Политолог объясняет

mikle1 — 29.08.2024

«Мы превосходим Украину по человеческому ресурсу. Но не хотим его использовать так, как противник»

— Но мы все равно не продвигаемся вперед на десятки километров. Мы находимся примерно на тех же территориях, которые были завоеваны в начале конфликта, за небольшим исключением, как, например, недавно взятая Авдеевка. Значит, силы примерно равны?

— Мы должны исходить из того, что, как и в Первую мировую войну, обороняющаяся сторона получает очень большие преимущества над наступающей. Кроме того, экономическая база Украины находится на территории стран НАТО, и мы не можем на нее никак воздействовать. Это приводит к тому, что мы ведем войну на истощение.
И тут возникает вопрос о балансе истощения. Какие у нас стартовые условия? Мы превосходим Украину по человеческому ресурсу. Но не хотим его использовать так, как противник. У нас была одна волна мобилизации, а на Украине мобилизация происходит перманентно и проводится все более жесткими способами, охватывая новые категории людей, включая женщин и инвалидов. Мы после единственной волны мобилизации, произошедшей на фоне кризиса осени 2022 года, обходимся за счет привлечения контрактников.

Далее. Производство вооружений. Ясно, что промышленный потенциал России ниже, чем общий потенциал стран НАТО. Но за счет централизованного руководства мы способны наращивать производство быстрее, чем западные страны, потому что они не могут выйти за рамки своих стандартных бюджетных процедур. Руководители стран НАТО не могут гарантировать производителям вооружений, которых призывают сейчас вложиться в наращивание производственных мощностей, стабильного сбыта на долгосрочную перспективу. При этом у них трудности, связанные с предыдущим периодом деиндустриализации, который привел к сокращению рабочей силы в промышленности. И теперь возник дефицит кадров. Поэтому производство на Западе растет не так быстро.
При этом у России Украина сейчас главный и единственный конфликт, а странам Запада приходится держать в голове вероятность возникновения конфликтов с Китаем вокруг Тайваня, дестабилизации на Корейском полуострове, уже идущую дестабилизацию на Ближнем Востоке и многое другое. То есть они, имея больше ресурсов, на Украину будут отправлять меньше оружия, чем будет наращивать Россия. Также РФ может дальше продолжать закупать оборудование у Китая, имея высокую собственную обеспеченность ресурсами. Видимо, крупное увеличение закупок планируется на 2024 год.
— До СВО мы продавали вооружение в 47 стран. А какая ситуация сейчас?
— Экспорт оружия продолжался и в 2022, и в 2023 годах на миллиарды долларов. Потом он стал более засекреченным из-за американских санкций против покупателей российского оружия. По некоторым направлениям экспорт ограничен, потому что все производство уходит на нужды СВО. Ясно, что, если какое-то оружие в дефиците, никто не будет занимать производство экспортом. По некоторым направлениям с партнерами заключаются соглашения, чтобы они подождали. Может быть, выплачивается компенсация.
Продукция военного производства, не задействованная в существенном объеме в рамках СВО, экспортируется. То есть экспорт продолжается там, где мы его можем осуществлять без ущерба своей боеспособности. И я предполагаю, что, когда война закончится, произойдет рывок в развитии нашего военно-промышленного комплекса за счет технологического прогресса, полученного опыта, увеличения производственных мощностей. Думаю, у нас хорошие шансы нарастить и экспорт вооружений до величин, бо́льших, чем были до СВО, так как прогресс нашей оборонной промышленности огромный.

«Мы сейчас приобретаем огромное преимущество. Люди, работающие в ВПК, — это наш золотой фонд»

— То есть надо будет куда-то девать продукцию военного производства?
— Перед нами встанет и вопрос наращивания гражданского производства. Можно вспомнить, что еще до СВО предприниматели в опросах отмечали главной проблемой развития бизнеса дефицит кадров. В промышленности он ощущался очень сильно. А сейчас очень большое количество людей приходят на военно-промышленные предприятия, потому там выросли зарплаты. При этом они получают обучение и опыт. Наша задача в послевоенное время этот потенциал не растерять, а направить этих людей на выпуск чего-то другого. Тем более что мы все равно будем находиться в осадном положении. Да, Китай нам поставляет какую-то продукцию, но он все не может поставить, и то, что он поставляет, нас зачастую не устраивает. Надо развивать свое производство. И люди, которые сегодня задействованы в ВПК, могут сыграют огромную роль в дальнейшей индустриализации.
— Вы считаете, что люди, работающие в ВПК, могут быстро перестроиться на гражданские рельсы?
— Технологии ВПК не всегда применимы в гражданской сфере. Но люди, которые получают высокую квалификацию по промышленным специальностям, могут быть задействованы в гражданском производстве с высокой эффективностью. Государство должно обеспечить поддержку для перепрофилирования этих производств и создания для них новых рабочих мест. Мы должны оберегать свой внутренний рынок. Тогда у нас будет рост гражданского производства. По такому пути проходил Китай в начале своих реформ в 80-х годах. Их преимуществом стал построенный с советской помощью пусть устаревший, но огромный ВПК. Была пара миллионов людей, которые работали по выпуску самолетов, ракет и танков. Наличие готовой промышленной рабочей силы стало причиной того, что КНР стали рассматривать как производственную площадку и перемещать туда производства. Дальше китайцы начали готовить кадры уже на других основах. Вот и мы сейчас приобретаем огромное преимущество. Люди, работающие в ВПК, — это наш золотой фонд.
— А сколько в ВПК задействовано сейчас людей?
— По официальным данным, персонал ВПК составляет около 2 миллионов человек. Это большое количество.
— Как вы видите перспективы воюющих ребят? У них же наверняка будет еще и посттравматический синдром?
— После любого крупного военного конфликта есть проблема посттравматического синдрома у военнослужащих. А мы сейчас имеем дело с необычайно жестоким и крупным конфликтом. Совершенно точно, что мы столкнемся с такой проблемой. Помимо социального обеспечения и льгот, для военнослужащих необходимо будет создавать систему психологической помощи, организовывать структуры их адаптации к мирной жизни. Посттравматический синдром — это действительно цена, которая бывает после каждой войны. Так было и после Великой Отечественной. Просто тогда не были развиты психологические службы и об этом не говорили в таких терминах. Но проблема адаптации существовала.
— Тогда водку пили.
— Водку и сейчас пьют. Проблема адаптации хорошо описывалась в советской художественной литературе. Следствием посттравматического синдрома был и рост употребления алкоголя, и увеличение преступности. Сегодня можно сделать все возможное, чтобы свести эти последствия к минимуму. Воевавшим нужно будет помогать, обеспечивая не только их адаптацию, но и развивать карьеру. Очевидно, что люди, которые прошли войну, должны играть главную роль в политике и системе госуправления, потому что они продемонстрировали свою позицию в кризисный для государства момент.


«Российская армия снова возвращается на те позиции, которые играла в первой половине XX века. Она вновь становится важнейшим государственным институтом, на который в значительной степени работает вся страна»

Василий Борисович Кашин (родился 18 сентября 1973 года в Москве) — российский ученый, политолог, востоковед. Кандидат политических наук. Старший научный сотрудник центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ (с 2009-го), старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН (с 2001 года), главный научный сотрудник центра комплексного китаеведения и региональных проектов МГИМО (с 2018-го). Участник дискуссионного клуба «Валдай», член российского совета по международным делам.
С 2001 года является сотрудником Института Дальнего Востока РАН, центра изучения стратегических проблем СВА и ШОС и БРИКС.
В 2005-м защитил диссертацию на тему «Китайский и тайваньский политический лоббизм в США и военно-политическая ситуация в зоне Тайваньского пролива» и получил ученую степень кандидата политических наук.
С 2009 года работает старшим научным сотрудником центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, занимает пост руководителя сектора международных военно-политических и военно-экономических проблем.
С 1 октября 2013-го является доцентом кафедры международной безопасности факультета мировой политики МГУ по совместительству.
С 2018 года — главный научный сотрудник центра комплексного китаеведения и региональных проектов МГИМО. Состоит в экспертном совете дискуссионного клуба «Валдай», член российского совета по международным делам.

Первоисточник: https://www.business-gazeta.ru/article/624149
Далi буде.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив