почему люди уходят из церкви

Евгений Мирошниченко, византинист, в прошлом преподаватель духовной семинарии
.

В церковь я не пришёл, меня привели. Это было летом далёкого уже 1999 года, когда мама, тогда сама неофитка, дала мне почитать тоненькую книжку поучений Феофана Затворника (в дореволюционной орфографии, с потёртыми закапанными воском страницами, этот репринт казался мне тогда воплощением чего-то вечного и доброго).
Мне было 14 лет, я вглядывался в мир с огромным интересом и был абсолютно уверен, что Бог есть.
В этой тоненькой книжечке говорилось о пользе чтения Библии, и я решил, что именно Библия откроет мне Бога.
.

.
Начать я решил, как и всегда, с начала.
Читать было тяжело: непривычный язык, непонятность и постоянное повторение одного и того же.
Но я продирался сквозь текст, пока не дошёл до сцены, где Бог приказывал одним сынам народа Израиля убивать других сынов того же народа только потому, что кто-то из них собирал дрова в субботу.
Это разительно отличалось от той елейной доброты, которой дышали страницы поучений Феофана.
И у меня случился, по всей видимости, когнитивный диссонанс.
Чтение Библии пришлось отложить.
..
А осенью того же года меня отдали (опять же – привели) в воскресную школу при Вознесенском кафедральном соборе города Новосибирска, где весь мой путь от воцерковления до расцерковления и прошёл.
В воскресной школе нам преподавали Закон Божий, и там все кровавые фрагменты, найденные мной в Библии, игнорировались, а на мои расспросы преподаватели отвечали, что Бог таким образом желал очистить народ от греха, что так надо было, и что какие времена, так приходится и Богу действовать.
.
На первое время такие объяснения меня удовлетворили,
.
Конечно, должен признать, что идея церковности весьма содействовала моему личностному росту: я стал много читать и думать (до этого я был троечником, и ничем особо не интересовался).
Благодаря вере я увлёкся философией и историей.
Я нашёл себе духовника, купил чётки и с рвением, достойным лучшего применения, окунулся в духовную жизнь.
.
С 1999 по 2003 год я переживал поистине безумную религиозность. Я наивно воспринимал все народные байки о народных святых, в моём уме гармонично соединялись Флоренский и блаженная Матрона. В те времена я вёл дневник, и каждый день записывал свои помыслы и размышления. Тогда же я открыл для себя Иисусову молитву, Евагрия и аскетическую традицию
.
Летом 2000 и 2001 года я жил в детском православном лагере под Новосибирском.
Лагерь этот был от воскресной школы, руководил им тогда очень необычный человек, соединявший в себе (как я вижу сейчас) глубокие научные познания и абсолютно ненаучные убеждения.
Например, он любил собирать нас у себя в «келье» и убеждать в святости Григория Распутина, и в том, что царь Николай Второй это тот же Христос, только для России.
Или же заставлял нас зубрить данные из биологии и геологии, прославляющие мудрость творца.
И мы доверчиво его слушали и принимали всё, что он нам говорил, потому что говорил он с убеждением.
.
Я проработал в этом лагере два лета, по два сезона каждое лето.
В первое лето в специальной дружине, которая занималась охраной порядка в лагере, а во второе лето помощником воспитателя.
Когда я впервые туда приехал, то был поражён отсутствием того же огня веры, что и у меня
Дети и подростки мало молились, пропускали вечернее и утреннее правило.
Вскоре я открыл для себя, что большинство детей вообще не верит.
.
Можно себе представить, что со мной творилось, когда я узнал, что эти подростки не только не ходят на молитвы, но ещё и матерятся, курят, употребляют алкоголь и – какой ужас! – занимаются сексом.
.
В моём сознании тогда происходила катастрофа, апокалипсис микрокосмического уровня. Я мог тогда уже утратить веру, но я её сохранил, и даже укрепил, создав в своём уме спасительную концепцию святости.
Я решил, что так и должно быть – весь мир грешен, православие не делает грешника святым, но я решил стать святым, отталкиваясь от того, что я видел
.
. Я поступил на исторический факультет, и сразу же занялся церковно-общественной деятельностью, очень быстро познакомившись со всеми, кто составлял церковное молодёжное сообщество в городе Новосибирске.
.

Годы шли, я читал на клиросе, пел в церковном хоре, закончил исторический и поступил на философский.
Чем больше я читал книг и постигал жизнь, тем больше я понимал, что моя вера основывается не на опыте, а на воображаемом.
Вера моя ломалась по кускам.
.

Началось с того, что я стал реже ходить в церковь.
.
Тот факт, что я был пономарем и не стоял на месте, а активно участвовал в богослужении, не спасал меня от ощущения ненужности своего этого стояния, и вообще, всего действа в целом.
.
Конечно, меня восхищал (и восхищает до сих пор) эстетический момент в богослужении.
Но я не мог понять, кому это богослужение нужно.
Я в то время уже преподавал в воскресной школе и вообще занимался церковно-общественной деятельностью по всему Новосибирску.
.
Но я видел равнодушие детей к тому, что я им рассказываю (действительно, зачем им нужно знать порядок богослужения и все эти непонятные старинные церковно-славянские фразы, когда их умы жаждут живых впечатлений и игр),
видел равнодушие взрослых, которые пытались развеселить себя (и я говорю о священниках) тем, что дурачились в алтаре во время богослужения.
.
И хорошо, если дурачились.
Случалось, что и в гневе могли ударить провинившегося в чём-то пономаря кадилом по голове.
Но меня мучила не эта внешняя ситуация (с этим я мог справиться – мало ли что было в церковной истории!), а мучила меня осознававшаяся всё более и более бессмысленность моего пребывания в храме.
.
Я перестал понимать, зачем мне нужно тратить драгоценное время моей жизни на молитву, на всё это так долго организованное богослужебное действо.

.

Очевидно, Бог, если Он таков, как нам его описывал батюшка в воскресной школе, т.е. всеблагой и милосердный, всеведущий и всепрощающий, не нуждается в наших многочасовых бдениях, молитвах и постах.
.
Мне вдруг ясно представилось, что Бог, если Он есть и достаточно умён, было бы неловко от всех этих действ и восхвалений.
.
Едва ли люди молятся ради Него, они молятся ради себя.
А мне это уже было не нужно.
«Сыне, дай мне твоё сердце» — а сердце можно было отдать, как мне тогда показалось, более благородным образом, чем изнывая от безделия за богослужением.
.
Я жаждал служить Богу делом, и мне было непонятно, кому я делаю хорошо, стоя в церкви и скучая. Меня притягивала идея конкретного действия.
Иначе говоря, вместо богослужения я предпочитал посещать детские дома, больницы, помогать тем, кто нуждается во вполне конкретной физической помощи.
.