ПОЧТА

nl — 21.06.2012

Раньше у нас был журнал "InterNet", в котором мы с шифровавшимся тогда по полной программе Антоном Борисовичем Никитиным вынуждены были по очереди писать всякую тематическую хуйню.
Сейчас такого журнала нет, поэтому пишу сюда.

Всякий раз, когда я нажимаю кнопку "Скачать с сервера новые сообщения", и почтовая программа скачивает новые сообщения, я верю этому своему подозрению все больше, и больше, и еще больше. Знаете, это как постепенно загружающаяся на экране фотография: сперва она вся состоит из крупных квадратов, и нельзя понять, что на ней изображено, потом квадраты делятся, проступают грубые контуры, картинка уточняется, линии становятся четче, и вот ты уже рассматриваешь очередного кота во всех подробностях.

Потому что это не может быть простым совпадением.

В детстве я любил читать истории о раздвоении личности - типа когда человек живет, привыкнув к себе и своим поступкам, а потом что-то происходит, и он превращается во что-то другое и совершенно себе не знакомое, и пытается это осмыслить, переварить и научиться жить со всем этим дальше. Встречаются разные варианты: можно, например, что-то сожрать, и расщепиться на Джекила и Хайда, или под влиянием полной луны из добропорядочного, скажем, фермера превратиться во что-нибудь животное, волосатое, лязгающее зубами и жаждущее крови. Ну или же, напротив, что-то совсем безобидное - вроде прогулок во сне, когда неожиданно обнаруживаешь себя в пижаме на лужайке перед домом и не помнишь, как тут оказался. Или рассказ "Мартовский выползень" Стивена Кинга, начинающийся с изучением главным героем газетной заметки об очередной жертве серийного маньяка, продолжающийся мучитильными попытками вспомнить, где и с кем он провел минувший вечер, и заканчивающийся острым нежеланием открывать багажник собственного автомобиля. Или фильм Алана Паркера "Сердце Ангела", где детектив, получивший задание выяснить, что же произошло с одним мутным и малопонятным гандоном, только над телом собственноручно выпотрошенной дочери понимает, что же с ним все-таки произошло.

Во всех этих повторяющихся историях меня всегда смущала одна повторяющаяся все время деталь: почему-то обретенная героем новая сущность всегда оказывалась неприятной, отталкивающей и гнусной скотиной. Правила жанра таковы, что в параллельной жизни тебе с легкостью можно душить кошек, перерезать горло уличным проституткам и сжигать целые интернаты, набитые сиротами. А вот наоборот - неожиданно открывать в себе умение виртуозно играть на скрипке, неосознанно проворачивать выгодные сделки на фондовой бирже, тайно превращаться из обросшего долгами лузера с грибком на ногах в образцово-показательного топ-менеджера с красавицей-женой, ламборгини на парковке и уважительным счетом в банке - такое почему-то оказывалось за гранью даже самого смелого вымысла.

Юность у меня выдалась достаточно нескучной и насыщенной событиями, чтобы как следует обдумать эту странность и попытаться разобраться в указанной предопределенности развития сюжетной линии. Скажем так: всякий раз, просыпаясь с дикой головной болью, провалами в памяти и без единой монеты в кармане на железнодорожной насыпи под Нарофоминском, я методично отмечал правоту классиков - в том смысле, что мое загадочное, потаенное и неожиданно пробудившееся второе "я" снова и снова приводит меня на железнодорожную насыпь под Нарофоминском, а не на вершину спортивного олимпа, не на освещенную лучами софитов и забрасываемую живыми цветами сцену в момент величия, не к прекраснейшей из женщин с бархатной кожей, длинными ресницами и кротким характерам. Грубо говоря, мое ебаное альтер эго упорно делало все, чтобы я неожиданно оказался по горло в говне, а не в славе, богатстве, брызгах шампанского или умиротворенности.

Помню, что этот момент сильно меня заинтересовал, результатом чего стала затяжная серия острых психосоматических экспериментов.

Удачными (ну, или частично удачными, если оставаться в рамках беспристрастности, не сбрасывать со счетов дикое похмелье и не вспоминать о Мэй) оказались два.

Первый: когда мне стукнуло семнадцать, родители неожиданно уехали на дачу, предупредив, что - честно! - вернутся ровно через неделю, и настойчиво (трижды) попросив об одном: не превращать кухню в свинарник. Праздник, как водится, был отмечен со всей возможной серьезностью, но к концу шестого дня водка закончилась, дым рассеялся, юные леди испарились, зато на кухне выросли горы, завалы грязной посуды. Помню, что мне было плохо, горько и обидно - не из-за посуды, кстати, а по совокупности. Помню, что сигареты тоже закончились. Помню, что купил сигарет, и пива, закурил, затянулся, отхлебнул, выдохнул и отпустил поводья. Помню, что провалился куда-то и помнить дальнейшее перестал. Но помню, что проснулся от черт знает какой по счету трели дверного звонка, помню, как молниеносно наполнилась, набухла и взорвалась брызжущей раскаленной болью голова, помню, как мучительно и долго продвигался к двери, чтобы отпереть, помню вытаращенные глаза родителей, помню долгий, мутный, ужасный и бесконечный путь на кухню за стаканом воды, и еще помню, что кухня вдруг неожиданно оказалась вылизанной до блеска: без единого пятнышка, без грязных тарелок, без говна. И даже все до единой вилки, оттертые до нездорового блеска, аккуратным строем красовались там, где они должны быть и где они никак не могли оказаться - в посудном шкафу, на сушке, рядом с белоснежными ребрами сверкающих тарелок. Не помню, чем это тогда закончилось, но помню яркое прочувствование важности момента, наложенное на сильное переживание комплексных страданий.

Второй раз случился лет через десять после первого: я тогда трудился редактором сайта журнала "Большой город", и среди прочего каждую неделю проворачивал повторяющийся набор простых и вполне автоматических действий: после сдачи номера приезжал в редакцию, забирал специально приготовленный для меня диск, возвращался домой, открывал верстку и перехерачивал ее под формат сайта - отделял заголовки от основного текста, разбивал по полям, адаптировал иллюстрации, убирал жесткие переносы и приводил статьи бумажного номера в человеческий электронный вид. Работа эта была не сильно сложная, но довольно кропотливая и откровенно тупая; учитывая природную склонность к прокрастинации, материалы журнального номера, выходящего раз в две недели, я потихонечку выкладывал на сайт ровно за две недели.

Кроме одного случая.

В какой-то момент все - по ощущениям - накрылось медным тазом и пошло по пизде, мир в очередной раз перевернулся, сердце скомкалось, я почувствовал образовавшуюся в груди пустоту, мне стало себя жалко и я, в общем, нажрался - нажрался до превосходных степеней, гарантирующих беспамятство. Утро было страшным, головная боль зашкаливала, сутки я провел в дрожи, забытьи и полубреду, местами понимая, что работа вместе с жизнью треснула, лопнула и накрылась перечисленным выше. Но на вторую ночь выяснилось, что не рассыпалось ничего: кто-то, оказывается, выполнил всю мою работу: номер был выложен за ночь, все статьи аккуратно загружены для публикации.

Я долго думал над этим. Я вышел во двор и долго курил сигареты одну за одной. Я проанализировал все возможные варианты и вернулся к простому выводу. Что когда я нажрался, это не Ценципер выложил номер. И не Казаков. И даже не Маша. Это был я. Которому до такой превосходной степени остопиздило текущее положение вещей, что тупая интеллектуальная работа наконец-то стала отдушиной.

На этом, пожалуй, все - если, конечно, не считать мою историю встречи с Мэй, - но мы с Мэй хотя и любили иногда напоминать друг другу эту историю, в то же самое время никогда не собирались рассказывать ее кому-то еще, поэтому здесь обойдемся без лишних подробностей.

В общем, я знаю, что движение в обратном направлении возможно, хотя и крайне затруднено: грубо говоря, сорваться, вызвать такси и умчаться в ночь только для того, чтобы помочиться на крыльцо ненавистного Иняза, обычно оказывается значительно проще, чем угандошиться до кривых соплей и на этом фоне неосознанно защитить докторскую.

Но я знаю, что это возможно.

Потому что я знаю, как это бывает.

Ты все равно оставляешь следы, по которым можно тебя вычислить. Всегда.

Они остаются. Хочешь ты того, или нет.

И ты их видишь.

Если хочешь увидеть.

И всякий раз, когда нажимаешь кнопку "Скачать с сервера новые сообщения", в почтовый ящик сыплется и жизнь двойника - моя жизнь, о которой я ничего не помню и о которой стараюсь ничего не знать.

Херовый выбор для старшего аналитика в моем случае, прямо скажем. Неловко оказываться идущей по следу ищейкой, утыкающейся себе в задницу.

Но я профессионал: как ни противно собирать некоторые паззлы, проще их все-таки собрать. Это как с грязной посудой.

Ну, я и собрал.

Узнав о себе много нового. Точнее, о нас.

На самом деле, все просто, если умеешь копаться в дерьме и отбирать шелуху от шелухи второго уровня.

Все просто, правда.

Если приходит неоплаченный счет - это мне.

Если пишут, что я где-то обосрался - это точно я.

И если я мудила, гандон, ничего не понимаю и все разрушил - тоже.

И если подвел весь департамент.

И если пусть я уебываю, раз я такой мудак.

У него - жизнь сложнее, хотя и интереснее - если, конечно, как следует обработать и систематизировать его почту. Я обработал и систематизировал. Это очень странно - узнавать о себе что-то, будто это кто-то другой. В это сложно поверить, этого совсем не хочется.

Но это не может быть простым совпадением.

В общем, я хорошо узнал его за все эти годы.

Мне пришлось, ага.

Ну и я честно старался.

И, похоже, у меня получилось узнать этого себя. Не знаю - сожрал ли я что-то случайно, или поставил какой-то адский эксперимент, или это лунные циклы превращают меня в чудовище - но у нас с этим чудовищем явно один на двоих адрес электронной почты. И одна жизнь.

Вот что выяснилось.

Его все время приглашают на бухгалтерские семинары по изменениям в таможенном кодексе - обычно на Кипр, но бывает и Турция, хотя и реже.

Ему регулярно предлагают элитную недвижимость в Черногории.

Он явно заинтересован в том, чтобы получить полную коллекцию бардовской песни на двадцати четырех компакт-дисках - в самом лучшем качестве записи, разумеется, он в этом разбирается.

Он, кстати, меняется, и то ли с чем-то уже разобрался, то ли на что-то окончательноплюнул: раньше ему все время предлагали "Виагру" и увеличение члена, но вот уже два года как не предлагают. Мне хочется думать, что он справился, а не забил.

Он, похоже, любит круизы - двухнедельные в Таиланд и однодневные автобусные во Владимир.

Ему нравится качественный бетон и металлоконструкции.

У него, кстати, есть деньги - и на металлоконструкции, и на Таиланд: несколько раз в неделю ему оставляют деньги разные умирающие политики, бизнесмены и сотрудники крупных государственных банков. Почти так же часто он выигрывает крупные суммы в лотереи, организованные трансатлантическими компьютерными корпорациями.

Денег у него много - поверьте, я умею считать деньги - но он, похоже, находит утешение не в них: снова и снова его просят сдать кровь больному ребенку и взять собаку из уничтожаемого под Питером приюта; снова и снова он, похоже, берет собак и сдает кровь, у него все меньше крови и все больше собак.

Он играет на "Форексе". Раньше он выигрывал в почтовые пирамиды, переводя деньги на указанный счет и вписывая свое имя в нижнюю из пяти строчек, и это работало. Но времена изменились, и теперь - "Форекс".

Он перескакивает с одних курсов повышения квалификации на другие. Он прирожденный лидер. Он подчиняет женщин своей воле, используя афродизиаки и нейролингвистическое программирование.

Он, в общем, похож на целевую аудиторию "Эха Москвы" - там тоже любят людей с артритом и эректильной дисфункцией, покупающих элитную коттеджную недвижимость в Подмосковье, играющих на "Форексе" и лечащих заболевания слабыми токами, инфракрасным излучением и водорослью спирулиной, когда они не путешествуют по Израилю.

Но он круче: судя по почтовым сообщениям, он все время заводит новых консультантов в системе "Орифлейм", избавляется от лишнего веса по современным методикам в короткие сроки, снова и снова регистрируется на сайте "Ранеток", самостоятельно принимает решения, возрождает управленческий потенциал России и входит в топ-100 самых успешных предпринимателей. И ездит на семинар для руководителей высшего звена по новым цифровым медиа в Калугу.

Он, конечно, странный. Но я почти привык.

Ну, почти.

Меня пугает одно.

Если и он читает мою часть нашей почты, боюсь, что в какой-то момент он не выдержит и застрелится.

Я бы, по крайней мере, так и сделал.

Сохранено