Письмо султана запорожским казакам

scottishkot — 28.02.2014 Ровно двадцать лет назад, 28 февраля 1994 года, Иосиф Бродский обнародовал "На независимость Украины". Бродский, как вспоминает Лев Лосев, "выступал с чтением стихов в нью-йоркском Куинс Колледже, где когда-то, в начале своей американской жизни, короткое время преподавал. Аудитория была главным образом англоязычная, и читал он почти все по-английски. Судя по сохранившейся аудиозаписи, только четыре стихотворения были прочитаны по-русски. Роясь в бумагах в поисках одного из них, Бродский говорит: «Сейчас найду стихотворение, которое мне нравится... – и прибавляет, как бы обращаясь к самому себе: – ...я рискну, впрочем, сделать это...»"

По словам Валентины Полухиной, многолетнего исследователя и просто конфидента И.Б., стихи эти были записаны на магнитофон и затем разошлись с многочисленными ошибками в расшифровке. Вариант, близкий к авторизованному, вошел в оборот, скорее всего, не позже 2008 года, когда Наталья Горбаневская опубликовала полученный от Полухиной "текст от самого Иосифа".

Иосиф Бродский

НА НЕЗАВИСИМОСТЬ УКРАИНЫ

Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
время покажет — кузькину мать, руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.

То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада -
даром, что без креста: но хохлам не надо.

Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.

Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы на все четыре

стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?

Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.

Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.

Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.

Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.

С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.

"В литературной практике Бродского, - отмечал Лосев, - это был единственный случай, когда он решил не печатать стихотворение не потому, что остался им недоволен, а из соображений политических, так как не хотел, чтобы стихотворение было понято как выражение шовинистических великодержавных настроений". Как оно было понято на самом деле - можно представить, даже не читая, и закапываться в это не хочется. Равно как и срача ради срача.

А хочется, пожалуй, вот чего.

Одна особенность, объединяющая гениев и прочих: расставаясь с чем-то важным для себя, наговорить на прощание гадостей, несправедливостей и просто хуйни. Даже поверхностно зная стихи Бродского, почти каждый может вспомнить "развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком и, судя по письмам, чудовищно поглупела" - и еще многое, и даже там же. Много того, за что женщины, допустим, могут и в морду - от души, за всё хорошее, за всю историю отношений и после них.

Перевернув с ног на голову матерную писанину казаков турецкому султану, Бродский - не султан, отнюдь; так и в адресатах у него казачество весьма условное - проделал ту самую работу расставания (если есть "работа горя", то должна быть и такая), необходимую для всех. Проделал ее в одиночку, оставив остальным нехитрый выбор: вслед за нобелиатом проститься с бывшей / с бывшим на уровне высоких договаривающихся сторон - ну да, это бывает со словами "вот блядь же, сука/кобель, ненавижу, убил бы падлу", - или же десятилетиями надрачивать на ее/его новые фоточки из отпуска либо с похорон, виться вокруг и склонять к новой взаимности. Как будто количество общей родни и знакомых здесь может играть хоть какую-то роль.

Ну, а для особо одаренных - третий вариант: перевирать тексты, не предназначенные автором для печати. Как это, к примеру, сделали в киевской газете "Столица" вскоре после смерти И.Б. в январе 1996 года, по факту выставив эти стихи "написанным вручную содержательным доносом". Перевирать все, вплоть до казнить нельзя помиловать.

А что до слезы из глаза
Нет на нее указа, ждать до другого раза.

- в варианте "Столицы", наиболее распространенном в качестве источника для перепечаток. Иногда после "глаза" ставят тире.

Тут бы сейчас молитвенно сложить руки и прошептать: "О, как он угадал! О, как он все угадал!" - поскольку вот же он, другой раз, и аккурат на юбилей публикации.

Но есть же и "текст от Иосифа":

А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.

Оплакал расставание Бродский. Сразу, оптом, окончательно. Оставив всё дальнейшее - адресатам.

Оставим же и мы. Может даже, со слезами на глазах.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив