Position statement
in_folio — 01.04.2012 За все время, прошедшее с момента акции и ареста Pussy Riot, я, кажется, не написала об этом ни слова ни здесь, ни в fb. Иногда, впрочем, кто-нибудь спрашивает: что ты думаешь об этом?Я думаю, что наиболее близкую мне позицию выразил в недавней передачке по ОРТ (паскудной, надо сказать, передачке - статус канала обязывает) Марат Гельман. Эта позиция сводится к простому принципу: если "свой" не прав, пусть его осудит община (в данном случае - арт-сообщество). Но если - и до тех пор, пока - "своего" травят другие (в данном случае - РПЦ и "православное сообщество"), надо защищать его, невзирая на его возможную или даже очевидную неправоту.
Мне ощущается, что в обществе идет два параллельных процесса. Один - солидаризация людей, которую можно наблюдать, например, на митингах оппозиции. Другой - раскол и конфронтация, идущие даже не по линии классовой, т.е. суть личной, ненависти, а по линии идейного разрыва. Если посмотреть неким панорамным зрением на события последних лет в художественной и политической жизни, то все они более или менее выстраиваются в одну хоть и кривую, но линию. И ситуация с "Запретным искусством" Ерофеева, и панк-молебен в ХХС, и Х в плену у ФСБ вместе с показательно бредовым процессом то вручения, то невручения "Инновации" арт-группе "Война", и митинги оппозиции, и акции контр-оппозиции, "нашисты" и "синие ведерки", коррумпированные сволочи и люди, которые становятся цепью перед бульдозерами, - все это ложится в один узор общественного раскола, на который я смотрю не со страхом, а с надеждой, хотя и очень призрачной.
Собственно, даже называть происходящее расколом можно лишь с большой долей условности. Поскольку раскалывать можно только то, что едино, а никакого настоящего единства в России нет уже давно (получился почти каламбур, прошу прощения). Осмелюсь предположить, что последним проявлением единства в нашем народе была Великая отечественная война. Ситуативное единство, я бы сказала. Сейчас нет и ситуативного. И все же - что позволяет говорить об углублении трещины и между кем и кем?
Традиция - это почва, в которой держатся корни культуры любого народа. Но растение, которое поднимается над почвой и корнями, находится в постоянном развитии и обновлении, процессы роста в нем прекращаются только со смертью самого растения. Процессы роста всегда болезненны. Мой тренер по акробатике любил говорить, в ответ на жалобы, смешную фразу: "Болит - значит, развивается". Развитие - всегда преодоление. Преодоление барьеров на пути вперед или вверх, преодоление себя - того, каким ты был минуту назад. Это столь же характерно для общности, как и для живой единицы.
Традиция в России - это православная вера и одновременно готовность поднять на вилы без малейшего сочувствия, это семья и одновременно избиение женщин и детей собственными мужьями и отцами, это готовность отдать последнюю рубашку и одновременно повсеместное воровство, это способность к искреннему раскаянию и одновременно способность так же залихватски распутствовать уже назавтра после очистительных праведных слез. И так далее и тому подобное. Политическая инертность, коррупция, преступность власти, судебный произвол - это тоже российская традиция. Круговая порука разных властных структур и институтов, в данном случае госаппарата и РПЦ - это тоже российская традиция. А вот просвещение, например - это НЕ российская традиция. Просвещение в России распространялось по большей части европеизированными монархами, учеными и культурными деятелями.
Современное искусство во всех (подчеркиваю) его проявлениях, современная культура как феномен, а также реформаторское мышление, которое не связано ни с революционностью, ни с политической инертностью, не произрастают сами по себе из почвы российской традиции. Они на эту почву привнесены из западной культуры в то или иное время. Они прижились, приобрели собственно российские формы и признаки, но они - аллохоны, а не автохтоны на этой земле. Более того, есть ощущение, что и сами российские адепты contemporary, которые сеют его семена здесь и сейчас, находятся все еще в процессе самоидентификации, что все происходящее (выставки, акции, перфомансы, деятельность галерей и институций, работы тех или иных художников - так же, как и митинги оппозиции, политические акции и др.) - это не застывшее тело исторического и художественного момента, это материал в процессе лепки, это поиск, иногда неосознанный, но частно-коллективный поиск и попытка национального культурного самоопределения. Как бы ни заблуждались те, кто ведет этот поиск, они в тысячу раз более правы, чем те, кто стоит на охранных позициях - политических, культурных, хотелось бы сказать религиозных, но религия-то здесь вообще ни при чем. Культуру нужно СОхранять, но этого нельзя добиться применением колючей проволоки и цепных собак. Так же, как нельзя умножить добро, расстреляв, посадив или предав анафеме всех "плохих". Сохранение традиций - это умение нести в себе и передавать следующим поколениям интеллектуальное и духовное наследие, а не охота на ведьм.
Раскол пролегает не между "хранителями" и "разрушителями" традиции, а между теми, кто по-разному понимает ее и по-разному выстраивает с ней отношения в рамках собственного художественного, политического, гражданского опыта. Он пролегает также между чистой и грязной совестью, между беззащитностью, какими бы выходками она ни сопровождалась, и насилием, какими бы законами и моральными нормами оно ни оправдывалось. Между готовностью брать на себя ответственность за свое творчество и свои поступки и попытками спрятать, замаскировать, представить в лучшем виде самые беспринципные, извращенные, далекие от любых форм нравственности мотивы своих действий.
Я не верю в возможность перемен к лучшему на территории государства Российская Федерация. И все же я хочу и буду умышленно, нарочно, намеренно продолжать хотеть, чтобы уже мое поколение увидело хотя бы тень того, что можно считать переменами. Чтобы ушли мракобесие, презрение к человеку, торжество цинизма, межконфессиональная агрессия, антикультурное и антипросвещенческое охранительство, узколобие власти и поддерживающего или молчаливо-согласного "народа", приклеивание ярлыков "чужой" и тотальное нежелание, перешедшее уже в неспособность хотя бы попытаться понять мысли, творчество, намерения, идеи другого человека.
Можно спорить о том, кто хороший, кто плохой - "подрывники" типа Pussy Riot или традиционалисты типа сторонников Путина и РПЦ. Но нет нужды спорить об очевидном: сколько бы машин ни перевернула группа "Война" и на сколько бы амвонов ни забежали девочки в масках, эта сторона процесса - беззащитная сторона. У нее, в отличие от "православной общественности" и партии "Я Путина люблю", нет в союзниках ни судебной, ни пенитенциарной системы, ни институциональной махины типа РПЦ, ни ОМОНа, ни полиции, ни армии, ни ОРТ с НТВ, ни даже кубанского казачьего войска. Мне не важно, кто прав, я стану на сторону тех, кто слабее. В принципе, я уже на той стороне.
|
</> |