Походы князя Святослава. Начало войны с Византией

sergeytsvetkov — 31.03.2024

Вторжение Святослава в Болгарию вызвало раскол среди болгарской знати. Вокруг русского князя сплотились все те, кто был недоволен провизантийской политикой царя Петра. В их лице Святослав приобрел твердую опору в завоеванных областях.

Во внутренних районах Болгарии у Святослава тоже было немало сторонников. Поэтому Петр, все больше терявший поддержку у своих подданных, обратился за помощью к императору Никифору, в надежде, что та рука, которая вызвала русские полчища из скифской полунощи, сможет и загнать их обратно. Осенью 969 г. болгарские послы встретились с Никифором, «умоляя его», по словам Льва Диакона, «как можно скорее прийти к ним на помощь, отвратить повисшую над их головами секиру тавров и обезвредить ее».

Никифор и сам видел, что низведенная до ничтожества Восточная Болгария царя Петра уже не представляет угрозы для Византии. Теперь главная опасность исходила от Западной Болгарии, правитель которой, Никола Шишман, занял откровенно враждебную империи позицию. Беспокойство у василевса вызывал также Святослав, внезапно превратившийся из мелкого князька в могущественного государя. К тому же, как пишет Лев Диакон, до Никифора дошел слух, что «окончательно уклонившийся от истинного пути патрикий Калокир… вышел из-под его власти» и будто бы подбивает русского князя помочь ему овладеть ромейским престолом. За это Калокир обещал Святославу «огромные, несказанные богатства из царской сокровищницы». Была ли то правда, или против Калокира интриговали его завистники, доподлинно неизвестно; но при византийском дворе не было принято пропускать мимо ушей подобного рода предостережения. В этой ситуации Никифору показалось полезным поддержать Петра против русов и Шишмана. Однако, пока шли переговоры, Петр тяжело заболел и добровольно оставил престол, удалившись в монастырь (умер он 30 января 970 г.). Тогда Никифор вернул свободу его сыновьям, Борису и Роману, которых с 963 г. удерживал в Константинополе, и отослал их в столицу Восточной Болгарии Великий Преслав. Старший сын Петра был провозглашен «василевсом болгар» под именем Бориса II.

В октябре 969 г. Никифор начал готовиться к войне со Святославом. Однако в разгар военных приготовлений в Константинополь пришла весть о захвате Антиохии войсками полководца Михаила Вурца (28 октября 969 г.). Казалось бы, это известие должно было обрадовать Никифора, но вместо этого император «впал в уныние и печаль». Дело было в том, что незадолго до этого в византийской столице распространилось поверье, будто василевс не переживет падения Антиохии; знатоки даже ссылались на письменное предсказание скорой смерти Никифора, сделанное неким монахом. Император был сильно смущен этими слухами. Наказав чрезмерно ретивого Вурца, он подверг и себя усиленным аскетическим упражнениям, при помощи которых надеялся отвести беду. Поход в Болгарию был отложен до лучших времен. Теперь Никифор думал только об обороне. По его приказу на стенах Константинополя были расставлены метательные орудия, а через бухту Золотого Рога протянута тяжелая железная цепь.

Как ни странно, нелепое пророчество сбылось, а народные ожидания оправдались. Двоюродный брат императора Иоанн Цимисхий, при участии обиженного Михаила Вурца и с благословения императрицы Феофано, опекунши малолетних братьев-императоров, составил заговор против Никифора. В ночь на 10 декабря 969 г. он был убит в своей спальне, после зверских издевательств. Цимисхий был провозглашен василевсом ромеев. По церковным понятиям того времени помазание на царство снимало с помазанника смертный грех убийства. Искупив таким образом вину перед Богом, Иоанн постарался оправдаться в глазах людей тем, что удалил Феофано в изгнание и наказал одного из своих сообщников – некоего Льва Валанта, который первым ударил мечом Никифора (впрочем, остальные заговорщики не пострадали).

В лице нового василевса империя приобрела выдающегося правителя. С воцарением Иоанна Византия вступила в пору наивысших военных успехов. Ему тогда шел 45-й год. В описании Льва Диакона он выглядел так: «Лицо белое, здорового цвета, волосы белокурые, надо лбом жидкие, глаза голубые, взгляд острый, нос тонкий, соразмерный, борода вверху рыжая и слишком суженная по сторонам, а внизу правильной формы и не подстриженная. Он был малого роста*, но с широкой грудью и спиной; в нем таилась гигантская сила, руки обладали ловкостью и непреодолимой мощью; геройская душа его была бесстрашна, непобедима и отличалась поразительной для такого маленького тела отвагой. Он один без боязни нападал на целый отряд и, перебив множество врагов, с быстротой птицы возвращался к своему войску, целый и невредимый. В прыганье, игре в мяч, метании копья и стрельбе из лука он превосходил всех своих сверстников. Говорят, что он выстраивал в ряд четырех скакунов и, птицей мелькнув над тремя из них, садился на последнего. Он так метко направлял дротик в цель, что тот пролетал через отверстие величиной в кольцо... Он клал кожаный мяч на дно стеклянной чаши и, пришпорив коня, проносился на полном скаку, ударяя по нему рукоятью копья так, что мяч подпрыгивал и устремлялся в воздух, чаша же оставалась совершенно целой и не двигалась с места. Он всех превосходил щедростью и богатством даров... Он был человеколюбив и ко всем обращался с открытым сердцем и лаской, расточая, подобно пророку, елей благотворительности; если бы паракимомен Василий не обуздывал его ненасытное стремление оказывать благодеяния согражданам, он очень скоро исчерпал бы всю императорскую казну на раздачи бедным. Но недостаток Иоанна состоял в том, что он сверх меры напивался на пирах и был жаден к телесным наслаждениям».

* На малорослость Иоанна намекает его прозвище Цимисхий – грецизированная форма армянского слова «туфля» (он происходил из армянской знати).

Положение Цимисхия на первых порах было незавидным. Многие провинции империи терзал голод, длившийся уже третий год, арабы собирались отнять у ромеев Антиохию, а в Малой Азии полководец Варда Фока, племянник Никифора, поднял восстание против узурпатора престола.

Ухудшилась и обстановка на Балканах. По сообщению арабского историка Яхьи, «и дошло до Цимисхия, что русы, с которыми Никифор заключил мир и условился насчет войны с болгарами, намереваются идти на него и воевать с ним и мстить ему за [убиение] Никифора». Примерно в том же духе пишет о намерениях Святослава Скилица: «А народ росов… не помышлял более о возвращении домой. Пораженные прекрасным расположением местности, росы разорвали договор, заключенный с императором Никифором, и сочли за благо остаться в стране и владеть ею». Сама логика развития событий толкала Святослава к тому, чтобы вслед за присоединением Добруджи попытаться захватить и Восточную Болгарию. Особенно побуждал его к этому Калокир, который, по сведениям Скилицы, именно в это время открыто заявил о своих притязаниях на ромейский престол, говоря, «что если он будет провозглашен ими [русами] императором ромеев, то отдаст им Болгарию, заключит с ними вечный союз, увеличит обещанные им по договору дары и сделает их на всю жизнь своими союзниками и друзьями». Насильственная смена правительства в Константинополе была удобным поводом к тому, чтобы отбросить в сторону все прежние договоренности.

II

Поход на Балканы 970 г. был спланирован Святославом с учетом опыта похода князя Игоря против Византии в 944 г. Святослав вступил в Восточную Болгарию во главе широкой коалиции. К своему войску, состоявшему из личной дружины, ополчения Русской земли и отрядов черноморских русов, он присоединил верных ему болгар. А поскольку вести сухопутную войну было немыслимо без участия конницы, Святослав заключил союз с печенегами и венграми. Договор с последними, согласно В.Н. Татищеву, даже был скреплен династическим браком: Святослав взял в жены венгерскую княжну.

Летом 970 г. союзное войско, насчитывавшее не менее 20–30 тысяч человек, подступило к Великому Преславу. Битва с армией Бориса II произошла под стенами города. Сражение было упорным. «И излезоша болгаре на сечю противу Святославу, – говорит Повесть временных лет, – и бысть сеча велика, и одолеваху болгаре; и рече Святослав воем своим: “уже нам пасти зде; потягнем мужескы и крепко, братие!” И к вечеру одоле Святослав, и взять град копием…» Борис II и Роман попали в плен. Святослав оставил Борису его царские регалии и не прикоснулся к царской сокровищнице. Этот факт свидетельствует о том, что Святослав не ставил себе целью разрушение болгарской государственности, дабы не настроить против себя население Болгарии. Скорее всего, он собирался сохранить за Борисом II номинальную власть на условиях его даннической зависимости от Руси.

Оставив Бориса и Романа в почетном плену под охраной русского гарнизона, Святослав двинулся вглубь страны, «воюя и грады разбивая, иже стоят и до дняшнего дня пусты». Русское войско прокатилось по Восточной Болгарии, как пылающая головня по сжатой ниве. Особенно сильному разгрому подвергся Филиппополь (Пловдив). По словам Льва Диакона, Святослав, с боя взяв этот город, «со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей». Количество жертв террора было, конечно, непомерно раздуто молвой (Лев Диакон в этом месте своего сочинения признается, что пользуется дошедшими до него слухами), но Филиппополь после нашествия Святослава действительно обезлюдел до того, что Иоанн Цимисхий несколькими годами позже был вынужден переселить туда колонистов из других районов. Память о жестокости русов была жива в здешних местах еще и в XII в. (разорение Филиппополя, в частности, упоминает в своем историческом труде византийская принцесса Анна Комнина). Должно быть, репрессии обрушивались в первую очередь на ту часть болгарской знати, которая тяготела к союзу с Византией. Но, конечно, война задела самые широкие слои населения. Если Святослав, возможно, применял карательные меры обдуманно и избирательно, ибо имел ввиду прежде всего политическую цель – сломить национальное сопротивление болгар и привести страну к покорности, то печенеги и венгры, пришедшие в Болгарию за добычей, грабили всех без разбору.

Через несколько недель после вторжения вся Восточная Болгария оказалась в руках Святослава. Союзное войско остановилось у самой границы Византии. Цимисхий, занятый мятежом Варды Фоки и войной с арабами, почел за лучшее вступить в переговоры со Святославом. «И вот [Иоанн] отрядил к нему послов, – пишет Лев Диакон, – с требованием, чтобы он, получив обещанную императором Никифором за набег на мисян награду, удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию [Болгарию], которая принадлежит ромеям...» Но «Сфендослав* очень гордился своими победами над мисянами; он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью… Ромейским послам Сфендослав ответил надменно и дерзко: “Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тароскифами”».

* Как отмечают комментаторы «Истории» Льва Диакона, М.Я. Сюзюмов и С.А. Иванов, «транскрипция этого имени в форме “Сфендославос” позволяет заключить, что в то время в славянском языке сохранялись носовые гласные» [Лев Диакон. История. Перевод М.М. Копыленко, комментарий М.Я. Сюзюмова, С.А. Иванова, отв. ред. Г.Г. Литаврин. М., 1988, с. 188].

Слова Святослава, заставляющие вспомнить аналогичную угрозу болгарского царя Симеона, который в свое время намеревался полностью очистить от византийцев Балканский полуостров, позволяют предположить, что русский князь чувствовал за спиной поддержку значительной части болгарского общества, настроенной на то, чтобы при помощи русов вернуть Болгарии былую славу. Армянский историк XI в. Степанос Таронский в своей «Всеобщей истории» даже представил дело так, что именно болгары «при помощи рузов вышли против Кир-Жана [Цимисхия]». И византийские писатели волей-неволей свидетельствуют, что, несмотря ни на какие репрессии, болгары видели в Святославе своего вождя. Лев Диакон в одном месте своей «Истории» заметил, что множество болгар помогало русам из ненависти к ромеям, считая последних виновниками нашествия русов на их землю. А Скилица прямо говорит, что болгары объединились с русами «для общего дела». Наиболее яростные противники Византии из числа болгар оставались со Святославом до самого конца.

Получив надменный ответ Святослава, Цимисхий вновь направил к нему послов. На этот раз император указал, что Византия и Русь связаны договором дружбы 944 г., и напомнил сыну Игоря печальные последствия забвения клятвенных общаний: «Полагаю, что ты не забыл поражения отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды». В конце послания Иоанн предложил Святославу добром покинуть Болгарию, грозя в противном случае выгнать его силой.

«Это послание, – говорит Лев Диакон, – рассердило Сфендослава, и он, охваченный варварским бешенством и безумием, послал такой ответ: “Я не вижу никакой необходимости для императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну – мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот Византия [Константинополя] и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь поденщики, добывающие средства к жизни трудами рук своих*, а мужи крови**, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами”».

* Во второй половине Х в. византийская армия комплектовалась в основном из крестьян.

** Тут Лев Диакон, разгорячась, заставляет Святослава цитировать Библию (Вторая книга Царств, XVI, 7–8).

Скилица сообщает о ходе русско-византийских переговоров 970 г. гораздо сдержаннее, без сочинения драматических монологов: «…росы рассматривали Болгарию как свою военную добычу и дали послам Цимисхия, который обещал заплатить все, обещанное им Никифором, ответ, преисполненный варварской хвастливостью; ввиду этого стало необходимо решить дело войной». Еще более лаконична Повесть временных лет: «И посла [Святослав] к греком глаголя: “хочю на вы ити и взяти град ваш”».

Основные силы византийской армии были задействованы в Малой Азии против Варды Фоки и арабов. Поэтому весть о неминуемой войне с русами вызвала в Константинополе панику*. По известию анонимного трактата «Древности Константинополя» (около 995 г.), жители столицы решили, что сбывается древнее пророчество «о последних днях города, когда росы будут готовы разрушить этот город»**, начертанное на цоколе конной статуи, стоявшей на площади Тавра [130, с. 200]. На Цимисхия, еще ничем не проявившего себя, надеялись мало. Митрополит Иоанн Мелитенский (или некто, скрывшийся под его именем) написал эпитафию для надгробия Никифора Фоки с просьбой восстать из праха и защитить город, ибо

Армия русов грозит нам,

Племя скифское жаждет убийства,

Чужеземцы грабят твой город,

Чужеземцы, которых раньше

Лишь одна твоя статуя только

Пред вратами града Византия

Трепетать заставляла от страха [200, с. 217].

* Жители Константинополя были совершенно непривычны к военным действиям. Лев Диакон приводит один характерный случай, когда в 967 г. Никифор Фока, дожидавшийся в цирке начала конских состязаний, решил развлечь себя и публику зрелищем военных игр. Он дал приказ воинам сойти на арену и, разделившись, «обнажить мечи и шутя наступать друг на друга, упражняясь таким образом в военном искусстве. Но жители Византия [Константинополя] были незнакомы с военным делом. Их ослепил блеск мечей, напугал лязгающий натиск устремившихся друг на друга воинов; пораженные необычным зрелищем, они ринулись из театра и побежали по домам. Вследствие давки и беспорядочного бегства немало их погибло, многие были жалким образом растоптаны и задушены».

** Источником популярных апокалиптических предсказаний о разрушении Константинополя «народом севера» (или «народом рос») является библейская книга пророчеств Иезекииля, где, в частности, сказано: «…так говорит Господь Бог: вот, Я – на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала! И поверну тебя, и поведу тебя, и выведу тебя от краев севера…» (Иез., 39:2), а также следующее место из Откровение Иоанна Богослова: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей, и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань. Число их как песок морской. И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный...» (Откр. Иоанна, 20: 7–8).

Стремясь выиграть время, Цимисхий поручил Варде Склиру, родному брату своей покойной жены и опытному военачальнику, задержать продвижение врага к столице. В его распоряжение император предоставил спешно набранное во Фракии 12-тысячное войско.

Святослав направил против ромеев только часть своего войска, присоединив к нему болгар, венгров и печенегов. По сведениям Льва Диакона, «тавроскифов» было около 30 000 (Скилица называет невозможную цифру – 308 000 человек). Похоже, что сам князь не участвовал в этом походе. Ни Лев Диакон, ни Скилица, рассказывая об окончании кампании 970 г., не упоминают его имени и в то же время пишут, что венгры и печенеги «выступали отдельно», то есть действовали самостоятельно, чего наверняка не могло случиться, если бы Святослав лично предводительствовал войсками.

Союзники вторглись во Фракию и расположились лагерем под Аркадиополем, занятым войском Варды Склира.

Осаждавшие несколько раз пытались вызвать ромеев на битву под стенами города. Однако Варда, видя численное превосходство врага, терпеливо отсиживался за укреплениями. Он рассчитывал, что союзники, сочтя его поведение за трусость, в конце концов утратят бдительность. Так оно и случилось. Ограбив окрестности города, осаждавшие в презрении «разбрелись кто куда, стали разбивать лагерь как попало и, проводя ночи в возлияниях и пьянстве, в игре на флейтах и кимвалах, в варварских плясках, перестали выставлять надлежащую стражу и не заботились ни о чем необходимом» (Скилица).

Тем временем Варда внимательно наблюдал за противником. Улучив удобный момент, он вывел свое войско из города и выслал вперед конный отряд под началом Иоанна Алакаса. Его задачей, как пишет Скилица, было выведать расположение врага, напасть на него и, «сражаясь, обратиться в притворное бегство, но не бежать во весь опор, отпустив поводья и сломя голову, а отступать в строю, медленно и где только возможно поворачиваться к противнику, биться с ним и поступать так до тех пор, пока он не будет завлечен к скрытым в засадах отрядам, а тогда расстроить ряды и бежать без всякого порядка». Остальное войско Варда разделил на три части: одну поставил в центре, а двум другим приказал скрыться по обеим сторонам фаланги в ближайших лесах и атаковать, когда раздастся трубный сигнал.

Продвигаясь наудачу в расположение осаждавших, Алакас наткнулся на лагерь печенегов. Как и было задумано, ромеи стали медленно отступать, а печенеги, высыпав из лагеря, понеслись им вослед. Отбиваясь от степняков, Алакас подвел свой отряд к условленному месту, где по его сигналу ромеи бросились врассыпную. Печенеги принялись гоняться за ними. Внезапно на поле боя появилась фаланга Варды, а в тылу у печенегов показались засадные отряды ромеев. Окруженные со всех сторон, печенеги были почти полностью истреблены.

Пока печенежская орда гибла под ударами ромейских мечей и копий, оставшиеся союзники успели построиться в боевой порядок. Переднюю линию образовала болгаро-венгерская конница, позади которой сомкнула щиты пешая русская «стена» (фаланга). Как только с печенегами было покончено, Варда без промедления напал на болгар и венгров. Во время отчаянной схватки он едва не погиб. «Уже шло сражение, и с обеих сторон гибли храбрейшие воины, – рассказывает Лев Диакон. – И тут, говорят, какой-то скиф, кичась своей силой и могучестью тела, вырвался вперед из окружавшей его фаланги всадников, подскакал к Варде и ударил его мечом по шлему. Но удар был неудачным: лезвие меча, ударившись о твердь шлема, согнулось и соскользнуло в сторону. Тогда патрикий Константин, брат Варды, юноша, у которого едва пробивался пушок на подбородке, но который был огромного роста и непобедимой, непреодолимой силы, извлек меч и набросился на скифа. Тот устрашился натиска Константина и уклонился от удара, откинувшись на круп лошади. Удар пришелся по шее коня, и голова его отлетела в сторону; скиф же рухнул с конем на землю и был заколот Константином». Несколько иначе передает этот случай Скилица: по его словам, Варда сам разрубил напавшего на него «скифа» пополам, а Константин прикончил другого вражеского всадника, находившегося рядом.

Через какое-то время союзная конница дрогнула и оставила поле битвы, укрывшись позади пешей «стены». Ромеи набросились на русов, и сражение разгорелось с новой силой. Победа несколько раз клонилась то на одну, то на другую сторону. Наконец, русы «завопили, сломали свой строй и обратились в бегство» (Лев Диакон). Ромеи преследовали разбежавшихся союзников до позднего вечера, покрыв равнину их мертвыми телами. Лев Диакон, как обычно преувеличивая, пишет об истреблении «более двадцати тысяч скифов». По сведениям Скилицы, «число пленных превысило количество убитых, и все захваченные, за немногими исключениями, были изранены». Потери Варды оба византийских историка напротив, сильно занизили: ромеи будто бы потеряли не то 25, не то 55 человек. Вместе с тем они косвенным образом дали понять, что победа досталась ромеям недешево. По словам Льва Диакона, в войске Варды «много [человек] было ранено и еще больше пало коней». Скилица пишет, что почти все ромейские воины получили ранения.

После битвы под Аркадиополем войско Варды Склира было сразу же переброшено в Малую Азию для подавления восстания Варды Фоки. Воспользовавшись этим, русы осенью совершили «внезапные набеги, беспощадно разоряли и опустошали Македонию*, причиняя тем самым ромеям огромный вред» (Лев Диакон). Тамошний магистр Иоанн Куркуас с войском «предавался сверх меры безделию и пьянству, проявляя неопытность и неумелость в управлении делами».

* Под Македонией Лев Диакон подразумевает Македонскую фему – пограничный с Болгарией округ со столицей в Адрианополе [Дринов М.С. Южные славяне и Византия в Х веке. М., 1876, с. 102].

С наступлением холодов Святослав покинул Восточную Болгарию и ушел зимовать в Добруджу.

Для проявления душевной щедрости

Сбербанк 2202 2002 9654 1939

Мои книги на ЛитРес

https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/

Вы можете заказать у меня книгу с автографом.

Вышла в свет моя новая книга «Суворов». Буду рад новым читателям!

«Названный Лжедмитрием».

«Последняя война Российской империи» (описание)

Заказы принимаю на мой мейл [email protected]

ВКонтакте https://vk.com/id301377172

Мой телеграм-канал Истории от историка.

Оставить комментарий

Популярные посты:

constantinus

Как выбрать смартфон для создания идеального контента в социальных сетях

flackelf

Красоты Петербурга сквозь серость ноября.

koparev

Анекдоты про политику

von_hoffmann

21 ноября — "Михайлов день", день Михаила-архангела

cambria_1919

ВОСКРЕСНЫЙ ОБЕД И КИНО. СПАСИБО ЗА ШОКОЛАД (2000)

turmalin_morion

"Шоубиз имени Пугачёвой" – всё? Русские поставили звёзд перед неприятным фактом

taransv

Американец убил страховщика-миллионера став национальным героем простых

matsam

Сирийская история

matsam

Цена победы

• Ранее
• Архив