Презерватив для профессора Бурганова

impressionante — 05.11.2020 Они явились ко мне в ночь под Рождество. Падал крупный снег и Христос еще не родился.
Один – мешкообразный,  с глазами, подернутыми пленкой, будто у рыбы глушенной. С порога протягивает мне визитку, которую читаю и дивлюсь:
Заслуженный художник Российской Федерации
Член-корреспондент Российской Академии Художеств
Профессор Международной Академии Архитектуры
Кандидат искусствоведения
Депутат
Игорь Бурганов

Продолжение статьи. Начало: Бал вампиров, парад уродов или Прощай, арт-терапия!
А второй, Весельчак, видно, при депутате этом вроде шута при короле – из него не переставая вываливались шуточки-прибауточки, не к месту и не ко времени.
Например, на вопрос «зачем» он немедленно радостно отвечал: «за шкафом!»  Это такая детская шуточка, превращающая любой, самый серьезный вопрос в полный абсурд.
Думаю, Булгаковщина какая-то, не иначе, Коровьев и Бегемот пожаловали.
Коровьев оказался потомственным скульптором, а Бегемот – художником (мирское имя – Олег Федоров).
Булгаковская парочка пришла ко мне вроде как к «старейшине племени» посоветоваться по поводу популяризации арт-терапии в нашей стране. С Бегемотом я общалась на той странной конференции.  А вот Коровьева не помню, хотя его вялые интонации знакомы.
Им пришло в голову ввести арт-терапию во всех вузах России. А депутат Бурганов типа поможет в думе закон об арт-терапии протолкнуть.
Я, дура старая, возбудилась – наконец-то, думаю, нашла единомышленников!
Заговорили о том, что может арт-терапия. Начинаю: развитие эмоциональной сферы.
Бегемот  поднимает палец к небу: «Ага, тогда надо арт-терапию вводить во всех школах с младшего класса».
Я прифигела: «Где – говорю, – вы специалистов возьмете?» «А что – говорят, – у нас нету?» Отвечаю: «По пальцам одной руки». Они радостно хором: «Ну, так подготовим!»
Оба были не в теме, но зато активны.
В процессе общения у меня все больше нарастает ощущение, что я вернулась в советское время. Тогда было принято, например, заведующего овощной базой назначить директором театра оперы и балета. И он, не понимая НИЧЕГО ни в опере, ни в балете, пытается делать нечто, с его точки зрения полезное для данной области.
Через пять минут после начала разговора понимаю, где собака зарыта.
Бурганов – скульптор, это сейчас денег совсем не приносит. Для него арт-терапия – новый бизнес-проект. Да и весельчак Бегемот хочет получить грант – чтобы развивать Эмоциональный Интеллект у инженеров оборонки. При этом ничего не зная ни об эмоциях, ни об интеллекте, ни о психике человеческой. Понимаю, что с ними каши не сваришь. Но надежда умирает последней! На прощанье дарю им свою книгу «Секретики», там во второй части есть арт-терапевтические упражнения с объяснениями и результатами. Может, заинтересуются?
Прошла неделя, вдруг звонит мне Бурганов и сходу: «Я бы хотел, чтобы вы написали книгу о моей маме».
Я сначала удивилась – надо же, прочитал «Секретики»! Потом умилилась – у меня с мамой были удивительно близкие отношения, о чем я написала пронзительный рассказ в книге. Подумала, наверное, он тоже тоскует по матери.
С другой стороны, мне лестно. С третьей – любопытно. Из интернета узнала, что его отец – знаменитый скульптор. Будущий Депутат рос в доме, где бывали Щедрин и Плисецкая, Вишневская и Ростропович, Слава Зайцев, Пьер Карден и другие известные люди. Я всегда была убеждена, что окружение, в котором растет ребенок, играет главную роль в становлении его духа и души. Не в таких ли семьях произрастает и воспитывается культурная элита человечества?
Спрашиваю, почему я, почему не Улицкая, например? Отвечает: «Если бы мне нужно было, чтобы Люся Улицкая написала, я бы ее попросил». Понимаю, что он не выпендривается, что Улицкая для него – просто Люся. Принимаю это за комплимент. Истину узнаю потом. Я люблю писать. Люблю искать особые сочетания слов, рождающие яркие, лаконичные образы, расцвечивать текст сочными эпитетами и красочными метафорами. И пишу я только о том, что меня трогает или задевает.
Я хорошо пишу. Много публиковалась в различных журналах. Сам Владимир Леви когда-то благословил меня на писательство: «Вы не просто психотерапевт и не просто блестящий публицист литератор. Вы больше – Писатель. Другая степень свободы, другая мера открытости. Писатель – беспредел искренности, облеченный в предельную дисциплину слова. У Вас есть это. Ваш В.Л.» Встречаемся в мастерской Профессора. Исподтишка разглядываю его.
Грузный, бесформенная фигура, узкие плечи, широкий таз, какой-то бесполый (про таких говорят: не баба, не мужик), глаза смотрят сквозь тебя.
Речь, на удивление, бедная. Говорит монотонно и простыми предложениями. Формулирует плохо.
Начинаю расспрашивать, а какая мама была? Ответ: «Она была красивая». И добавляет: «Я на нее похож». Смотрю на его одутловатое лицо, оловянный взгляд и отвожу глаза.  Больше ничего сказать не может. Он не помнит! Пытаюсь выяснить, что она любила делать, читать, смотреть, какую музыку слушать. Он не знает…
В отчаянии спрашиваю, есть ли кто-то из окружения его мамы, кто хорошо знал и помнил ее. Оказалось, жива старая подруга его матери. Мы с ней  встретились.
Я ожидала увидеть старушку-божий-одуванчик, а передо мной сидела весьма бойкая дама со звонким голосом и живыми, выразительными глазами. Она рассказывала о подруге, заметно волнуясь, дай Бог, чтобы обо мне после смерти говорили с такой нежностью и любовью. Какой была Рахиль Бурганова? Надежная, ответственная. А еще веселая и заводная! О таких людях говорят: легкий человек.
А как она была хороша – необыкновенно! Белокожая, чернобровая, с роскошной копной волос, сияющими глазами и яркими губами. Она совсем не пользовалась ни пудрой, ни губной помадой – ей это было не нужно. К тому же, она была изумительно стройная, тоненькая, словно березка. В общем, настоящая библейская Рахиль, которая была «красива станом и красива лицом».
У их брака могли быть серьезные препятствия. Александр Бурганов – русский, а Рахиль была еврейкой. Мало того, отец Рахили был правоверным евреем, ходил в синагогу. В то время в стране негласно набирал силы антисемитизм, а уж открыто верить в Бога было категорически нельзя. В общем, и с той, и с другой стороны родственники вполне могли встать на дыбы. А вот никто на дыбы так и не встал! Наоборот, когда бедный студент Саша Бурганов стал ухаживать за Рахиль, родители с обеих сторон приняли это безоговорочно!
Бургановы долгое время жили очень скромно. Кто мог знать тогда, что Александра Бурганова в будущем ждет мировая слава? Никто. И Рахиль (друзья и близкие звали ее Раей) с достоинством переносила все тяготы и безденежье. Муж не был для нее «скаковой лошадью, на которую делают ставку». Она любила – беззаветно и бескорыстно. У Раи был муж, двое детей, весь дом держался на ней. Это значит – постиранное и поглаженное белье, сияющие чистотой комнаты и, как привыкли в этой семье, – изысканно приготовленная еда. У нее никогда не было помощников по хозяйству – все сама. Няни у детей тоже не было, поэтому их воспитание, болезни, уроки и развлечения – все лежало на ее плечах.
Помимо всего прочего, Рахиль Бурганова работала. Причем была специалистом высокого уровня – она руководила экономическим отделом крупного предприятия.
Когда к скульптору Александру Бурганову пришла известность, а с ней и достаток, в Рахиль так и не появилось надменности, столь часто сопровождающей большой успех. И с великими мира сего, которые зачастили в их дом, Рая держалась с большим достоинством.
Но самый счастливый период в жизни Раи начался, когда родился сын Игорь. Игорь – это был ее свет. Она любила его больше всех. Все девочки в детстве мечтают быть принцессами. В сказках они украшают собой трон и дворцовые балы, а государством управляют разные министры. Рахиль в своей семье, в своем государстве, была и украшением, и всеми министрами сразу в одном лице. Заодно она была армией и флотом, строителем, хлебопашцем… Все свои силы она отдавала процветанию вверенной ей страны. И это у нее получалось.
Ослепительная красавица.
Верная жена и любящая мать.
Хранительница семейного очага.
Секретарь и бухгалтер мужа и сына.
Плечо, на которое можно опереться.
Жилетка, в которую можно поплакать.
Тыл. Стена. Фундамент.
Спасатель, миротворец, отдушина… К тому времени судьба Рахиль Бургановой меня искренне волновала, а сама Рахиль  вызывала у меня восторг.
Из моих ощущений у меня родилась тема очерка – благодарность. Мне хотелось посвятить его ангелам хранителям, тем, кто всегда в тени, всегда «между строк», но чье истовое и радостное служение дает возможность окружающим их людям прорасти, расцвести, взлететь. Пару раз пытаюсь поговорить с Профессором об арт-терапии. Он прямо-таки живой пример того, как уровень невежества стремительно растет, а допустимый уровень дикости падает. В голове куча нелепых домыслов и вымыслов о психике человека. И он совсем не представляет себе, что должен знать и уметь арт-терапевт. Однажды слышу знакомый вздор, как «человек приходил в храм Артемиды в плохом настроении, молился, а выходил бодрый и веселый». И тут я его узнала! Это про него художница на конференции по арт-терапии сказала «очень богатый человек» и добавила – «самодовольный,  жадный упырь».
Мне бы, дуре старой, насторожиться…
Параллельно узнаю в интернете – очерк в 8 страниц мастера пера стоит пятьдесят тысяч рублей, если мастер с именем (как Улицкая, например) – то сто тысяч.
Понимаю, почему он выбрал меня, а не Улицкую. Я дешевле, потому что хоть и мастер пера, а без имени. Называю цену в 50 тысяч. Вижу, как Член-Корреспондент напряженно замирает. Точно кот, у которого только дергающийся кончик хвоста выдает его недовольство. Понимаю, что ему жалко. Тут же вспомнилось, как Депутат и Заслуженный художник рассказывал, что его сайт поддерживают разные копирайтеры, которых он нанимает за копейки. На мой вопрос, устраивает ли его качество писания, бросает: «главное – дешево».
Почему-то даже это меня не остановило. Отсылаю несколько вариантов текста. Профессор делает стойку исключительно на фразы рекламного свойства, прославляющие семейство Бургановых. Только тут до меня доходит, что рассказ о его матери  был заказан мне не от любви к ней, не от тоски по ней – это чистой воды рекламная акция. Поэтому в его редакции тема благодарности исчезает. Все теплые, проникновенные слова он вымарывает. Например, вычеркивает вот этот абзац:
Что осталось от Раи Бургановой? Воспоминания, пока они живы в сердцах ее близких. Я верю, что душа Рахиль осталась там, где она Любила!
… дразнящий запах маминых пирожков с сыром… мамин альбом с вырезками из газет и журналов о творчестве ее великих мужа и сына – она собирала их в течение всей своей жизни… запах маминых духов – так пахнет розовая лилия на рассвете… И если прислушаться сердцем, то можно вновь услышать ее теплый голос и милый смех за опустевшим столом дома в Большом Девятинском переулке. И острое сожаление о каких-то главных, но так и не сказанных ей словах.
Оставляет только:
От художников Бургановых человечеству останутся созданные ими произведения искусства. А что осталось от Раи Бургановой?
Множество эскизов, картин и скульптур, на которых ее муж и сын изобразили свою Музу, своего Ангела-хранителя, с библейским именем Рахиль… Наконец, отсылаю готовый очерк. Тут профессор предлагает мне столь ничтожную сумму, что я ахаю. Все, кто когда-нибудь испытывал состояние унизительной беспомощности, поймут меня.

 
Ведь я ничего не могу сделать! Мы не заключали с ним никаких официальных договоров.  Все под «честное купеческое». Утереться этой суммой?
Не могу. Во рту ощущение, точно я вместе со спелой малиной разжевывала лесного клопа, чей едкий, гадкий вкус и запах отравляют все вокруг.
Пишу ему письмо, что решила не брать с него денег, потому что считаю данную стоимость моей работы смешной и странной.
Член-корреспондент Академии Художеств молчит.
На звонки не отвечает.
Пишу ему последнее письмо:
«Игорь, с вами очень неприятно иметь дело. У вас есть странная тенденция – исчезать. Три месяца я писала по вашему заказу очерк. Как оказалось, бесплатно (от странно-унизительного гонорара я отказалась сама). Но вы даже не сочли нужным ответить на письмо, написанное вам полтора месяца назад:
«Игорь, я правильно поняла, что Вы приняли очерк? Что я выполнила свою работу - хорошо? Что Вы довольны?»
Вы получили очерк и молча пропали, не удостоив меня ни «спасибо», ни «до свидания». Все это выглядит весьма некрасиво… Не по-человечески!
От общения с вами у меня осталось ощущение использованного и выброшенного предмета. Вроде презерватива»
Тут же получаю ответное письмо:
«Спасибо  за текст. Рад знакомству»
И все!
Друзья смеялись надо мной: «презерватив – это ты себе польстила!» И тут мне позвонила подруга его матери, попросила прислать ей очерк. По моим интонациям понимает, что что-то случилось. Рассказываю ей, как меня облапошил Профессор-Депутат. И вдруг она говорит мне, что ждала чего-то подобного. Дальше слышу, она тихо плачет. Тогда-то она и рассказала мне печальный финал жизни  Рахиль Бургановой.



«Когда-то блестящая женщина – теперь она умирала в изгнании, в сарае, на соломе, в полном одиночестве…» О ком из высокородных дам я когда-то читала это?
После инсульта у врачей еще оставалась надежда поставить Рахиль Бурганову на ноги. Ей нужен был постоянный квалифицированный уход, лечебная физкультура, и, конечно, забота и внимание ее семьи. По всем человеческим законам ее родные должны были сплотиться вокруг своей Музы, Жены и Матери, сосредоточить общие усилия на ее здоровье и самочувствии.
Но, как оказалось, в этом статусе их Жена и Мать была им обременительна. Тратить свои силы и время на парализованную Музу никто из семейства Бургановых не собирался и не хотел.
Они дружно отстранились, и никто не взял на себя ответственность и заботу о ней.
А как же Раечкин Свет-в-Окошке – Игорь? Как все. А все были очень-очень заняты. Они ссорились между собой из-за наследства, занимались своей карьерой, воспитывали детей.
А чтобы муза не портила красивый интерьер их дома, ее поместили в самую маленькую комнату. Она лежала там одна, уткнувшись глазами в стенку, на специальном матрасе – страшно жестком, но удобном для родственников – он не протекал. Уход ограничился часто меняющимися сиделками.


Когда говорят, что кого-то уморили, имеют в виду некие криминальные действия – медленное отравление или жестокое обращение.
На самом деле, можно обойтись без яда и без побоев. Можно ведь не открытым текстом, а «между строк» изо дня в день  показывать человеку, что он − обуза. Пока до него, наконец, не дойдет, чего от него ждут родственники. Рахиль Бурганова долго не могла понять, что ее время истекло и «просьба освободить вагоны»…
Зато ей пробили место на престижном кладбище и отгрохали многометровый памятник, нелепо торчащий над остальными могилами. После этой страшной истории хамское отношение Бурганова ко мне показалось такой мелочью! Но как же тяжело и больно, когда в преклонном возрасте рушатся представления об абсолютных истинах:
Если человека в детстве любили, то он обязательно вырастет благородным и великодушным.
А если он рос в окружении образованных, талантливых людей, то от него можно ожидать, что он станет не иначе, как аристократом духа.
Будущего Профессора любили безусловно и безоговорочно. Он рос в окружении умных, состоявшихся  людей. А вырос – «самодовольный,  жадный упырь». Как так? Почему?
Неужто это были мои иллюзии, а не истины???



И снится мне сон – будто иду я по облакам, причем облака эти нарисованы акварелью.
На мне драный хитон, а рядом идет депутат Бурганов в белом плаще с кровавым подбоем. То есть я в роли Иешуа, а он вроде как Понтий Пилат.
И депутат Понтий Бурганов растерянно бормочет: «Ведь я не самодовольный, правда? И я ведь  не жадный? Я не упырь?»
И действительно, разве может Заслуженный художник Российской Федерации, Член-корреспондент Российской Академии Художеств, Профессор Международной Академии Архитектуры, Кандидат искусствоведения, Депутат  быть «самодовольным,  жадным упырем»?

P.S. Недавно узнала: у Игоря Бурганова уже свой центр арт-терапии.
 Чудны дела твои, Господи!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив