Полвека без тебя

anna_gaikalova — 17.01.2024

Она умерла на рассвете 17 января  1974 года. С тех пор прошло пятьдесят лет. Я повторяю это себе и ... не понимаю. Полвека прошло, полвека прошло, полвека... Прошло.
Пятьдесят лет назад наступил год, разделивший мою жизнь на до и после. До словно ничего не осталось, оно бесформенной глыбой как будто бы обвалилось куда-то в бездну с крутого обрыва, и обрыв этот остался за моей спиной. Девятнадцать лет прожитой жизни раскалывались на куски и, ударяясь о края,  летели в пропасть. Я слышала их стук, их скрежет, но обернуться не могла. Там, за спиной крошилась и рассыпалась в песок моя жизнь. Впереди был туман, даже нет, не он. Непрозрачная серая субстанция, похожая на упругую резину, но и не резина. Может быть, то была липкая губка с мелкими порами, бесконечная губка, в которую я должна была вступить и потом двигаться в ней, не зная, есть ли выход. Я тогда не понимала, жива ли сама и возможно ли жить. Но потом-потом очень даже жила, как только ни жила. Очертя голову жила. Я сказала себе, что, отобрав мать, жизнь дала мне свободу расти и думать самой, и что Промысел Божий не был ко мне жесток.

И вот прошли полвека. Полвека, Карл. В этот раз как-то очень сильно я ощутила это: времени не понимаю. И за три дня до даты начала рисовать.

"...За два дня до смерти Берту выписали. Родители Саши договорились со своими друзьями временно поместить ее в другую больницу. В машине-перевозке мать и дочь остались ненадолго одни, и Берта сказала: «Это, наверно, за все мои страдания Бог посылает мне сейчас такую радость. Какие люди рядом с тобой!»
В новой больнице пациентку поместили в маленький бокс, где лежала раздетая женщина, тело которой сплошь покрывали сиреневые и черные подтеки. У нее рак четвертой степени, было видно, что больная мучается страшно. Она курила и стонала протяжно, как будто подвывало привидение. Вечером Соня ушла с тяжелым сердцем.
От стонов новой соседки Берта не спала всю ночь и, когда дочь приехала назавтра, взмолилась:
— Забери меня отсюда, Сонька! Пожалуйста! Я здесь умру! Если нельзя домой, я готова по-пластунски ползти обратно в инфекцию!
Соня представила себе, что ей предстоит. И холодным рассудком поняла, что все сможет. И принести, и вынести, и обработать. Она научится делать уколы, потренируется на себе. А главное — Соня даст маме то, в чем она так нуждалась, — лодочку, в которой ее бы обласкивал спасительный сон.
— Я завтра утром приеду с вещами и тебя заберу домой. Ты потерпишь?
— Правда? Мы сможем? Ведь у меня туберкулез! А он лечится! И мы еще с тобой посидим с ногами на нашем диване?
— Сможем. И конечно посидим... Мам? А хочешь, мы отложим свадьбу, пока ты не поправишься полностью?
Мама приподняла голову, карие глаза заблестели как раньше, когда она требовала.
— Обещай мне. Обещай мне, Сонька, что ты ни под каким видом не перенесешь эту свадьбу. Что бы ни случилось! Ты меня поняла? Что бы ни случилось!
— Поняла, — жестко сказала Соня, и это было правдой. Ей стало ясно, что о своем диагнозе мама знает.
Потом она еще сидела рядом, топталась, дурачась, в дверях, шутила с мамой и заставляла себя улыбаться сиренево-черной женщине на соседней постели. Берта отправляла Соню, та не уходила. Наконец Берта устала и сказала с легким раздражением:
— Все. Иди уже. Как ты мне надоела!

На следующее утро, когда Соня появилась в больнице с тюком вещей, чтобы забрать маму, ее встретила Мария Егоровна: она организовывала перевоз Берты домой и с машиной «скорой помощи» приехала раньше. Соня поднималась по лестнице, будущая свекровь вышла навстречу, остановила, взяла за локоть...
— Мама умерла, — произнесла она и навсегда осталась человеком, принесшим эту весть.
Лестница, коридор, бокс с одной кроватью, мама. Ее глаза как будто смотрели, а по лицу разливалась такая настоящая, такая живая боль, что невозможно было поверить — не прозвучит даже стон, мама больше не отзовется.
Соня коснулась ее еще теплой руки и несколько раз позвала: "Мам... Мам... Мам?" Постояла. И вышла из палаты.
Она не закрыла маме глаза. Не осталась рядом. Не заплакала.
Прошла мимо сиренево-черной женщины, вывезенной на кровати из палаты в коридор. Женщина взглянула с ненавистью и отвернулась. Коридор, который вчера был прямым, казалось, расширялся и сужался, как тело матрешки. Соня могла думать. Она подумала, что больная несчастная женщина ненавидит маму за то, что та уже умерла. А Соню ненавидит за то, что молода и жива.
Потом она ехала в «скорой», в той самой машине, на которой должна была отвезти маму домой. Ее отправили за паспортом Берты, и Соня держала на коленях тюк вещей, с которым приехала в больницу. Она все время повторяла одни и те же слова: "Мама умерла. Мама умерла".
Молодая соседка Алеся выплыла задом из туалета, везя тряпку по полу, когда Соня вошла в квартиру.
— Умерла, — сказала Соня, но голоса не услышала.
— Привезла? —догадалась Алеся.
— Умерла. — Соня сделала усилие, чтобы ее голос прозвучал.
Алеся охнула и распрямилась, тряпка медленно опустилась на пол, а Соня снова шла по коридору и не хотела заходить в комнату, потому что не знала, где паспорт, и не помнила, как оказалась дома. Потом она выдвигала ящики, поворачивала вещина полках и повторяла себе вслух: «Никогда. Никогда не говори тем, кого любишь, что они тебе надоели. Потому что ты можешь завтра умереть. И уже не успеешь..."

Назавтра Соня сидела с маминой записной книжкой, набирала номера телефонов и говорила, каждый раз слушая свои слова и постигая их смысл: «Умерла. Она умерла. Мама умерла"

Соне предстояло пережить и понять еще что-то чрезвычайно важное, прежде чем она осознала, что на этот раз мама «уехала» от нее навсегда. Прежде чем крепко-накрепко закрыла двери, за которыми хранились воспоминания и клятвы ее детства..."

За три дня я нарисовала портрет мамы. Никакой я не художник, но мне так хотелось ее нарисовать самой, и мне казалось, что вот эта удавка, которая вдруг раз - и внезапно вцепилась мне в горло, ослабнет, если получится похоже. Я молилась и попросила благословения. И портрет получился похожим. Смотрит на меня, и мне не верится, что я смогла. Не критикуйте очень, я еще две недели назад колобка рисовала только под копирку. Знаю, что не художник.

В 17-м году я написала стихотворение. Наверное, я так бы все и оставила в нем, потому что в нем то, что не расскажешь прозой.

Мамочка!
Мне повезло, ты умерла так рано,
Я не умела страдать, а могла тупить,
И я не страдала зрело, осмысленно, рьяно,
А научилась офигевать и пить,
Да курить и ртом, и сквозным ранением горла,
И быть носимой по бочкам героем дня.
Мамочка!
Я б у бога тебе продолжение жизни спёрла,
Чтобы только подольше ты была у меня.
Я бы хотела, чтоб вот сейчас, в перелеске,
В просеке лет на каком-то трухлявом пне
Мы  могли бы с тобой поболтать по-бабьи, по-детски
О месячных, климаксе и о заячьей, блин, губе.
Мамочка!
Что такое благословение
Рваных в клочья стихов и равно ли оно судьбе,
Я тебе расскажу. Приснись мне! И пусть откровение
Мною вымоленное перезачтется тебе.

С пятидесятилетием смерти не поздравляют, но кто молится, помяните Елену, представшую пред Господом полвека назад. В миру ее звали Нэлли.

Оставить комментарий

Популярные посты:

verus

Тонкости создания эффективных карточек товаров для маркетплейсов

vg_saveliev

В этот раз у России и США может получиться

pro100_mica

Мелодии дня

ida_mikhaylova

Февраль в отражениях

ogbors

Жребий брошен. Зеленский & Трамп...

svensk_vanja

Инфляция

kwakin_misha

Про боевые действия в Австралии в ноябре 1932 года

shushpanzer_ru

Военно-морской МТЛБ еще в строю.

matsam

Румынская история

• Ранее
• Архив