Последняя любовь Горького

Елена Веселкова — 29.03.2013
     Наверное, в жизни каждого мужчины, а, уж тем более, гениального мужчины, есть роковая любовь, роковая женщина … этакая стервочка, как сейчас любят себя называть некоторые дамочки…
     Была такая роковая любовь и в жизни сегодняшнего именинника – Максима Горького.



     Они познакомились, когда ему было 52. Он был женат, и была в его жизни ещё одна женщина - бывшая звезда Московского Художественного театра, бывшая любовница Саввы Морозова - Мария Федоровна Андреева, которая была, по сути, хозяйкой в его огромной квартире...
     Квартира эта, скорее, напоминала коммуну — людей было много, кто-то жил постоянно, а кто-то временно. К обеду и к чаю всегда сходились гости — за стол садилось не меньше 15 человек. В угловой комнате жила молоденькая Маруся Гейнце по прозвищу Молекула, сирота… 

     Кстати, Горький был очень известен и популярен на Западе (там его считали преемником Толстого) и получал огромные гонорары, две трети которых раздавал — дальним родственникам, знакомым, родственникам знакомых и знакомым родственников. Страшной зимой 1919 года к нему часто приходили за помощью ученые, писатели, актеры, художники — голодные, в обносках, и он помогал: выбивал пайки, справки, свидетельства… 
     Однажды пришла молоденькая поэтесса, плакала: грудной ребенок, молоко пропало. Горький немедленно написал письмо в соответствующее учреждение, а чтобы ускорить дело, намекнул, что речь идет о его незаконнорожденном ребенке. Это сработало, и тогда к Горькому косяком пошли молодые мамаши. Вскоре ответственный за молоко товарищ взбунтовался и заявил, что не в состоянии обеспечивать молоком такое количество детей Горького, а самому писателю следовало бы постыдиться — при его статусе!

     Как-то раз его близкий приятель Чуковский пришёл с некоей дамой…
     — Вот, познакомьтесь, — сказал Корней, — это Мура, Мария Игнатьевна Закревская, прошу любить и жаловать...


     Неожиданно … в левой стороне груди Алексея Максимовича стало горячо и щекотно…

     Мария Игнатьевна была во всех отношениях необыкновенной женщиной. Старинного дворянского рода, прекрасно образованная, умная, она окончила институт благородных девиц, и языковые курсы для барышень в Кембридже. Восемнадцати лет она вышла замуж за барона Бенкендорфа, родила ему двух детей. После революции детей она отправила в эстонское имение, куда вскоре, спасаясь от большевиков, уехал муж. А Мура осталась в Москве… с английским дипломатом Брюсом Локкартом… 

     На самом деле Локкарт был разведчиком. Поэтому вполне логично, что его арестовали… по делу о «заговоре послов с целью убийства Ленина». Мура, как его любовница, тоже попала на Лубянку… Правда, там она пробыла совсем недолго, ибо там, в тюрьме, она умудрилась соблазнить знаменитого чекиста Петерса, который был тогда правой рукой Дзержинского.
     Выйдя из тюрьмы, Мура, меж тем осталась без средств к существованию и с горя уехала в Питер. Кто-то надоумил ее пойти к Чуковскому, который работал в издательстве «Всемирная литература». Мура пришла к нему просить переводов: она прекрасно знала английский и хотела переводить Уайльда и Голсуорси... С переводами, правда, не получилась, и она занималась конторской работой, с которой она справлялась великолепно!     

     Как-то Горький попросил Корнея найти для него грамотного секретаря, вот тогда-то Чуковский и привел к нему Муру. 
     Мура поселилась у Горького и очень скоро уверенно заняла место хозяйки горьковской квартиры…     
     Марии Федоровне пришлось удалиться. Но что удивительно, женщины сохранили тёплые отношения.

      Горький был ещё не стар, но серьезно болен. Одного легкого у него не было, так как в молодости он стрелялся из-за несчастной любви и вместо сердца попал в легкое. А второе он уже прокурил почти дотла. Муре было 27 … Шёл 1919 год …
     Надо сказать, что буревестник был отчаянным бабником (творческая личность нуждалась в подпитке), но женщин своих не бросал. Они все вместе жили на обширной жилплощади пролетарского писателя и периодически сожительствовали с ним. «Самое умное, чего достиг человек, — это любить женщину»- часто повторял он.
     В сентябре 1920 года в Петроград приехал Герберт Уэллс и остановился в квартире у Горького. Самое большое впечатление на зарубежного классика произвела Мура. «Она была одета в старый британский армейский плащ цвета хаки и поношенное черное платье, — вспоминал Уэллс. — Ее единственная шляпка представляла собой некий скрученный черный лоскут — чулок, я думаю, — и все же она была великолепна. Она засовывала руки в карманы своего плаща, и казалось, что эта женщина не просто готова бросить вызов миру, но и способна навести в нем порядок. Она была моим официальным переводчиком. И предстала передо мной прекрасной, несломленной и обаятельной. Я влюбился в нее, я ухаживал за ней, и однажды ночью в ответ на мою мольбу она бесшумно порхнула через переполненные комнаты горьковской квартиры в мои объятия…».
      Уэллс не на шутку увлёкся русской красавицей, хотя «портрет» Муры, который он оставил потомкам, весьма своеобразен:
     «В моем убеждении, что Мура неимоверно обаятельна, нет и намека на самообман. Однако трудно определить, какие свойства составляют ее особенность. Она, безусловно, неопрятна, лоб ее изборожден тревожными морщинами, нос сломан. Она очень быстро ест, заглатывая огромные куски, пьет много водки, и у нее грубоватый, глухой голос, вероятно, оттого, что она заядлая курильщица. Обычно в руках у нее видавшая виды сумка, которая редко застегнута как положено. Руки прелестной формы и часто весьма сомнительной чистоты. Однако всякий раз, как я видел ее рядом с другими женщинами, она определенно оказывалась и привлекательнее, и интереснее остальных. Мне думается, людей прежде всего очаровывает вальяжность, изящная посадка головы и спокойная уверенность осанки. Ее волосы особенно красивы над высоким лбом и широкой нерукотворной волной спускаются на затылок. Карие глаза смотрят твердо и спокойно, татарские скулы придают лицу выражение дружественной безмятежности, и сама небрежность ее платья подчеркивает силу, дородность и статность фигуры. Любое декольте обнаруживает свежую и чистую кожу».

     Но вернёмся к Муре. Тело её принадлежало мужчинам, а сердце рвалось к детям, в Эстонию, — она не видела их уже больше трех лет. Законным путем она попасть туда не могла, у нее не было эстонского паспорта. Оставался только один путь — нелегальный… В декабре 1920-го она решилась…
     Горькому позвонили из ВЧК на Гороховой и сообщили, что его секретарь Мария Закревская, по мужу Бенкендорф, задержана при попытке перехода государственной границы. Конечно же Горький кинулся её спасать. Благодаря ему, а также старому знакомому чекисту Петерсу, ей удалось-таки отправиться в Эстонию… Но как только Мура появилась в Таллине, её тут же арестовали. А как могло быть иначе - советская шпионка, любовница большевика Горького и чекиста Петерса! Адвокат Муры оказался большим поклонником Горького и сумел вытащить ее из тюрьмы. Но виза кончалась, и её вот-вот должны были выслать из Эстонии. 
Но надо было знать Муру! Ничтоже сумняшеся, она быстренько заключила брак с гражданином Эстонии - бароном Николаем Будбергом, и стала баронессой Будберг!
     Тем временем, Горький вместе со всей своей коммуной выехал в Берлин. Вскоре туда приехала Мура. Муж, разумеется, был быстро оставлен, а Мура вместе с Горьким уехали в Сорренто, чтобы прожить там несколько лет. 
     Два раза в год — зимой и летом — Мура уезжала к детям в Эстонию. Однажды, как раз во время ее отсутствия, в Сорренто приехал Ходасевич с женой, Ниной Берберовой. Оценив обстановку, Берберова примерилась было занять Мурино место, но не тут-то было: вся огромная семья-коммуна Горького единодушно выступила против нее. Все-таки Закревская была совершенно необыкновенной женщиной: ее любили абсолютно все, даже Екатерина Пешкова, законная жена Горького. Мура крепко держала в руках весь горьковский табор, всюду успевала и была всем необходима. Главным образом ему – Максиму Горькому. Его любовь к Муре была страстной и мучительной...
     И всё бы хорошо, но он чувствовал, что Мура как-то отдаляется от него… Он, конечно, даже не подозревал, что каждый раз, когда она ехала к детям в Эстонию, «по дороге» обязательно заезжала в Лондон — к незабвенному Брюсу Локкарту…
     И как-то раз Горькому пришло письмо: «Я почувствовала, что не влюблена в вас боле…»

     В 1928 году Горький принял решение вернуться на родину. Его давно звали: Сталин возлагал большие надежды на всемирно известного Буревестника революции. Когда Горький приехал в Москву, его в буквальном смысле несли на руках, ему устроили такой прием, который не видывал ни один из писателей мира. Сталин поселил его в роскошном особняке Рябушинского, специально для Буревестника там сделали шикарный ремонт. В его честь называют города, улицы, театры, его селят в особняки, дарят дачи в Крыму, закупают его любимые папиросы из Египта, достают любые книги мира. У него собственный вагон для путешествий, любое его желание исполняется тут же, за этим лично следит Ягода….
А тем временем Мура Закревская живет в Лондоне. Крутит одновременно с двумя – с постоянным своим любовником Локкартом и Уэллсом…
     Между прочим, англичане были поражены тем, что эта русская красавица могла выпить такое количество неразбавленного джина, какое не под силу и бывалому матросу, и совершенно не опьянеть. Мура могла перепить кого угодно. Кстати, уже в весьма преклонных летах каждое ее утро начиналось со ста граммов водки, и только потом женщина принималась за завтрак…



     Уэллс упорно звал Муру замуж, но та отказывалась. Даже поселиться в его доме не хотела. Говорила: «Ну я ведь здесь, по соседству, совсем рядом. Ты позовешь, и я приду». 

     Она часто ездила к детям в Эстонию, а по дороге заезжала теперь уже в Москву — к Горькому. Она как-то сказала: «Уэллс не пропускает ни одной юбки. Такого бабника мир не видел, не знал. А вот Горький — когда он с тобой, такое впечатление, что в мире других женщин не существует даже теоретически».
      Уэллс об этом не знал, но страшно ревновал. А когда, приехав в Советский Союз и посетив Горького, он обнаружил на его письменном столе отлитый в бронзе слепок с руки Муры, то пришел в настоящее бешенство.     …Герберт Уэллс в конце концов узнал, как Мура водила его за нос. И тогда он написал: «Мура — та женщина, которую я действительно люблю. Я люблю ее голос, само ее присутствие, ее силу и ее слабости… Я люблю ее больше всего на свете, и так будет до самой смерти. Нет мне спасения от ее улыбки и голоса, от вспышек благородства и чарующей нежности, как нет мне спасения от моего диабета и эмфиземы легких. Моя поджелудочная железа не такова, как ей положено быть. Вот и Мура тоже. И та и другая — мои неотъемлемые части, и с этим ничего не поделаешь».

      А что же Горький? Своенравный писатель не оправдал доверия Сталина. Тот был очень им недоволен: он ожидал от Горького грандиозного романа, посвященного отцу советского народа, романа, который прогремел бы на весь мир, но так и не дождался…

     18 июня 1936 года в Горки, где живёт тяжелобольной Горький, приезжает Мура … вместе с Ягодой. Просит ее оставить наедине с больным «буревестником революции» … Медсестра Мура (она когда-то работала в госпитале), бывший фармацевт Ягода… 
     Она проводит с Горьким наедине долгие сорок минут. Через 20 после их ухода Горький умирает…

      И вот очередной раз меня интересует вопрос: что же такого находили великие мужи, во внешне не привлекательной женщине? 
     


     Возможно, ответ кроется в этих строках из книги «Железная женщина», автором которой является Нина Берберова: 

     «Она любила мужчин, не только своих трех любовников, но вообще мужчин, и не скрывала этого, хоть и понимала, что эта правда коробит и раздражает женщин и возбуждает смущение мужчин. Она пользовалась сексом, она искала новизны и знала, где найти ее, и мужчины это знали, чувствовали это в ней и пользовались этим, влюблялись в нее страстно и преданно. Ее увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу. Секс шел к ней естественно, и в сексе ей не нужно было ни учиться, ни копировать, ни притворяться»…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив