Под открытым небом

auvasilev — 21.10.2023

Много раз об этом рассказывал, но для тех, кто читает мой Журнал не очень давно, позволю себе предельно кратко повторить, чтобы чуть более прояснить свою мысль.

В восемь месяцев я оказался с родителями в совхозе «Дукча» на двадцать третьем километре Колымской трассы под Магаданом. Жили мы в избе на участке в несколько соток, окруженных высоким глухим забором. Несмотря на кажущуюся, а в чем-то и реальную глухомань, практические, если не все, то большинство составляющих советской инфраструктуры там функционировали. Так что матери довольно быстро удалось организовать и ясли, и потом детский сад, что необходимо, поскольку родители с утра до вечера работали. И всё-таки достаточное количество времени я вынужден был проводит и в доме, и на участке без их надзора, что там и тогда не считалось чем-то уникальным и для многих считалось ситуацией обыденной.

Но дополнительную уверенность всем в моей безопасности обеспечивала собака Муха. Я о ней тоже много писал. Это была бывшая лагерная овчарка. Когда я уже в отрочестве впервые прочел «Верного Руслана», то поразился, насколько верно и точно Владимов описал практически нашу же собаку. Она меня, по сути, вырастила. Еще года в три я, мальчик довольно крупный и плотный, с легкостью ездил на ней верхом, то есть, понятно, что это мне было легко, но характерно, что и она не испытывала при этом никаких трудностей. Родители абсолютно со спокойной душой отпускали меня с Мухой гулять по поселку. Она была для меня гарантированной защитой и совершенной нянькой. Кстати, никогда не лаяла. Если чувствовала угрозу, то только поднимала голову и очень тихо, почти неслышно несколько секунд издавала какой-то странный глухой звук. Не было человека, у которого после этого оставались бы какие-нибудь враждебные намерения.

Я могу о Мухе рассказывать бесконечно, но сегодня не только о ней. Когда мне исполнилось семь, мы переехали в Магадан, нам запретили держать её в выделенной в бараке комнате, и мы вынуждены были оставить её в совхозе. Привязали на цепи у её будки, погрузили какие-то пожитки в кузов грузовика и поехали в этом же кузове в город. Муха, видимо, что-то почувствовала, порвала цепь, перепрыгнула через высоченный забор и несколько километров бежала за машиной. Я рыдал, мать прижимала меня к себе, старясь, чтобы я не смотрел на дорогу. Это осталось одним из самых горьких впечатлений и ощущений моего детства.

Дальнейшее, еще более трагическое пропущу, но лишь подытожу эту предысторию. Много лет после этого я мечтал о собаке. Но не о какой-то абстрактной, а именно о такой гигантской немецкой овчарке. Однако бытовые и прежде всего жилищные условия никаким образом не позволяли этого сделать. Пока, наконец, уже на середине четвертого десятка, у меня ни появилась пятикомнатная квартира в центре Москвы. И я понял, что время, наконец, настало.

И тут произошла смешная история. У матери бывшего мужа моей жены, с которой супруга продолжила общаться и после развода, была собачка той-пудель, это такая искусственная порода, специально выведенная для маленьких помещений, крохотное существо размером с пару ладоней. Она при этом родила несколько щенков и, пока они не выросли до момента продажи, бывшая свекровь жены выводила всю эту свору погулять одновременно. Женщина пожилая, зимой на скользкой дорожке она запуталась в поводках, упала и сломала ногу. Щенков забрали специалисты из их элитного клуба, а саму собачку женщина попросила нас подержать у себя, пока сама не поправится. Я был не очень доволен, это животное никак подходило под мое понимание «собаки», но вошел в положение и согласился. Через пару месяцев свекровь поправилась и пришла за своим имуществом. И стала звать её: «Долли, Долли..» Но собака прижалась ко мне и спрятала голову у меня в коленях. Потому, что это уже была никакая не Долли, а моя собака Тюпа. И умная женщина, всё поняв, вынуждена была смириться.

Так на полтора с лишним десятка лет у меня, всю жизнь до того мечтавшего о второй Мухе, появился один из самых близких мне членов семьи совершенно невероятно крохотного размера. Изумительное, трогательное, верное существо, смерть которого стала для меня большим ударом. Тюпа похоронена на моем участке в Грибках, рядом с домом. Большую собаку я так и не завел. Вообще никакую больше не завел. Ещё раз переживать подобное расставание не хочу.

А ещё уже с самого конца восьмидесятых, ещё при СССР, но уже после практического открытия границ, я начал ездить по миру. Естественно, прежде всего потому, что всю жизнь мечтал этот мир посмотреть и, наконец, получил такую возможность. Но одновременно имелась и некоторая подспудная цель. Хотелось найти место, где я мог бы встретить старость с женой в каком-нибудь теплом месте на берегу моря, о чем она особенно мечтала, а я был минимум не против.

Тут совсем обойдусь без подробностей. Объездил очень много стран, где-то даже умудрился поработать, купил себе участок в истинно райском месте, городке Бегур, в бухте между Барселоной и французской границей, недалеко от дома Дали, построил там виллу с бассейном и в общем все бытовые вопросы решил полностью.

Но потом махнул на всё рукой, плюнул, продал испанскую недвижимость и оставил эту затею. И причина оказалось очень простой. Хотя и выросший на Колыме, я всё-таки в результате всей жизни получился одновременно и существом мегаполиса, и порождением гигантской страны. И комфортно себя из городов чувствовал только в Нью-Йорке или Барселоне, а из стран только в США или Канаде, да и то очень относительно. И в любом случае на тот момент всё это было хуже, чем Москва и Россия. Остальное казалось и ощущалось мной глухой провинцией и годилось максимум на месяц-другой летнего отдыха. А для этого не требуется где-то оседать фундаментально, открытость границ и мои финансовые возможности позволяли осуществлять все это, имея постоянную базу в Крылатском и в Грибках, деревне, которая, несмотря на кусок леса с грибами, по сути является частью того же мегаполиса.

К чему, собственно, я рассказал все эти трогательные истории? Чувствуя себя чисто физиологически территориально стесненным даже в такой по европейским меркам далеко не самой маленькой стране, как Испания, я в результате оказался в Израиле. Это меньше по площади, чем половина Московской области. Но есть ещё один очень принципиальный момент. Если не считать достаточно условный и экзотичный Эйлат, единственной дверью в большой мир здесь является только аэропорт Бен-Гуриона.

Люди или родившиеся здесь, или приехавшие давно, особенно изначально из каких-то достаточно провинциальных регионов, в подавляющем большинстве могут этого совсем не ощущать, или в любом случае ощущать не столь остро.

И когда я слышу речи великих гуманистов, что Газа это «тюрьма под открытым небом», я не очень весело ухмыляюсь. А вот этот крохотный клочок земли под названием Израиль, из которого невозможно выехать хоть на минуту ни на машине, ни на поезде, ни даже выйти пешком, с момента основания абсолютно блокированный со всех сторон врагами с несоизмеримо большим населением и территорией – это что, тюремный двор под открытым небом или вольер в зоопарке?

Смогу ли я здесь жить? Не знаю. Уверен только, что пока этой стране грозит опасность, я точно не уеду. Так что, похоже, уж умереть-то смогу.

Сегодня пятнадцатый день войны. 1400 погибших, 5007 раненых, 210 заложников. Как видите, цифры растут постоянно. Уже сейчас слышу, какой визг поднимется после начала наземной операции по поводу жертв в «палестинской тюрьме». Убитых евреев будут считать только евреи же и только здесь. В вольере.

Оставить комментарий

Популярные посты:

nero

Что такое мультивалютный вклад

matsam

Утреннее

hippy_end

Напоминаю о единственных фактах реальности, которые нам доступны, или "Следите

l_boris

Сегодня

begemot_0007

Мартовское весеннее 2025-03-10

cassette_madam

История одного здания. Елисеевский магазин в Санкт-Петербурге Часть 2.

myphototravel

Прахат-Дой-Сутхеп - главный монастырь Чиангмая

uborshizzza

8 марта. «Каждой бабе по мужику, каждому мужику – по бутылке водки» (с)

maysuryan

Надежда Крупская о домах терпимости

• Ранее
• Архив