Сопровождение 1С – что это, зачем нужно и как выбрать 
В Эр-Рияде начались прямые переговоры России и США 
Провидец 
Кто, в детстве, не тянул с собою в кровать кошку? 
Магнитолет Филимоненко 
База и "детонатор"... Или.... Революция или эволюция? 
Перебирая "камешки" Солоухина. Околофилософское. 
Шоколадное эскимо, с палочкой 
Грибы. 11-10-2024 Все, мы на финишной прямой) Сегодня я открою последний подарок в адвентном календаре. Вечером мы приготовим оливье, пожарим карпа. Чешуйки на удачу уже отложены для всех. После ужина распакуем свои подарки друг другу и Боньке. Хочу поздравить всех, кто отмечает Рождество, с праздником! ...
Подростковая лирика: третье обре́тение
antisovetchina7 — 24.12.2024
Продолжаю свой цикл "Археологических
раскопок"...Вот буквально только что – уже 3-й раз за жизнь! – "обрела" (вообще-то так говорят об иконах) один очень своеобразный рассказ.
Первый раз – он мне попался в какой-то затрёпанной макулатуре, предназначавшейся для утилизации.
Второй – удалось найти текст в интернете.
Третий – сегодня – рассказ неожиданно обнаружился среди старых писем.
Фрагмент письма от 06.09.2012:
"<�…> Очень давно, когда мне было лет 9-12, мне довелось прочитать небольшой рассказ, который почему-то глубоко запал в душу. Это было тем более удивительно, что (до 15 лет) читала я очень много. И с тех пор где-то совсем в полупамяти было живо сожаление о том, что текста рассказа не сохранилось, а автора не помню... Т.е. найти его невозможно...
И вот сегодня меня осенила простейшая мысль: а интернет-то на что?! Ведь я до сих пор дословно помню отдельные фразы!
Нашла этот рассказ с первой попытки; запрос вызвал одну-единственную ссылку!
Мне очень жаль, что я не смогла выслать Вам этот рассказ лет 5-10 назад... Что ж, лучше поздно, чем никогда...
<…>
06.09.2012."
* * *
Татьяна Иванова.
Рассказ. Опубликовано в журнале «Юный техник» №8 за 1970 год
Чиж
Глава I
Из куста выглянула мокрая стриженая голова и тут же скрылась. По дорожке шел чужой человек. Чиж серьезно проводил его взглядом до дверей и, убедившись, что человек вошел в дом, тут же забыл про него и понесся к морю.
Солнце парило в небе, как ярко-оранжевый парашют. Галька обжигала пятки. Не раздумывая, Чиж бросился в воду. Сразу пропало солнце и вся полуденная яркость июльского дня.
В глубине было прохладно. Чиж приоткрыл глаза: сквозь толщу воды виднелось дно, усыпанное цветными камнями. От них исходило слабое свечение, так что дно казалось гигантской сокровищницей.
Чиж вынырнул и, вольно раскинув руки, лег на спину. Присмиревшее море лениво плескалось под ним, солнце по косой уходило вверх, невдалеке темнел контур парохода, и можно было сколько угодно думать о том, что это не рейсовый катерок, а пиратское судно с черными парусами и одноглазым капитаном.
Он, конечно, добрый. Грабит только дураков и негодяев…
— Чиж, обедать! Чиж! Никак тебя не дозовусь…
Чиж плелся вслед за матерью по каменистой тропке, смотрел, как мелькали подошвы меленьких шлепанцев и как темные в тени волосы вспыхивали на солнце медовым цветом.
— Опять нырял, опять наглотался соленой воды. Глаза опять красные. Черт знает что, а не девчонка!..
Было ей одиннадцать лет. Все звали ее Чижом. Уж так повелось, что о ней не говорили иначе как: «Чиж, ты чего такой кислый? Чиж, куда ты задевал папины краски?»
— Слышишь, Чиж? У нас будет жить сын папиного друга, художник. Не дурачься хоть при нем. К обеду надень платье и причешись.
Они подошли к дому. В дверях стоял чужой человек — большой, русый, с темными глазами.
— Ваня, это и есть наш Чиж.
Ваня, ничего не отвечая, весело протянул руку.
На веранде все окна были распахнуты настежь. В саду густые абрикосовые деревья гнулись под тяжестью плодов. Пахло соленым ветром с моря, перезрелыми абрикосами, мясом.
За обедом говорили о московских знакомых, о новой выставке Ваниного отца, о его болезни, о том, какие дела творятся в Москве, льет ли там дождь и сошла ли с прилавков вишня. Чиж в белом платье, стеснявшем его, сидел тихо, взрослых разговоров он не слушал, ждал, пока кончится церемония обеда и можно будет уйти.
Ваня ловко резал дыню, успевая отвечать на бесконечные вопросы и подмигивать Чижу. Он как будто говорил: «Видишь, я отвечаю на вопросы, потому что так нужно. Но мне нет до них никакого дела. Мы будем хорошими друзьями».
Наконец обед кончился. Все встали из-за стола.
— Ваня, вот тебе наш Чиж, — сказала мама. — Он совсем дикий. В каком лесу воспитывался, ума не приложу. А еще любит прикидываться, что дикий. Да ты сам увидишь. Придумай что-нибудь…
— Ну, пошли, — сказал Ваня.
И они, не сговариваясь, пошли к морю — через парк, где росли розовые кусты с мелкими листочками и магнолии с широкими маслянистыми листьями, где по ровным дорожкам прогуливались отдыхающие и худой скуластый фотограф снимал их на фоне ресторана «Астория».
Спустились к берегу, разулись и сели на скользкие камни, выступавшие из воды.
— Ты кто? Художник, как все? — спросил Чиж, болтая босыми ногами.
— Художник. Тебе, конечно, хотелось, чтоб я оказался разбойником?
— Ну что ты, — вежливо сказал Чиж.
— А хочешь, возьмем лодку и, если будет очень нужно, сыграем в морских разбойников?
Они катались до вечера, гребли по очереди, и к концу у Чижа получалось довольно сносно, так что Ваня просто разводил руками, с грустью думая про себя: «Ведь вырастет, всё забудет, найдется какой-нибудь мальчик с отрешенным взглядом и цитатами из Кафки. Хороший, плохой — не разберет сначала. И все к его ногам сложит. Нарисовать бы её…»
Глава II
Белое платье валялось на стуле вместе с фантастическими рассказами и горстью цветных камней. Неверный свет блуждал по стенам. Чиж лежал под одной простыней и чувствовал, что тело его невесомо, что стен давно нет и он колеблется на грани мира видимого и совсем другого, где не ноют горячие ладони и где мама, прощаясь на ночь, не целует тебя в лоб.
Никто не в силах уловить, в какое мгновение приходит сон и что в этот последний момент — шорох ли, блик на стене, биение пульса… Нет, конечно, это уже сон. Здравствуй, сон, мы с тобой счастливые люди!
Мы будем скакать на вороной лошади на край света. Мы найдем самую легкую и звонкую шпагу. У нас будет пудель с белой шевелюрой, нас возьмут юнгой на пиратский корабль и гуттаперчевым мальчиком в цирк!
Но сон Чижу приснился странный. Ни лошадей, ни звона шпаг — ему снилась земля. Это была земля иного мира, неведомого Чижу. Он чувствовал ее на ощупь, не в силах оторвать рук от радужной, ни на что не похожей поверхности.
Захватывало дыхание, и казалось очень простым сейчас умереть или жить вечно. И как во всяком сне, это нигде не происходило. Просто Чиж и земля… а лучше уж никогда ничего не будет.
Утром он открыл глаза. На пороге стоял Ваня. Чиж начисто забыл все сны.
— Семь утра. Все спят. А мы удерем на море, идёт?
Чижу было удивительно и весело. Ему показалось, что Ванины слова протянулись солнечными лучами от двери к его кровати. Чиж зажмурился.
— Идет, — сказал он.
Глава III
И потянулись дни. Такие же, как прошлые. Утром чай. В обед вино, веселые истории. За ужином расспросы. По ночам — сны. Но для Чижа день теперь начинался раньше — в 7 утра, когда Ваня приходил на порог его комнаты.
И кончался позже. По вечерам они сумерничали на лавке в саду. Бывало, что Чижа часов в одиннадцать звали спать, а Ваня куда-то уходил, сказав на прощанье что-нибудь ласковое и насмешливое.
Чиж подолгу не мог уснуть. Ворочался в постели, вставал к окну, вглядывался в темный сад, полный смутных ночных шорохов, ожидая, что вот-вот скрипнет калитка, послышатся шаги по гравию.
Когда Ваня наконец возвращался, Чиж тут же засыпал, ни разу о нем и не вспомнив. Однажды он не пришел. Промучившись целую ночь, Чиж заснул на рассвете, решив почему-то, что все кончено.
Но утром, как всегда, на пороге стоял Ваня. Может, Чиж просто не расслышал скрипа калитки, да и ночь эта была беспокойная, с ветром.
Пираты, лошади, небывалые приключения все еще не оставляли Чижа, но та вольная фантастическая жизнь, которой он жил раньше, та вера, что он все равно попадет в свой выдуманный мир, вовсе не потому, что верит в колдовство, а потому, что иначе просто быть не может, незаметно сходили на нет. От этого было грустно, но все получалось как-то само собой.
Чиж и не думал про Ваню. Просто нужно было, чтоб он шел позади, чтоб видел, как Чиж заплывает далеко в море, не боясь дельфинов и спасательной команды, чтоб он слушал, когда Чиж пытается что-то сказать, чтоб таскал его на руках, учил грести, говорил, смеялся, был рядом…
После завтрака часов до двух Ваня запирался в своей комнате — работать. Чиж скучал, дерзил маме, если она допытывалась, что он слоняется по дому вместо того, чтоб пойти на море. Но проходили положенные четыре часа, и Ваня возвращался к Чижу.
Так прошло дней двадцать.
Однажды после завтрака Ваня позвал Чижа за собой.
— Буду тебя рисовать. Ты не против?
В то время как он накалывал на подрамник лист бумаги, Чиж озирался по сторонам, не зная, что ему делать.
— На, посмотри. — На кровать веером легли рисунки.
Лодка у берега. Весла погружены в розовую воду. Закат. Черные домики-развалюшки со слепыми окнами, а над ними тонкий кривой месяц. Белые цветы в белом кувшине не белой скатерти, лишь в глубине темная портьера.
Потом пошли почти чистые листы с контурами женских тел, едва намеченными черным углем. Чижу почему-то вдруг стало стыдно своих острых коленок и худых ключиц.
Он с ужасом почувствовал, что краснеет. А что тут краснеть — сколько он видел у папы в мастерской таких рисунков. Не зная, что делать, Чиж снял сандалии и забился в угол кровати.
— Ну вот, готово. — Ваня обернулся. — Чижик, ты что дрожишь, замерз, что ли? Возьми одеяло. Не вставай, не вставай — ты там хорошо сидишь. Вытерпишь? Сидеть долго придется.
Чиж кивнул.
Картина, написанная в один день (Ваня до вечера не выходил из комнаты), вышла неудачной. Так сказал папа-художник, и так сказала мама, жена художника.
Сидит девочка в белом платье с фонариками. Ноги укрыты одеялом. А волосы разметаны, глаза черны до странности. И все омыто солнечным светом, во всем порыв и радость.
— Картина, конечно, хороша сама по себе, но разве это наш Чиж…
На следующее утро Ваня, как всегда, стоял на пороге. Чиж, еще полусонный, слабо улыбаясь, лежал в постели. В голове было все перемешано: вчерашний день, когда он целую вечность, как ему показалось, просидел в углу кровати, сегодняшнее утро, только что виденный сон…
— Ну, прощай. Чижик. Уезжаю. Через полчаса поезд. Прощай, все будет хорошо. Ваня подошел и поцеловал Чижа в лоб. За порогом его ждали два желтых кожаных чемодана.
Глава IV
Прошло несколько дней. Все еще было тепло, но по ночам приходивший с моря ветер продувал насквозь летние дачи, устраивал сквозняки, раскачивал деревья в садах… Временами море становилось тяжелым, сумрачным.
Чиж почти не выходил из своей комнаты. Редко на море, еще реже, если его посылали, на базар. В завтрак он послушно пил молоко, за обедом съедал тарелку супа, не дерзил, не шумел, не строил корабли из хозяйских стульев, не приходил домой с разбитыми в кровь коленками.
К такой покорности мама никак не могла привыкнуть. Конечно, они с отцом радовались — наконец девочка стала спокойной, целыми днями читает, но все-таки это было слишком странно — не заболела ли?..
Когда за Ваней закрылась дверь, Чиж еще ничего не понял. Но уже при первых словах: «Прощай, Чижик» — у него гулко и горячо забилось сердце.
Долгим был этот первый день без Вани. Чиж два раза ходил на море, бегал на базар за арбузом, смотрел новый французский фильм, читал какие-то приключения.
Всё казалось утомительным, скучным. Три дня Чиж не мог найти себе места. Снов ему никаких не снилось. И было так пусто и страшно от этой внезапно открывшейся пустоты, что он боялся думать, как же все будет дальше.
В один из этих дней Чиж взял с верхней полки шкафа томик Пушкина и наугад открыл его. «Мне грустно и легко. Печаль моя светла. Печаль моя полна тобою. Тобой. Одной тобой…» Он дошел до конца и начал с первых строчек.
«На холмах Грузии лежит ночная мгла. Бежит Арагва предо мною. Мне грустно и легко…» Он читал много раз, пока все слова не стали ясными. В глубине их была грусть и теплый свет.
Чиж поднимал голову и тихо-тихо повторял их вслух. Глазам почему-то становилось горячо, хотелось расплакаться, как в детстве, когда глупо стукнешься об угол стола и от боли не можешь сдержать слез.
Чиж читал Пушкина до ночи. Читал все подряд. Когда уставал, думал про Ваню. Но не так, как утром, — по-другому…
Ночь была на редкость тихой. До раскрытого окна доходил еле слышный плеск волн, и где-то совсем уже на краю света гудел пароход.
В эту ночь Чижу снился Ваня, снилась светящаяся земля (он помнил, что видел ее когда-то, но когда, где?), снились сбегающие со страниц строчки и слово «прекрасно».
Очень трудно поверить, что человеку может сниться слово, но оно снилось ему, поднимаясь из глубины сознания, заливая красным светом неведомую землю, белые страницы, Ванино лицо…
Публикация: 24.12.2024.
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
Архив записей в блогах:
Нормальные люди внеплановый выходной используют нормально, по назначению – отдыхают. А ненормальные, вроде меня, вечно ищут, что бы постирать, где бы отмыть и как бы побольше вычистить и выкинуть. От опустевших шкафов перешла к телефону, в нем ...
Что называется, как честный человек, хочу заметить, что Екатерина Михайловна Шульман, которой возможно надоело нести откровенную (а иногда и откровенно пропагандистскую) пургу про ситуацию в России, пусть и вскользь, но выдала нормальный мыслеобразовательный тейк (второй за последние ...
Что же получается? 65% нашего экспорта - то, что мы не должны вывозить
из страны ни при каких обстоятельствах! А наш экспорт в случае проведения
разумной экспортной политики будет в пределах 15 млрд. долл. Это, кстати,
значит, что с долгами мы расквитаемся в лучшем случае через ...
Не ожидал, что на запись «Антитабачный угар РЖД?» будет столько комментариев. И похоже, напрасно я не стал в той записи приводить аргументы в пользу курения. Делаю это сейчас. Так вот, курить полезно! Научно это еще Дмитрий Иванович Менделеев доказал. К слову, куривший всю жизнь ...
