После танца: попытка рецензии

sherlock_series — 07.02.2013 После танца. Royal National theatre, 2010 год. Архив.
Режиссер Тиа Шаррок
Дэвид Скотт-Фавлер - Бенедикт Камбербэтч
Джоан Скотт-Фавлер - Нэнси Кэролл
Джон Рейд - Эдриан Скарборо
Хеллен Баннер - Фей Кастелоу
Питер Скотт-Фавлер - Джон Хеффернан

Конечно, пытаться пересказать спектакль, в котором играет Бенедикт Камбербэтч, это все равно что пытаться пересказать, как поет Паваротти. Банальным Он такой, такой! не выразить вообще ничего, а найти способы описать все это развернутым текстом, адекватно отражающим если не увиденное, то хотя бы почувствованное, практически невозможно.
Но я все-таки попробую - для тех, у кого в принципе или в ближайшее время не будет возможности поехать в Лондон и посмотреть эту запись.
Еще и потому, что не поделиться с сообщниками еще одним потрясением от игры (игры ли? жизни ли на сцене?) Бенедикта было бы не честно.
Сразу предупреждаю: все то, что под катом - более чем субъективно. Думаю, те, кто видел спектакль или запись, вполне могли воспринять его иначе (и вольны со мной не согласиться), иначе воспримут и те, кто еще не смотрел. Но то, что этот спектакль заденет, зацепит какие-то струны в душе, я уверена.
Что там цепляет в каждом эта простая в общем-то история о людях, застрявших в короткой передышке между двух войн, о людях из двух поколений - прекрасных, но пустых гедонистах без обязательств и ответственности, и юных практиках- волках, четко видящих цели и средства (ничего не напоминает, а?). И о том, как страшно выглядит беззаботность тогда, когда буквально через год Европу накроет страшная война, когда ты уже знаешь, а герои истории - еще нет, что их ждет впереди. Может быть, именно то, что все очень просто и понятно, и прибивает с такой силой, не знаю. Ладно, по порядку. Уточню только еще, что под катом полный пересказ содержания, поэтому тем, кто собирается смотреть и не хочет его знать, читать не стоит - там спойлер на спойлере.
Ну и еще одно уточнение. Я смотрела запись ровно один раз. У меня хорошая память, но есть детали, которые я несомненно путаю, диалоги тоже воспроизвожу по памяти. Не сердитесь, пожалуйста, те, кто помнит лучше :) Книги на руках у меня нет, поиски ее в сети успехом не увенчались.
Все картинки - из открытых источников.




Надо честно сказать, что это единственный к спектакль из посмотренных в эту поездку в Лондон, к которому я не готовилась. Во-первых, я, честно говоря, не верила, что все получится, хотя, по большому счету, никаких специальных сложностей договоренность с Архивом собой не представляла (да, а вдруг меня не так поняли, да, а вдруг это какая-то другая постановка, ведь каталога на сайте я так и не нашла, да, а вдруг у них компьютеры сломаются?). А во-вторых, я почему-то решила, что хочу встретиться с этим спектаклем с чистого листа. Совсем ничего не знать. Нет, я конечно смотрела Загадку Раттигана, но это было еще на той стадии увлечения Бенедиктом, когда мне в голову еще не закралась мысль, что у меня есть какие-то шансы этот спектакль увидеть, ну и вообще я там скорее любовалась, чем вникала :)))
Поэтому все, что я помнила про этот спектакль это рассказ Бенедикта про то, как он плакал в финальной сцене и вынужден был уйти на балкон, чтобы успокоиться.
Может быть поэтому все это стало для меня потрясением такой силы.
Когда смотришь драму, раздирающую душу в кровь, такую драму-драму до мозга костей, ну не знаю, того же Короля Лира или Франкенштейна, ты эту боль, это нагнетание трагедии, эту всю сильнее надвигающуюся катастрофу чувствуешь с самого начала. Не анализируешь, а просто попадаешь под колпак беды, жестокости, слез. И это - потрясение одного рода. И совсем другой жанр - казалось бы простая бытовая история, которая внезапно оборачивается страшным горем. Я не могу сейчас сходу привести лучшего примера, чем "Утомленные солнцем". Помните самое начало фильма, это безмятежное счастье старой дачи, этих милых немного нелепых родственников комдива с их суетой, чаепитиями, смешными заигрываниями и абсолютным счастьем, витающим над всем этим? Конечно мы понимаем, что грохнет и грохнет страшно. Но атмосфера, милая и беззаботная, все равно обволакивает. Вот примерно таким ощущением для меня начинается После танца. Обитатели дома приходят в себя после вчерашней пьянки. Им было весело, но теперь болит голова. Черт побери, как вам удается сделать так, чтобы иметь сегодня такой цветущий вид? О господи, я наступила на вас, как вы так притаились на этом диване? Джоан, жена главного героя. Джон, его друг, много лет живущий в доме, Питер, его юный кузен и по совместительству его секретарь.

Джоан и Джон

Самого Дэвида мы пока не видим, но его постоянно упоминают в разговорах, он - центр мирка. Обычная болтовня, планы на день, внезапный приход шумной приятельницы, волокущей за собой словно на поводке молоденького кавалера, который то ли мучительно решает, что он тут делает, то ли так же мучительно решает, что ему с этого поиметь. Джоан в пижаме и халате бегает по комнате, громко смеется, обсуждает планы на вечер - и мы отчетливо понимаем, что за тип женщины перед нами. Сказать честно, я такой тип обожаю - возможно поэтому все дальше мной сказанное окажется очень субъективным и увиденным через свою призму. Этот тип идеально описан в песне Макаревича "Она идет по жизни смеясь". Сильная женщина, женщина, которая никогда и никому не покажет, что у нее на душе, не мотылек, но птица в полете, яркая, умная, забавная, немного грубоватая - но до мозга костей женщина. Сейчас вокруг нее просто витает флер счастья. Плох или хорош ее образ жизни - но ей он, кажется, подходит.
Забегая вперед, скажу, что про Дэвида и Джоан в рецензиях всегда пишут как про золотую молодежь двадцатых, чья молодость прошла, а замены тому легкому вольному стилю жизни так и не появилось - это наверное так. Но принято так же писать, что они страдают от этой пустоты - и оттого пьют. Пока мы не видим и не чувствуем, что кто-то в этом доме всерьез страдает. Или это я не вижу? Или нам намеренно показали молодых и красивых, не став делать им грим жестоких пропойц, чтобы не отвлекать от внутреннего? Не знаю. Мне они кажутся веселыми и счастливыми, разве что слегка непутевыми и ну да, такими прожигателями жизни. Не приносят пользы обществу, не дают стране угля - живут в свое удовольствие. Не преступление, в общем, раз есть на что.
Обычную веселую суету нарушает приход Хеллен, невесты Питера. О ней мы уже несколько раз слышали, Питер с утра мечтает о том, как сможет наконец жениться на ней, а Джон подтрунивает над ним, что как только он сможет, он заполонит все пространство вокруг своими отпрысками. Хеллен прелестная юная особа, такая, какими принято изображать секретарш-карьеристок: хорошенькая мордочка, безупречный внешний вид, тонкая талия и идеально выверенное сочетание романтического и делового. В общем, полная противоположность Джоан.


Этим утром она приводит в дом своего брата, который (ах, представляете какое совпадение!) оказывается врачом. Хеллен полна решимости заставить еще неизвестного нам Дэвида показаться врачу. Мы физически, интуитивно чувствуем, что несмотря на радушие, она здесь чужая. Ее здесь не любят (Питер не в счет), ей не рады. А ей неприятен этот стиль жизни, она не понимает праздности и пустого веселья. Очень нежна и мила с Питером, но... все их разговоры сводятся к Дэвиду.
И вот наконец мы видим его. Он... обыкновенный.
Все те примерно 20 минут истории, что Дэвид Скотт Фавлер не появляется на сцене, нам кажется, что мы увидим злого старика, которого побаиваются, с которым не могут совладать домашние. А ему ну скажем около сорока (ну если молодость это 20 годы, а на дворе 38й, да?), он не склонен к пустому добродушию и лишней болтовне, но он - не сухарь и не исчадье ада. Просто человек, живущий своей жизнью.

Очень скоро мы поймем, что они с Джоан провозгласили себе когда-то принцип, что иметь проблемы и обсуждать их это скука (да, видимо боязнь boooring преследует Бенедикта по пятам ;)), но если Джоан как бы не замечает проблему, смеясь, то Дэвид ставит перед ней стену, пробить которую не так-то просто.

Но маленькая решительная Хеллен - та еще штучка. Проиграв первый раунд, она все-таки выигрывает битву, из чистой любезности Дэвид соглашается на осмотр. У Хеллен с братом уговор - он должен запугать Дэвида, сказать, что если тот не бросит пить, то скоро умрет или как минимум тяжело заболеет. Но после осмотра брат в растерянности - придуманная ими легенда оказалась правдой. Ооо, как нам, женщинам, знакома эта потребность заботиться несмотря и вопреки! А если уж есть реальный повод, если есть реальная опасность, то все чувства обострены, все войска в штыки, будем биться со спасаемым до последнего патрона! И Хеллен бросается в бой. Вернувшийся в комнату Дэвид озадачен (он не умеет и не хочет думать ни о чем плохом) и по привычке наливает себе виски. Со страстью тигрицы, защищающей своего детеныша, Хеллен бросается на него - и бокал летит на ковер. Дэвид подтрунивает над ней - но на лице его и в душе в этот момент что-то неуловимо меняется. Как бы мужчина не декларировал нежелание быть опекаемым, все равно такая отчаянная попытка заботиться ему льстит. Пока это такое "Ух ты!", но искра пролетела очень внятно.
*дальше я могу путать последовательность событий. Как только стало ясно, куда все идет, я перестала быть сторонним наблюдателем, у которого все хорошо и внятно сохраняется по полочкам*
Теперь у нас уже нет никаких сомнений: Хеллен влюблена в Дэвида. Нет в этом сомнений и у Джоан:
- надо же, да малышка влюблена в тебя!
- Да, я заметил. Налить тебе еще виски?
С этого момента Дэвид к выпивке больше не прикасается. Он не делает это заметным, по большому счету на то, что он перестал пить, никто не обращает внимания. Кроме зрителей.
Дэвид работает - он историк, пишет книги.

Жизнь идет своим чередом, в своей привычной суете. Лишь намеками мы видим их отношения с Джоан. Он играет на рояле, она так любит, когда он играет для нее! Она стоит у него за спиной и слушает, слушает. Он берет ее за руку, чуть касается ее щеки. Им просто хорошо вместе - ничего больше.


Гости, приемы, болтовня, забавный Джон, дающий с дивана ценные и дурацкие советы. Старательный Питер, зарабатывающий на свадьбу.
Хеллен, ставшая внезапно важной и нужной Дэвиду. Он дает ей свою книгу, он хочет знать ее мнение.
На сегодня запланированы гости, большой прием. Суета, приготовления, ах ты боже мой, в доме кончилась содовая!
Среди всей этой беготни заявляется Хеллен. Нет-нет, не зовите Питера, я пришла поговорить с Дэвидом.
Она возвращает книгу. Дэвид, боже мой, но это же ужасно, это никуда не годится! Вы - талантливый историк, вы можете писать иначе, вы можете стать прославленным автором, но вас убивает то, как вы живете! Неужели вы не понимаете, не видите порочности того круга, в котором обитаете! Вы задыхаетесь здесь!
Он в бешенстве. Он так ждал от нее слов поддержки, похвалы, а она!
Слово за слово. Слово за слово. Все ближе и ближе. Какого черта, кто сказал вам, что я в вас влюблен???
И страстные объятия.

Лицо Дэвида преображается. Он улыбается, в нем есть что-то от влюбленного мальчишки. Ему кажется, что он нашел, как изменить рутину жизни, которая постепенно превращается в ненавистное слово "скука". Он предпринимает вялую попытку предложить Хеллен стать его любовницей (так ли уж необходимо говорить о нас Джоан?), но она решительно пресекает эту попытку. Не в том ее цель. Она решительно намерена спасти его, вырвать его из лап общества гедонистов, оградить от тлетворного влияния Джоан и сделать полезным членом общества.


- Вы же не любите друг друга, верно?
- Ну что ты, конечно нет. Нам всегда было так весело вместе, я уж и не помню, как мы поженились. Ой, это было так забавно, мы так напились тогда...
- Хватит, Дэвид! Я сама поговорю с ней и с Питером. Так будет проще для всех.
И чувство беды, вязкое, тягучее, все сильнее подступает к горлу. Но в уголке сознания еще остается мысль, ну а вдруг все еще будет не так? Ну как-то не так...
Джон, выставленный на время разговора в соседнюю комнату, разумеется, все слышал. Он пытается что-то сказать, но кого волнуют его доводы! Жизнь так внезапно и так прекрасно изменилась, в ней появился свет!
Малышка Хеллен не откладывает дел в долгий ящик. Мужчины отправлены на закупки (содовой, содовой в доме нет, да и алкоголь надо обновить!) - самое время поговорить.
Джоан принимает новость так, как мы и ожидаем от нее. Она улыбается, задает вопросы.
- Дэвид сказал мне, что вы никогда и не любили друг друга.
- Ой, а он рассказал тебе, как весело мы праздновали нашу свадьбу? Мы так...
- Я так рада, что ты приняла это спокойно.
- Конечно. А как же еще. Мы же останемся добрыми друзьями? Ты придешь вечером на прием?
- Да, конечно, спасибо.

Джоан остается одна. Она стоит посреди комнаты и молчит. Направляется в сторону двери, поворачивается к нам спиной. Все. Больше ничего не нужно говорить и делать. Эта спина говорит нам абсолютно все, от начала до конца. О всех 12 (или 16? я забыла) годах их брака, о том, что на самом деле она чувствует. Как это сыграно! Как прожито!
Первым возвращается Джон. Родной человек, член семьи. При нем, может быть только при нем, можно отпустить этот чудовищный тугой комок внутри - он-то знает тебя настоящую. Она все еще молчит, смотрит на него. Но ему и не нужно слов.
- Она все сказала тебе, да?
И тут Джоан прорывает. Она рыдает, рыдает так, как будто выпустила наружу всю боль, копившуюся годами. Все то, что она сломала в себе, чтобы быть такой, какой она ему нравится. Рыдает некрасиво, взахлеб.
- Какого черта, ну какого черта ты не сказала ему, что любишь его?
- Я не хотела наскучить ему своими эмоциями.
- Так скажи ему сейчас.
- Нет, это невозможно! Я не хочу стать ему обузой. Но господи, что, что я буду делать без него?
Ключ скрипит в замке. Вернулся Дэвид.
С грацией огромной прекрасной кошки Джоан пересекает комнату и замирает в картинной позе у камина, спиной к Дэвиду.
- Куда поставить?
- Дорогой, неси их сразу в столовую, я сейчас приду.
Возвращается с обеда с Хеллен Питер. О нем в этой ситуации думаешь меньше всего, но вот перед нами еще один человек, чьи цели в жизни, чьи стремления сломлены в одно касание. Он объявляет Дэвиду о том, что увольняется и не желает его больше знать. Дэвид в искреннем недоумении: он совсем не думал о Питере и уж тем более не думал о том, что разрыв помолвки может так его потрясти. На жизнь надо смотреть легко, все - пустяки.
Веселье в разгаре. Кто-то на спор бежит через гостинную без штанов, кто-то еле держится на ногах. Джон беседует с неким господином - первой любовью Джоан, дельцом-практиком. Тот предлагает ему работу. Эээ, кажется в Манчестере. Важно то, что вне Лондона. Джон смеется над ним: покинуть Лондон? Покинуть этот образ жизни, людей, которые составляют смысл и основу существования?
Хеллен уходит - с нее достаточно пустого веселья. Они говорят с Дэвидом о чем-то, но я их не слышу, я ничего не помню - боль все сильнее связывается узлом где-то в животе. Они целуются на прощание - их застает Джоан.
Нет, нет, никаких разборок не будет. Как можно? Они выше этого. Кажется, она спрашивает его, любит ли он Хеллен.


Да, говорит он, ты знаешь, с ней все иначе. Я вижу какую-то цель, я хочу изменить свою жизнь.
Он признается ей, в общем-то случайно, что ему диагностировали цирроз печени.
- И ты не сказал мне?
- Я не хотел тревожить тебя попусту.
- Боже мой. Я была тебе плохой женой. Ты даже не сказал мне, что болен...

Вокруг них веселье, шум, пляски. Но они сейчас вдвоем. Она выглядит как никогда. В алом платье с голой спиной она - богиня, сошедшая с обложки журнала.
- Сыграй мне, Дэвид. Пожалуйста.
Он садится за инструмент. Он играет несколько раз за спектакль, и, кажется, играет разные вещи (отчетливо помню, как он меняет мелодию на более радостную в тот момент, когда кто-то заходит в комнату), но я запомнила только одну тему. Lucevan le stelle, последняя ария Каварадоси из Тоски. Почему именно она? Что значит эта музыка в их истории? "О никогда я так не жаждал жизни!"?
Она кладет ему руку на плечо, он держит ее за руку, отпускает, кладет руки на клавиши.

Она слушает. Убирает руку. Стоит еще мгновение и выходит на балкон. Он продолжает играть.
Секунда - и в комнату снова врывается шум праздника. Душно, жарко. Джон выходит на балкон. Через секунду возвращается с перекошенным лицом.
Занавес.
На самом деле история могла бы кончиться и здесь - и она уже была бы законченной. История о женщине, которая очень хотела быть сильной и скорее умерла бы, чем позволила себе быть слабой - она и умерла. История о британском менталитете, где не принято, не правильно, невозможно не только выставлять эмоции напоказ, но даже делиться ими.
У нас в отличие от зрителей в зале антракта не было. Не было времени воскликнуть: господи, как же все нелепо! и покричать вместе с Джоном: какого черта ты не сказала ему?
У нас сразу третье действие. Прошло несколько месяцев. Тот же дом, но совсем другой свет. Зима, да, но того ясного солнечного света, заполнявшего дом прежде, уже явно нет и не будет (свет поставлен великолепно, да, я всю дорогу забывала про то, что балкон это просто часть декорации). Жизнь героев тоже изменилась. Джон принял предложение о работе в Манчестере - вдруг оказалось, что здесь его больше ничто не держит. О Питере все еще нет вестей. Дэвид работает над новой книгой. точнее, Хеллен отчаянно пытается заставить его работать. Приносит ему книги, просит, умоляет, требует отчета от домработницы (нет, мисс, вчера он разгадывал кроссворды, и я с удовольствием помогала ему в этом).
Приходит Хеллен. Он улыбается ей, держит за руки. Они обсуждают планы, но чем больше они говорят, чем больше мы чувствуем, как они не подходят друг другу. Она пытается увезти его в загородный дом. Послушай, какой чудесный вариант я нашла!
Он спорит. Они ругаются. Целуются, мирятся. Ругаются снова. Она сражается, стоит на своем - но мы уже понимаем, что рано или поздно она сдастся, она согласится на все, лишь бы быть рядом с ним, лишь бы удержать его на том пути, на который ей с таким трудом удалось его вывести.
Ощущение легкого дежавю - в дом заваливается все та же шумная подруга.
- Мальчики, ну вы же конечно будете сегодня у меня! Будет так весело! Конечно, бедная Джоан...
Дэвид срывается на крик. Не смейте, не смейте, не смейте говорить о ней! Не напоминайте мне, что она умерла. Не размышляйте о том, случайность ли это. Не смеееейте! Он затыкает уши, топает ногами. Он шокирует гостью. Но он не желает, не хочет, не может пустить беду внутрь себя. Надо жить легко, надо жить смеясь.
Внезапно новый гость - в дом возвращается Питер. Он разбит, опустошен, он не смотрит им в глаза. Он пришел просить денег, которые ему обязан выдавать его опекун. Хеллен мило щебечет с ним, ах, как она рада его видеть, ах как скучала, может пообедаешь завтра со мной? Шумная подруга приглашает его на прием, он соглашается - почему собственно нет?
Они остаются с Дэвидом вдвоем. Дэвид пытается поговорить, спросить что-то, поддержать. Но он не умеет, он не может найти слов, он кажется нам черствым эгоистом.
- Ты никогда не любил! - кричит ему Питер. Ты не понимаешь и не поймешь, что это такое, когда человек для тебя все. Когда он - смысл жизни, когда есть зачем жить только тогда, когда он рядом.
И в этот момент мы может быть впервые задумываемся, что Питер прав. Отношения Дэвида с Джоан казались нам надежной спокойной гаванью, точно сформулированной словами "нам было весело вместе". Отношения с Хеллен совсем другие, но и здесь он лишь позволяет себя любить, опекать, бороться за. Он опять вне игры, хотя сам искренне верит в то, что с Хеллен все иначе, что здесь любовь.
Возможно и сам Дэвид в эту секунду первый раз задумывается о том, что чувствует на самом деле. Возможно, в эту секунду он впервые перестает просто плыть по течению.


Но откровения этого вечера еще не закончены. За Джоном приехало такси, он навсегда покидает гостеприимный дом, в котором прожил на правах иждивенца столько лет.
Уходя он хочет пожелать Дэвиду счастья - но не может.
- Отпусти ее, Дэвид. Отдай ее Питеру!
- Ты с ума сошел! С какой стати я буду жертвовать своим счастьем ради Питера!
- Сделай это не ради Питера, Дэвид. Сделай это ради Хеллен. Иначе через несколько лет ты убьешь ее так же, как убил Джоан.
Дэвид кричит. Его крик смахивает на крик раненного зверя куда больше, чем на крик человека. Наконец кто-то произнес это вслух. Он виноват во всем, он убил Джоан.


- Хеллен не такая! Она сильная. И я люблю ее.
- А ты помнишь, какой была Джоан пятнадцать лет назад? Она боролась, Дэвид. Но она стала такой, какой ты хотел ее видеть. Она жила так, как хотел ты. Ты не хотел проблем, ты считал скучным обсуждать человеческие отношения, ты считал мещанством признаваться в любви. Она приняла правила игры - она хотела быть с тобой. И так и не посмела сказать, что любит тебя.
- Ты любил ее, Джон?
- не знаю, возможно. Но я помню, какой она была. И я вижу, что творится сейчас между вами с Хеллен. Я - свидетель всех ваших ссор за эти месяцы. Ты сломаешь ее, Дэвид. Зачем? Ради чего?
- Я люблю ее, я не смогу без нее!
- Тебе решать.

Дэвид остается один. Какое-то время он даже внешне спокоен. Он листает книги, оставленные Хеллен. Швыряет их на стол. Все быстрее начинает метаться по комнате, все сильнее напоминает раненного зверя, бьющегося о плетья клетки. Идет в сторону балкона (господи, нет, только не это!). Мечется, мечется, мечется. Зовет дворецкого: соберите мои вещи, завтра мы с Хеллен уезжаем, думаю, что навсегда.
Садится на диван. Сам для себя держит лицо, яростно, отчаянно пытается выкинуть из головы все то, что только что сказал ему Джон. Он любит Хеллен, любит, все будет иначе, у него еще есть шанс на другую жизнь!


И - бросается к телефону. Звонит туда, на шумную пирушку. С отчаянием последнего рывка, захлебываясь в слезах, требует к телефону Питера.
- Не важно, что ты думаешь обо мне, просто не бросай трубку. Я прошу тебя, я умоляю, не отказывайся от обеда с Хеллен завтра, ни при каких обстоятельствах, слышишь, обещай мне!
Вновь зовет к телефону хозяйку дома:
- а что вы будете делать завтра? я приду, мне кажется, что мне будет очень одиноко.
Вешает трубку. Бессильно пытается сдержать слезы. И - делает глоток из стакана. Виски. Круг замкнулся.

Эта финальная сцена наверное одна из вершин творчества Бенедикта. На наших глазах в нем внутри все умирает. Мы видим человека, который внезапно понял, что все его мечты, все планы - пустой звук, что сам он по существу тоже пустой звук. Твоя жизнь никогда уже не станет другой - и виноват в этом ты сам! Так просто, так надежно перекинуть вину на кого-то другого. Думать о том, что ты, ты-то мог бы жить как-то иначе, добиться чего-то большего, но тебе мешает неправильное окружение, обстоятельства, завистники и мало ли еще кто вокруг? Вот находится кто-то, кто готов помочь тебе изменить свою жизнь. Ах, как ты хватаешься за эту соломинку! Скорее, скорее, круша и ломая все на своем пути - к новой жизни! Только ее все нет и нет, и вдруг со всей ясностью, со всей жестокостью, на которую способны только очень близкие люди, тебе дают понять - ничего не будет иначе, дело в тебе и только в тебе. И в ужасе, в накрывающей тебя кромешной тьме ты вынужден признаться себе, что это правда. Ты сломал чужую жизнь, ты в шаге от того, чтобы покалечить еще одну - и это все, чего ты добился. Тебе остается только умереть. Нет, ты не прыгнешь с балкона - ты будешь медленно и верно сжигать себя алкоголем, тебе уже указали способ, тебе пообещали, что он - гарантированный. Или, быть может, мы должны посмотреть на эту сцену иначе? Не приговор самому себе, а лишь возврат на прежнюю дорогу? Никого не любя, ничего не желая, оставаясь таким, каким можешь быть. Не знаю. Сцена эта в любом случае выворачивает душу наизнанку. И ни секунды, ни одной секунды не хочется подумать о судьбе малышки Хеллен. Быть может она правда любила его. Быть может важно было, что она встретится на его пути и так круто перевернет его жизнь. А может она смогла бы не проиграть ему? Быть может она и вправду сильнее, чем Джоан. Но почему-то в этот момент это все не имеет никакого значения. Мы плачем вместе с ним о том, что жизнь оказалась пшиком, что не за что уцепиться, что все напрасно, что нежелание думать о проблемах, оказывается, не ликвидирует их, а напротив убивает тех, кто тебе дорог. Как страшно. Как одиноко. Как пусто.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив