоги на платформе "манка" ну совершенно не походили к этому пальто.
Как конь и трепетная лань стояла я в бабских этих сапогах и удивительном, нахально-романтичном, хоть сейчас в карету - пальто.

Было решено купить новые сапоги. Для этого мне разрешили использовать наконец зарплату.

Новые сапоги искались несколько дней. Все обувные магазины города, посещённые мной, не могли предложить ничего, равного моему пальто.
И, уже совсем отчаявшись, готовясь возвращаться домой бессапожной - зашла я с грустью в последний, самый окраинный магазин нового микрорайона.
Сапоги, рождённые для моего пальто, как сиамские близнецы, как Ромео и Джульетта, как Тристан и Изольда - стояли одиноко на стеллаже.
Они ждали меня. Я поняла это. Они создавались для меня.
Я погладила их. Взяла их с полки. Прижала к груди и вдохнула запах кожи и краски.
Я оглянулась в поисках банкетки, сквозь слёзы на глазах, нашла её, присела и срочно примерила.

Сапоги имели высокий, но удивительно устойчивый каблук и дивные кисточки, сапоги шились на колодке, идеально подходящей к сухим и тонким моим ногам, настолько тонким, что любые сапоги болтались на них, или ноги болтались в них, так что приходилось носить к сапожнику и ушивать халявки, так называлась эта процедура - эти же сапоги охватывали ноги идеально и заканчивались где-то у самого колена. Что было исключительной редкостью в ту системную эпоху всех без исключения сапог до середины икры.
А сапоги до середины икры - это фу!
Вы понимаете.

Не снимая сапог, я подняла глаза, полные счастливых слёз, на продавщицу местного магазина.
- экспериментальные. Местная обувная фабрика. Последняя пара. - объяснила мне девушка.

В зарплату я уложилась.
Не снимая сапог.

На выходе из этого магазина находился шляпный отдел.
И там, среди дутых фетровых изделий для дам советского периода, среди мужских шляп-аля-директор-совхоза я увидела Шляпку.
Шляпка имела маленькую тулью и восхитительные поля.
Шляпка была такой...
такой...
такой неземной и нежной, что я зарыдала.

Она настолько подходила к пальто и сапогам, как аббат Лоренцо, венчающий Ромео и Джульетту, как король Марк, любящий одинаково Тристана и Изольду, как мама двух сиамских близнецов, разрезанных и разлученных в детстве.

Но она не подходила к моему кошельку, в котором денег оставалось только на проезд домой.

- Экспериментальная партия местного ателье. Осталась одна штука. - сказала мне девочка-продавщица, рыдающая вместе со мной.

Я вышла из магазина и заплакала.
Мне требовалось чудо.
Чудо произошло.

Навстречу мне шёл сотрудник из моего отдела.
Сотрудника я знала, но не слишком. ну, то-есть, я встречалась с ним поутру на проходной и кивала в ответ на его Здрасьте. Но имени не помнила. Вернее, даже ещё не знала.
Я недавно работала в этом отделе.

То, что я сделала, было невероятно, непростительно, неразумно и неизысканно.
Я бросилась к нему и сказала:
- Здрасьте.
и заплакала.

Сотрудник испугался и спросил:
- Что? Что случилось?
- Шляпка... Последняя... - прорыдала я.
- Сколько? - спросил сотрудник.

я назвала сумму.
Он был мужчина. Он был настоящий.
Он не изменился в лице, не дрогнул - и это записалось ему в плюс, поскольку сумма значилась огромная.
Он вынул деньги из внутреннего кармана дешёвой болоньевой куртки, отсчитал названное и молча протянул мне.
- Завтра... - прошептала я.
- Беги скорей! - сказал он мне.

... Я мчалась к автобусу и замирала. Сапожки, нежно охватывающие мои ноги, цокали по щербатому тротуару и шлёпали дивными кисточками мои икры. Упакованная в коробку шляпка висела на моей руке. Я мчалась к автобусу и мечтала о перчатках. Мечтала я также о том, как я надену это всё вместе и как пройдусь, и как прекрасно станут поднимать мои колени клёш нового пальто, как гордо я буду смотреть из-под норковой отделки капюшона вперёд и в никуда, и тонкая насмешливая улыбка станет расцветать на моих губах.

Мужчины оборачивались вослед мне. Машины притормаживали.
- Погодите, погодите. - досадливо думала я. - Куда вы торопитесь, зачем вы оборачиваетесь? На мне пока только сапожки. А вот когда я буду ещё в пальто и в шляпке, и если ещё сумочка и перчатки...

Я была глупой. Я не понимала, что мужчины всё равно оборачивались бы мне вослед, что бы ни было на мне надето.

Дверь мне открыла мама.
- Ах. Осенние же... - сокрушённо сказала она, глядя на сапожки.
- А я носок. - умоляюще посмотрела я на неё.
- ну-ну. Осенние тоже надо. - улыбнулся папа, одобрительно осматривая сапожки. - А это что?

Я глубоко вздохнула и явила шляпку.
Затем, запинаясь и почти плача, я рассказала историю и стоимость чуда. И умоляюще посмотрела на папу.

Папа был мужчиной.
Он был настоящий.
Он не изменился в лице, не дрогнул - и молча ушёл к своему пиджаку, и извлёк из кармана нужную сумму.

Полтора месяца зимы я была счастлива.
Перчатки и сумку привезла мне из Москвы тётя.
- Сумка экспериментальная. Наша разработка по французской модели. Два часа в очереди стояла. Последнюю забрала. - гордо сказала мне тётя.

Полтора месяца зимы я была законодательницей и Графиней, Герцогиней и Баронессой флакона одного разлива.
Напялив тёплые носки, с трудом и треском я влезала в осенние сапожки - Бог послал мне тёплое начало зимы! - я несла голову, увенчанную шляпкой, талия моя туго стягивалась широким поясом, широкие складки пальто танцевали вокруг моих ног, буфы на рукавах...
... ах, что там говорить.

Потом начались морозы и метели.
С моими пожеланиями перестали считаться и велели влезать в старые тёплые сапоги и когда-то любимую, но теперь, после всего, что у меня было с романтическим пальто - казавшуюся такой уродливой, шубу.
И шапку-ушанку из кролика.

Боже, как я мечтала о весне!
Как видела во снах я себя, идущую по улицам города - и сапожки, и буфы, и шляпка...

... а когда настала весна, я достала пальто и демонстративно встряхнула его.
Мама промолчала.
было солнце, но всё же не совсем. И ещё падали морозы.
Я потянулась к антресоли и достала шляпку.
Мама вздохнула.
Затем я ушла в длинный проходной коридорчик, служивший для нас кладовой, погребом и гардеробной, и ещё место оставалось для двух санок, трёх велосипедов и старой радиолы с набором пластинок вплоть до патефонных - и извлекла из самой дальней полки сапожки.
Мама грустно посмотрела на меня, и принесла мне пару тонких, но всё же шерстяных, носков.

Я облачилась - и голову подняла. Подошла к зеркалу.
Там Графиня, и Герцогиня, и даже Баронесса в едином разливе смотрела вперёд и вникуда Тонкие её губы улыбались надменно и снисходительно.
Где-то вздрогнули мужчины в предчувствии вывернутых вослед мне, шей, и прослезились женщины, в предчувствии зависти.

Я шла по городу - нет, я не шла. Я летела.
Летя, влетела я в открытую дверь трамвая и оглянулась в поисках места.
Места не было, ровно все сидели, и только несколько человек стояло.
И все эти - сидящие и несколько стоящих - смотрели на меня.
Закономерно сие - знала я.

однако...
Однако это слишком пристальное внимание начинало меня беспокоить. Все!
Все без исключения пассажиры смотрели на меня и улыбались.
Улыбки их выглядели странно. Непонятны для меня были их улыбки. Я начинала беспокоиться, ну, не показывая виду, конечно - нам ли, Герцогиням, Баронессам и Графиням, показывать смущение от пристальных взглядов окружающих?

однако, некоторые уже в открытую хихикали - и тогда я, повернувшись к стеклу трамвайной кабины, быстро и осторожно окинула себя взглядом в отражении.

Всё с моим отражением было в порядке.
Кроме того, что оно двоилось.
Ровно две меня отражались в мутном этом стекле и я решительно повернулась лицом ко мне.

Напротив меня стояла Герцогиня, Баронесса... и да, а даже Графиня.
В точно таком как у меня, пальто. Ровно таких же сапожках.
Голову её украшала шляпка - сиамский близнец моей, а на согнутой тонкой руке висела сумка - точное отражение моей.

Моё отражение, моя Изольда и мой Ромео, мой, разлученный в детстве, близнец, ещё не понимала, что происходит. И пока ещё гордо смотрела вдаль и вникуда, губы её улыбались навстречу трамвайной аудитории надменно и снисходительно.
Величаво повернувшись ко мне, она спросила голосом аристократки, обращающейся к простолюдинке:
- Вы выходите на сле... - и осеклась.
И побледнела под слоем крема "Тонак"

- Да! - твёрдо кивнула я.

Трамвай полз до остановки вечность.
Мы смотрели друг на друга - и мне становилось страшно, потому что такого разъярённого женского взгляда я не видела ни разу до того в своей жизни и, забегая вперёд скажу - после тоже не видела.
Она, похоже, тоже.
Пассажиры хохотали.

Трамвай остановился.

Две Герцогини и Баронессы со Графинями в едином разливе, сохраняя остатки гордого достоинства, спустились по ступенькам трамвая, как ступенькам кареты, остановившейся у эшафота.

Трамвай поехал дальше, хохочущие пассажиры, оборачиваясь, прощались с нами, а мы смотрели друг на друга гневно.
Затем развернулись и пошли в разные стороны.

Вернувшись домой, я рассказала маме о своём аутодафе.
Мама долго молчала. Потом сказала:
- Я присмотрела шерсть. Я сделаю тебе...
- Не пальто! - твёрдо сказала я.
- Не пальто, нет. Я сделаю тебе костюм. Тёплый жакет и юбку. Я успею на весну. У меня есть отличная выкройка из новых журналов. А шляпка эта всё равно выходит из моды.

... Эта шляпка ни разу более не была надета мной.
Пальто мама разрезала и выкроила из него отличный костюмчик, который я надевала иногда, когда основной мой костюм, за неделю до весны сшитый мамой - светлого серого цвета, юбка до середины икры, рукав спущенный и на защипах, воротник-стойка, украшенная ЧЁРНОЙ норкой, отпоротой мамой от её старенького пальто - уходил в стирку.
В том же шляпном отделе, где продавались экспериментальные образцы местного ателье, я купила две дешёвые мужские шляпы и, вооружившись утюгом и мокрой марлей, заломала поля и загладила их так, как мне хотелось - и ни у одной женщины нашего города не было такой шляпы, потому что разве найдётся ещё такая ненормальная, которая рискнёт подступить с горячим утюгом к новому фетру?

Ни у одной женщины города не было такого светло-серого тёплого костюма вместо пальто - а из остатков шерсти мама пошила мне отличные брючки!

С сапожками и сумочкой я тоже разделалась - дивные кисточки я отпорола от сапог и пришила их к сумке.
А сами сапожки украсила остатками чёрной норки. И это были единственные на тот момент в истории города сапожки.

Мужчины оборачивались мне вослед.
Но они бы и так оборачивались - просто я тогда об этом не знала.

... в жизни со мной происходило много страшных историй - но эта история мне снится до сих пор.
Карета, эшафот и толпа, беснующаяся от хохота при виде двух Герцогинь в одинаковых платьях, одновременно подходящих к эшафоту.

примечание.
Спасибо взбудоражившей мою память http://uzoranet.livejournal.com/890198.html

И - иллюстрация.
Страшная.



Аминь.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив