Почему их так мало

Станислав Шкель / Vk.com

В траурном шествии памяти Бориса Немцова 1 марта в Уфе приняли участие менее 50 человек (см. видео). За день до этого на встрече возле памятника жертвам политических репрессий собралось около 20 активистов демократических партий и общественных организаций. Столь же малочисленными были и другие публичные мероприятия башкирской оппозиции, такие, например, как акция памяти Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой 19 января (около 10 человек), декабрьский и январский пикеты партии «Яблока» в защиту Конституции (около 30 человек), народный сход «Партии прогресса» в декабре для обсуждения приговора Алексею Навальному (менее 20 человек).

Почему? Об этом «Новая» спросила у политолога Станислава ШКЕЛЯ.

— Почему в Уфе вышло так мало людей на траурный марш в сравнении с другими российскими городами-миллионниками?

— Думаю, что это объясняется, прежде всего, существенно меньшим количеством активных и политизированных граждан в городе. Кроме того, накануне, еще до трагедии в Москве стало известно, что башкирское «Яблоко» не смогло согласовать с властями место проведения митинга «Весна», отменило его и все просто расслабились. В итоге о предстоящем траурном шествии почти никто из горожан не знал.

— О проведении траурного шествия стало известно почти за сутки. Уфа — насыщенный интернетом город. Но организаторы не известили ни СМИ, ни пользователей соцсетей…

— Пришло бы в этом случае не пятьдесят, а сто пятьдесят человек. Ничего бы это не поменяло. Во многих других городах, где неплохо была развернута агитация, мероприятия 1 марта были столь же немногочисленны.

— В чем же тогда причина?

— Если говорить в целом по России, то оппозиция сегодня действует в более тяжелых условиях, нежели в 2011-2012 годах, когда ей без проблем удавалось проводить массовые митинги и шествия. Власть вынесла уроки из тех событий —закрутила гайки в законодательстве, внесла раскол в оппозицию, точечными репрессиями добилась ее ослабления и, вдобавок, задействовала внешнеполитический фактор, когда под влиянием событий в Украине каждый всплеск протестной активности россиян (неважно по какому поводу) стал расцениваться как потенциальный «майдан». Часть общественной активности посредством массированной оболванивающей пропаганды была переключена с внутренней проблематики на внешнюю и на поиск «врагов отечества». В результате последнего власть добилась уже, буквально, лобового столкновения своих сторонников с участниками протестных акций. Фактически, в стране уже присутствуют элементы гражданской войны.

— В регионах пока таких столкновений наблюдается меньше, чем в столице?

— В регионах развиваться протестному движению намного сложнее — и лидеров меньше, и активистов. В Башкирии еще со времен авторитарного правления Муртазы Рахимова сложилась совсем тяжелая обстановка. Демократические силы здесь структурно и кадрово слабы, не имеют никакого представительства в депутатском корпусе, не говоря об исполнительной власти, практически не обладают собственными информационными и пропагандистскими ресурсами, непрофессионально выстраивают свою политическую тактику и стратегию. Федеральные партструктуры им помогали и помогают крайне мало. Одно из следствий такого положения вещей — крайне малочисленность всех проводимых оппозиционных акций.

— В каких условиях оказалось демократическое движение после убийства Бориса Немцова? Насколько труднее теперь будет проводить массовые протестные мероприятия?

— Многое зависит сейчас от лидеров оппозиции. Им важно начать организационное объединение и готовиться к выборам 2016 года. Но в целом, конечно, все для демократов будет жестче и сложнее. Чем более массовыми будут митинги и демонстрации оппозиции, тем более жестче будут действовать власти.

— Придется ли оппозиции в этих условиях опасаться массовых репрессий властей?

— Их я бы исключил. А вот точечные репрессии плюс террор «антимайдановцев», опасаюсь, почти неизбежны. Тут будет все зависеть от массовости митингов и шествий оппозиции. А поскольку впереди выборы и оппозиция, конечно, активизируется и будет проводить свою массовую мобилизацию для давления на власть, то при сегодняшней ситуации противостояния общественных сил избежать насилия будет крайне трудно.

— Не случится ли так, что при обострении ситуации власть вообще отменит выборы?

— Маловероятно. По сути, это будет означать признание того, что власть боится выборов вообще. А ведь легитимность Путина и его режима строится именно на убеждении, что власть  поддерживает подавляющее большинство населения и это надо подтверждать на выборах, а не только соцопросами. Конечно, авторитарному правителю может прийти в голову все, что угодно, но мы видим, что даже Лукашенко и Каримов выборы не отменяют. Вообще, думаю, что ситуация с отменой выборов и тотальной ревизией сегодняшней Конституции возможна только в условиях и вследствие реального, открытого и затяжного противостояния с НАТО, то есть, открытого столкновения с Западом, чего, надеюсь, мы избежим. Майдана же по типу украинского власть постарается не допустить в принципе, будет действовать  превентивно.

Если обострение внутренней ситуации все же произойдет, то это может случиться уже в ходе самих выборов. В таком случае российская власть будет поступать так, как поступали почти все автократы на постсоветском пространстве — подавлять протест силой. В этом лично у меня нет никаких сомнений. А вот успешность такого подавления будет уже зависеть от массовости протеста, социально-экономической ситуации к этому моменту и лояльности элит, прежде всего, крупного бизнеса и силовых подразделений.

Артур Асафьев
Уфа