По Оренбургскому краю. 3. Илецкая Защита

Быть в Оренбурге и не съездить в Илецкую Защиту — это почти то же и, пожалуй, больше, чем быть в Риме и не видать папы, даже наверно больше, особенно в настоящее время, когда значение папы так умалилось, а соляной вопрос продолжает оставаться на очереди. Читатель согласится со мной, если вспомнит, что в Илецкой Защите находится месторождение каменной соли столь богатое, что солью этой — и притом лучшей солью в России и в Европе — можно было бы снабжать всю Россию в течение нескольких столетий, если не тысячелетий. Впрочем, это может быть мало кому известно потому, что исследования этого месторождения производились давно, в последний раз лет 30 тому назад, так что даже специалист по соляному делу, горный инженер Першке, составивший года три-четыре тому назад проект правильной, европейской разработки месторождения — проект, напечатанный в «Горном журнале» — уверяет, что месторождение вовсе не исследовано. Так, по крайней мере, начинается объяснительная записка к проекту (ибо какой же проект может быть без объяснительной записки?), но обстоятельство это не помешало г. Першке составить свой проект и без исследований. Что из этого вышло — увидим ниже, а пока, оставив г. специалиста с его объяснительной запиской, скажем, что, по исследованию известного Мурчисона, пласт каменной соли в Илецке (или, технически, — шток) имеет до 2 верст длины, более 1½ верст ширины, глубина же его, действительно, если хотите, не исследована: давно, в 1818 году, пытались измерить эту глубину помощью буровой скважины, но бур сломался все еще в чистейшем, плотнейшем слою каменной соли, на глубине 68 саж. 1 арш. и 2 в., и с тех пор новых попыток измерить толщину соляного пласта не делалось. Да и на том спасибо, что ранее этим делом интересовались такие бездельники, как Паллас (в 1769 г.), Мурчисон, и благодаря их попыткам выяснилось, что соли лежит тут свыше 74 миллиардов пудов. В наше время специалистам соляного дела, конечно, не до исследования месторождения: гораздо интереснее составлять проекты и писать к ним объяснительные записки…

Впрочем, действительно, одного взгляда на месторождение соли соблазнительно достаточно, чтобы сообразить, что при таком богатстве соли какими способами ни проектируй ее добычу, никакими не выберешь ее отсюда раньше нескольких десятков столетий, а то и позже. Слой соли находился когда-то у самой поверхности земли на холмистой местности, которая и в Книге Большого чертежа, относимой к началу XVII стол., называется Соленой горой, по местному прозванию Тустеби — испорченное Тузтюбэ из двух татарских слов: туз — соль, тюбэ — гора. Уже в этой книге говорится, что в Соленой горе ломают соль — а разработки самого последнего времени подтвердили предположение, что ломка соли производилась тут очень давно — на пространстве, отведенном недавно под новую разработку (технически, место называется флец), в 2-х-саженном слое земли, прикрывающей здесь соль, найдены орудия прежних ломщиков соли, орудия, которые следует отнести к довольно глубокой старине, так как все эти орудия исключительно деревянные. Теперь уже, очевидно, мы можем смело сказать, что когда-то слой соли был у самой поверхности земли, а может быть, пробивался и выше, потому что теперь, после стольких лет разработки этого слоя, все еще главная площадь разработки представляет только большую яму всего в 120 саж. длины, 70 ширины и около 10 саж. глубины. Яснее — это громадный ящик этих размеров, с небесным сводом вместо крышки и с дном и стенками из гладкой, чуть не шлифованной соли, и только вверху стенки как бы оторочены на сажень — на две дощатой крышей, прикрывающей от дождей и соль, и слой песчанистого мергеля, лежащий сверх ее. Эта соляная шкатулка, которая называется развалом, образовалась в течение с лишком 80 лет, и в ней уже лет 13 как перестали добывать соль, а ломают ее по соседству. Место новой разработки примыкает одной стеной к старому развалу на расстоянии 60 сажен, имеет в ширину всего 14 саж., зато дно его на 8 саж. ниже дна развала, так что три остальные соляные стены его имеют по 18 саж. вышины.

Спустившись здесь вниз, как бы попадаешь в гигантский сигарный ящик, положенный на ребро, нечто такое, куда свободно можно было бы уместить, в 2 яруса, до 8 таких зал, как зал Дворянского собрания в Петербурге. Дно и стены, 18-ти-саженные, и тут из той же чистой, плотной соли, правда, обмытой несколько дождевой водой, которая, неся с собой частицы грунта, оставила по себе черные продольные следы и легкий налет, содержащий гипс, но в таком незначительном количестве, что едва ли он составит ¹⁄₇₀%. Дно этого соляного ящика идет уступами, потому что разработка в нем еще не совсем прекращена, но решено не углубляться ниже 18 сажен от поверхности земли.

Прежде, во время оно и даже еще в начале нынешнего столетия, разработка соли производилась самым первобытным образом — копали ямы какой угодно величины и выламывали киркой, ломом, топором комья соли. С 1817 года начались так называемые почвоуступные работы, которые продолжаются и поныне и, вероятно, еще продолжатся долгое время, несмотря на все желание Петербурга и его соляных бюрократов создать русскую Величку — т. е. настоящие копи в недрах соли и покончить с нынешним способом ее добычи, называемым поверхностной разработкой. Как выше сказано, ломка соли идет теперь с поверхности, уступами, так что в соляном ящике, о котором только что шла речь, образуется во всю ширину его, подымаясь от одного конца к другому, род лестницы, с большими площадками. Ступени ее, в 1½ арш. вышины, бывают, смотря по ходу работ, различной ширины, и от них постоянно откалывается тот край, который можно было бы назвать порогом ступени, в вышину всей ступени, шириной около 2-х аршин и длиной во всю ступень. Такой порог ступени во всю его длину называется косяком, каждый косяк разбивается на части длиной около 5 аршин — это уже кабаны. Косяк отделяется от ступени особой канавкой-должеей в 2—3 вершка шириной и глубиной в 1½ аршина, которая высекается в соли киркой или пешней; такими же канавками-должеями разбивается косяк на кабаны. После такой разбивки косяка остается только сбить кабан с основания его, которым он еще сращен с своим месторождением.

Такое сбивание кабана соли, весом в 330—З50 пуд., производится и теперь совершенно первобытным способом, помощью тарана, или барса, т. е. попросту бревном, подвешенным на цепях к двум четырехстойчатым козлам: под звуки хоровой песни рабочие раскачивают бревно и, ударяя им в кабан, сбивают после нескольких ударов правильную продолговатую соляную глыбу, весом, как выше упомянуто, с лишком в 300 пуд. Конечно, при этом отбиваются и мелкие комья, в 2—3 пуд. весом, но это нисколько не вредит делу, так как все равно такую 300-пудовую глыбу соли приходится разбивать на мелкие куски, не более 6—7 пуд., чтобы удобнее было вывозить их с места разработки по мосткам и лесам, как теперь, напр., с глубины 18-ти саж., — наверх, на площадку развала, описанного выше. Это и есть так называемая комовая соль; она складывается на развале в громадные продолговатые правильные четыреугольные бугры с крышеобразной на два ската вершиной — словом, это то же, что хлебные клади, не без закруглений на оконечностях и гораздо шире в основании. В таком бугре, возрастающем на бревенчатом настиле для предохранения соли от подмочки, складывается иногда до 400.000 пудов соли и более, смотря по размерам бугра.

При высечке в соляном штоке должей и для косяков и кабанов соль разбивается на мелкие куски, частью рассыпается в крупинки, которые получаются и при сбивании кабана тараном. Эта соль, совершенно чистая и белая, собирается в тачки лопатами, вывозится также наверх, на развал и складывается там также на дощатых помостах в пирамидальные бугры. Таким образом, при разработке получается два сорта соли — комовая и мелкая, совершенно одинакового достоинства, но первая удобнее, спорнее для перевозки, почти не боится дождя и сырости (так она плотна), и потому продажная цена ее на месте в Илецке, при заборе прямо с бугра, 40—42 коп. за пуд. Мелкая ценится в 22—23 коп. за пуд, но так как и акциз с соли, и арендная попудная плата установлены одного размера как для комовой, так и для мелкой соли, а покупатели всегда предпочитали бы забирать одну комовую, оставляя мелкую на руках арендаторов, то последние принуждены ставить покупателям условием брать при покупке соли ¾ всего количества комовой и ¼ мелкой, по средней цене за пуд — 37 к. Эти 37 коп. распределяются таким образом: 23 к. поступает в казну тем самым акцизом с соли, об уничтожении которого толкуют так давно и думали столько министров финансов (а нынешний министр выразился даже, что день снятия акциза с соли он будет считать самым счастливым днем в своей жизни), 8¼ к. поступает в казну в виде арендной попудной платы, итого поступает в казну с пуда соли 31¼ к., а 5¾ к. идут в пользу арендаторов, разработывающих соль, и этими 5¾ коп. покрываются плата рабочим, около 1½ к. с пуда, содержание администрации и прочие накладные расходы (до 3⅓ к. с пуда), а остальное, около 1 к. с пуда, составит уже чистый барыш. Добывается соли при таком высоком обложении ее казенным налогом до 1½ миллионов пудов в сезон (4, 4½, 5 рабочих месяцев), а продается она по 12, 16 и даже по 25 тысяч пуд. ежедневно, и это при перевозке гужом до Оренбурга, на расстоянии 70 верст, для чего требуется по крайней мере от 250—500 парных воловьих подвод ежедневно, а ведь это не шутка: извольте-ка прокормить и напоить эти 500—1.000 голов скота в местности, где не совсем-то привыкли к заготовке сена и где почти ничего не делается для сохранения источников воды, с таким трудом проведенной в Илецк лет 70—80 тому назад. Можно думать, что количество добываемой соли быстро возросло бы и даже удвоилось, если бы доставка ее была облегчена и казенный налог сбавлен наполовину. И отчего бы, кажется, не попытать последнего, ведь смета едва ли от этого пострадала бы, общая сумма дохода от соляного налога не уменьшилась бы, а потребление увеличилось бы вдвое.

Существовало предположение проложить к Илецкой Защите железную дорогу, и, если хотите, оно существует и теперь, ведь предположения ничего не стоят, много-много что истратится на них несколько стоп бумаги, притупится дюжина-другая перьев и изведется несколько бутылок чернил, да разве для поддержания его образуется бессрочная комиссия. Но два-три года тому назад предположение это было близко к осуществлению — железную дорогу бралась выстроить на свой счет компания оренбургских купцов, без всякой правительственной гарантии, на общих основаниях, с обязательством безвозмездной уступки дороги правительству по истечении известного срока. Казалось бы, чего лучше, но почему-то купцы предпочли отказаться от железной дороги. Измыслено было объяснение для отклонения ходатайства… что-то вроде того, что железнодорожная линия в 70 верст слишком коротка и не в состоянии будет покрывать расходы по правительственному надзору. Так и лопнуло тогда дело, но предположение провести железную дорогу в Илецк и прямо на соляные копи, с разными усовершенствованными на бумаге и не испытанными на деле способами нагрузки и разгрузки — такое предположение не могло кануть в вечность, оно существует и теперь. А впрочем, может быть, и лучше, что до сих пор Илецк не соединен с Оренбургом рельсовым путем: что делала бы тогда с солью оренбургская железная дорога, которая и теперь, при доставке соли из Илецка в Оренбург гужом, не в состоянии перевозить вовремя всего количества, и благодаря своей зимней спячке и высокому тарифу не только не способствует развитию соляного промысла в Илецке, но устраивает даже новые залежи соли в самом Оренбурге…

Проекты совершенные и даже совершеннейшие на бумаге и не испытанные на деле или оказывающиеся несовершенными при испытании — не обошли, однако, Илецкую Защиту, и если она защищена предположениями по отношению к железным дорогам, то зато испытывает все прелести бумажного прожектерства в соляном деле. Выше я упомянул уже, что соляным бюрократам Петербурга во что бы то ни стало хотелось покончить с описанной мною поверхностной разработкой илецкой соли и устроить здесь российскую Величку с великолепными сводчатыми залами, коридорами, подземными соляными озерами, соляными садами, статуями, словом, соединить приятое с полезным, соляные рудники и подземный соляной дворец, который можно было бы роскошно и эффектно иллюминовать в случае приезда на экстренном поезде петербургского начальства, открывающего в счастливые дни своей жизни разные Америки в России — конечно, при соответствующих подъемных, суточных и прогонах на 12 вагонов… Устроить российский соляной Вавилон взялся горный инженер Першке. На сцену вылезли прежде всего мотивы: имея пред свои носом 10- и 18-саженнные соляные стены, в которые можно было углубиться снаружи галереями, если не прямо продолжать обкалывание их, хотя бы несколько усовершенствованными способами, — нужно было придумать основания объяснения дли перехода к добыче чрез узкую шахту, для работы не под светлым солнцем, а при тусклой лампе, не на свежем воздухе, а в душной атмосфере пороховых газов. При некоторой изворотливости ума нетрудно было указать на то, что там, где имеется запас соли для всей России на несколько столетий, если не больше, необходимо теперь же озаботиться охранением месторождения от атмосферических влияний: бури, дождь и непогоды, таяние снегов — не грозит ли все это в более или менее отдаленном будущем непоправимым вредом месторождения соли, не следует ли немедля принять меры, чтобы воды не размывали оголенную от земли площадь разработки, хотя толщина соляного истока и равняется 68 саж. 1 арш. и 2 верш., а может, и более — ведь дальше так и не пробовали заглядывать с самого 1818 г. Конечно, такой беспорядок, такую хищническую разработку, когда в Величке дело идет так хорошо под землей, — терпеть здесь не должно. Кроме того, не на всем же 2- и 1½-верстном пространстве соляного штока соль лежит так близко от поверхности земли, и там, где-то в полуверсте от развала, соль прикрыта, говорят, 14-саженным слоем песчаного мергеля; я имею основание писать: говорят, потому что при составлении проекта Илецкое месторождение не было исследовано, как сознает сам автор проекта, и остается неисследованным даже и теперь. Снять с большой площади слой земля в 14 сажен для того, чтобы добраться до соли, — чего-нибудь да стоит, и даже может стоить так дорого, что не стоит его снимать. Во всяком случае, это не ветры, бури и непогоды, а обстоятельство действительно важное, которое могло служить основанием если не для немедленного перехода к добыче соли чрез шахты, то для подробного исследования месторождения соли и соображения, какими путями можно было бы направить наивыгоднее дальнейшую разработку соли. Но это значило бы отказаться от немедленного создания российской Велички, мелькавшей уже в уме соляной бюрократии, — и вот решили немедленно, без дальнейших околичностей, без всяких изысканий и разведок создать Величку.

Как кстати приближался срок контракта с лицом, арендовавшим Илецкие соляные копи! К дню торгов за сдачу этих копей, опять на 12 лет, инженер Першке мог изготовить проект, прекрасно переписанный, с великолепными чертежами и непогрешимыми вычислениями, проект разработки илецкой соли шахтами; условием будущему арендатору было бы поставлено в течение трех лет по заключении контракта соорудить на свой счет шахты по смете и чертежам проекта Першке и под наблюдением и по указаниям правительственного инженера, а затем, по истечении этого срока, закрыть поверхностную разработку соли и добывать ее исключительно чрез шахты. В проекте все было аккуратно вычислено: указывалось, что по окончании сооружения шахт, галерей и прочего подземного здания 30 человек рабочих, при конных приводах для приведения в действие подъемных механизмов, будут добывать те же 1½ миллиона пудов соли, которые добываются теперь 200—300 рабочих; высчитывалось, сколько пуд пороха потребуется на добычу тысячи пудов соли, во что обойдутся постройки, машины, сколько дней в году можно будет работать в шахтах и т. д.

Оставалось только приступить к делу. Пришла весна, прибыл горный инженер, по указаниям которого должны были начать сооружение шахт, человек, специальность которого до сих пор составляло каменноугольное дело, — но это пустяки, ведь ко всему можно примениться — самого автора проекта судьба услала на Чапчачинское соляное месторождение, в Енотаевском уезде Астраханской губернии, где он тоже устраивает шахты. Не знаю, как идет там дело, но в Илецке оказалось невозможным приступить к осуществлению проекта г. Першке без предварительных разведок — а на разведки и на инструменты для разведок не было ассигновано денег, в контракте же ничего о разведках не упоминается и арендатор не считал себя обязанным тратиться на них. Началась переписка, исходатайствование кредита — тянулось это до самой осени, и кредит был предоставлен в распоряжение правительственного инженера как раз тогда, когда, по времени года, никакие разведки не были возможны. Прошла зима, зазеленела степь и стало пригревать солнышко — вот самое время начать разведки — посылается в казначейство требовательная ведомость на деньги с такой-то и такой-то статьи, параграфа и пункта — не тут-то было: кредит, разрешенный в минувшем году, забыли перенести в смету наступившего года и денег нет — конец неначатым разведкам. Опять переписка, опять идет установленным порядком исходатайствование сверхсметного кредита, проходит лето и наступает глубокая осень, а с нею делаются невозможными и разведки, зато получается известие об открытии кредита… К счастью, на этот раз не забыли перенести запоздавший кредит в смету следующего года, и 19-го января 1879 г., в день св. Макария (покровителя горного дела) было положено основание новой системе разработки илецкой соли шахтами. В этот день была совершена закладка чего-то — чего именно, не упомню — хотя в конце концов это и не важно: интересны результаты. Теперь, когда главное кончено, шахты опущены до требуемой глубины и между ними проведена соединительная галерея, оказывается, что те 30 человек, которые должны были по проекту добывать в рабочий год 1½ мил. пуд. соли, а в рабочий месяц около 175 т. пуд., едва добывают 7 т. пуд. в месяц, да и то при помощи сверхкомплектных товарищей; оказывается, что соль илецкая так плотна, что проектированный заряд пороха не дробит и не взрывает ее, а стреляет из буровой скважины как из ружейного ствола, и приходится класть более сильные заряды, но и тогда получается преимущественно мелкая соль, а именно: 86 проц. мелкой и 14 проц. комовой, при поверхностной же разработке получается, наоборот, 85 проц. комовой и 15 проц. мелкой. Если вспомнить, что мелкая соль наполовину дешевле комовой и что покупатели на 3 пуда комовой берут только 1 пуд мелкой, то ясно будет, что пока дело не исправится и процентное отношение между мелкой и комовой солью при шахтовой разработке не перевернется наоборот, подрядчик должен будет нести убытки большие, разориться или по крайней мере закрыть лавочку. Но этого мало: вследствие употребления пороха и мелкая, и комовая соль, добываемая в илецких шахтах, — грязна, черна, неприятна на вкус; и поэтому даже с значительной уступкой покупается неохотно; между тем и акциз и попудная арендная плата за нее все те же, 31¼ коп. По словам заведывающего соляным промыслом, соль эта на 20 коп. с пуда дешевле соли, добываемой при поверхностной разработке, а расходы на порох и плата рабочим составляют не 1½ коп., как при поверхностной разработке, а 10 коп.; таким образом, не входя в расчет расходов по администрации, арендаторы промысла несут убытки на каждом пуде шахтовой соли до 25 коп. Хорошо еще, что такой соли добыто всего только около 50 тыс. пуд.

Но и этого мало. По словам того же лица, расчеты проекта и во многом остальном не оправдались: подъемный механизм, вместо З½ тыс., исчисленных по смете, обошелся в 15 тыс. руб., постройки над шахтами и для шахт вместо 2 тыс. — обошлись в 5 тыс. руб. Всю разницу уплачивают пока арендаторы, не желающие давать повода противной стороне утверждать, что они, арендаторы, тормозят дело и не исполняют обязательства, изложенного в контракте.

Карл Фишер. Внутренний вид шахты во время работы на глубине 65 аршин. 1877—1888

Но и этого опять-таки мало: 260 рабочих дней, выведенные в проекте, оказываются также пуфом, потому что если бы и можно было работать 260 дней в году в шахтах, то нельзя в течение всех этих 9 месяцев работать на поверхности, куда в конце концов должна же доставляться соль из недр земли. Таким образом, в сущности дело сведется к тем же 4-м, много 5-ти рабочим месяцам, в течение которых производилась и производится теперь поверхностная разработка.

Но и этого мало, повторю я еще раз, рискуя раздражить этой фразой читателя: легко может случиться, что в скором времени одна из шахт совсем провалится, пролетит в соляную камеру, сооруженную на дне ее, так как при опускании и сооружении шахты напали на слой плывунца, т. е. плывучего песка, и вода его грозит размыть землю вокруг деревянного строения шахты, а затем и соляные стены к нему примыкающие; словом, благодаря отсутствию надлежащих разведок при составлении проекта, на деле оказывается пропасть мелких и грозных непредвиденных обстоятельств, грозящих полнейшей неудачей новой попытке перехода к рудниковой разработке илецкой соли. Шахтами пробовали работать в 20-х годах нынешнего столетия, но тогда не прекращали и поверхностной разработки. Император Александр Павлович осматривал в 1823 г. Илецкие соляные копи, видел воочию сравнительные трудности того и другого способа разработки, и узнав, что соли хватят здесь на всю Россию в течение нескольких десятков столетий, не колеблясь приказал закрыть в своем присутствии шахтовую разработку.

С тех пор прошло много времени, горное дело сильно двинулось вперед, горные инженеры выучились пробивать безошибочно семиверстные туннели, и с илецкими шахтами, конечно, они справятся. Но вопрос в том — нужны ли шахты? Действительно ли необходимо создавать в Илецке российскую Величку и сооружать для этого шахты и не идти иным путем? А если нужно, то не лучше ли послать осмотреть настоящую Величку хотя бы того же самого горного инженера, специалиста каменноугольного дела, который находится теперь в Илецке и приставлен наблюдать ощупью за приведением в исполнение кабинетно-соленого проекта? Кстати, прибавлю уже, что этот инженер, человек добросовестный, уже просил, чтобы его послали туда, но на это не нашлось денег — а арендаторы что-то не особенно хотят понять, что им, конечно, выгодно было бы затратить тысячу-другую сверх записанных уже в счет убытка и послать инженера этого в Величку на свой счет, чтобы иметь при деле человека знакомого с ним не по теории только.

Видя замедление в сооружении шахт, происшедшее по отсутствию кредита на непредвиденные в проекте разведки, видя вообще недостатки проекта и невозможность получения из шахт необходимого миллиона пудов соли (минимум годовой добычи, допускаемый контрактом), — арендаторы еще года полтора-два тому назад просили отдалить срок закрытия поверхностной добычи соли и допустить продолжать ее, предвидя, что иначе они вовсе останутся без соли, даже здесь, в Илецке. Но они получили отказ два раза, и только благодаря заступничеству и влиянию оренбургского генерал-губернатора край не без соли в настоящую минуту, только благодаря его настоятельному представлению снизошли до разрешения открыть новый участок в 60 саж. длины, 14 ширины, новый флец для поверхностной разработки соли…

Прежде чем расстаться с Илецким соляным промыслом, следует напомнить читателю, что тут можно приобрести изящные вещицы из совершенно прозрачной, чистой как горный хрусталь сердцевины соли — так называются самые плотные и самые прозрачные кристаллы ее, сдавленные когда-то стихийной силой в довольно большие, не рассыпающиеся куски. Вещицы эти изготовляются арестантами первоклассной Илецкой тюрьмы В. С. Р.

(Окончание следует)

Материалы об Илецкой Защите и других населенных пунктах Оренбургской губернии: https://rus-turk.livejournal.com/597223.html