Письма королевы Марго

( Этим письмом Маргарита пыталась сподвигнуть Генриха вернуться в Париж, но он отказался от подобной затеи)

Замок Фонтенбло .

Середина мая 1582 года.

[...] с видимой холодностью, но при этом он использовал почтительные выражения и в отношении Вас, и в отношении меня .

Что касается господина де Женевуа, мне нечего сказать о нем . Здесь много говорят о другом – господине де Мене : он так  невероятно растолстел, что стал уродлив. Господин де Гиз  же сильно похудел и постарел. Оба они пребывают в том же расположении духа, в каком Вы их и оставили, хотя ведут себя уже не столь вызывающе, [как прежде]. У них небольшая свита, они часто играют в мяч, посещают балы и уже не так сильны, чтобы привлекать к себе дворянство. Те же, кто решит присоединиться к ним во второй раз, могут быть уверены, что обретут неприятности, что, как известно, связано с соперничеством Гизов и герцогов .

Если бы Вы были здесь, то стали тем, от кого зависели бы и одни, и другие, ибо каждый так считает; и поверьте, [не стоит] опасаться этих Гизов – никто из них не обладает ни влиянием, ни возможностью причинить Вам зло. Что же касается короля, то я всегда отвечала своей жизнью, чтобы с Вами ничего не случилось. Вы вернете всех своих служащих, которых Вы потеряли из-за продолжительности смут, и, находясь здесь, за восемь дней приобретете больше, чем за все то время, что Вы прожили в Гаскони . Здесь Вы сможете получить дары от короля, чтобы поправить Ваши дела, и сделать гораздо больше для членов Вашей партии одним своим словом (поскольку будете находиться подле короля), так что все те, кто обратится к Вам с просьбой, будут удовлетворены. Весьма необходимо, по всем этим соображениям, чтобы Вы, не медля, прибыли сюда, что возможно осуществить безо всякого риска.

Я смиреннейше умоляю Вас поступить именно так, как та, кто любит Вас больше всего на свете и больше всех желает Вам благ – в чем, я надеюсь, Вы уже могли убедиться.

Поступили новости от Лаквиля , направленного моим братом в Англию, что королева светится радостью от его несомненного заверения жениться на ней как можно скорее .

[Однако] я Вам уже надоела. [Эти] мои размышления – единственное удовольствие, на которое я могу рассчитывать, будучи в разлуке с Вами, и из-за которого я умоляю Вас продолжать оказывать мне честь Вашими милостями и разрешить мне нижайше целовать Ваши руки.

[Подпись в виде монограммы]

Письмо Маргариты де Валуа Филиппу II, королю Испании (1587 г )


Господин мой брат, даже выпавшие на меня несчастья и происки моих недругов, с которыми я столкнулась, не смогут помешать мне исполнять мой долг — продолжать смиренно благодарить Вас за те блага, которые я от Вас получила, и в письмах моих заверять Вас, насколько мне доставило радость и удовольствие то, что Вам угодно было мне написать ; а дела мои, даже сверх моего главного обязательства, теперь навсегда связаны и полностью посвящены Вашей службе и почитанию, для чего нужна сила духа, слуги и способы достижения успеха, - именно так я понимаю счастье быть Вам полезной, и каковое желание, заверяю Вас, я сохраню навеки.

Вместе с тем я хотела бы оправдать себя, ибо опрометчивость господина де Дюра и хитрость моих врагов соблазнили его покинуть меня, удержав при себе все средства, которые Вам угодно было ему доверить . И, так как одна ошибка порождает другую, побуждаемый моими недругами по наущению маршала де Бирона (человека двуличного и полностью преданного еретикам) ,он решил, что наиболее удобным делом для него является дальнейшее обогащение. Скупость и отчаяние от первой ошибки вселили в его сердце измену и желание захватить [замок] Карла, где я находилась, и меня саму, о чем я также была извещена своими людьми. Видя, что его замысел раскрыт, он бежал, захватив с собой шифры и ключи к документам, выданные ему во время его поездки, чтобы писать Вам . Это ввергло меня в крайнее огорчение, не столько из-за опасения, что Дюра передаст их за вознаграждение (что и произошло) королю моему брату, зная о желании последнего преследовать меня, сколько из-за слухов о моей пострадавшей репутации, представляющих меня неблагодарной и преданной Вашей службе только на словах.

К тому моменту я уже испытала самую большую досаду, поскольку из-за промедления Дюра я потеряла Ажен (а вместе с Аженом — возможность противодействовать миру, заключенному с таким ущербом для Вас, хотя, если бы у меня тогда были средства, я без труда смогла бы это сделать, владея землями [Аженского графства] и располагая людьми, которые были преданы мне), и если у меня до недавнего и оставалась какая-либо надежда, что дурные и пагубные замыслы наших врагов не смогут исполниться, а переговоры о мире с еретиками не состоятся, то это была надежда на армии господина де Майенна и господина де Жуайеза ( Гизы). Названные обстоятельства, вызвавшие мою ненависть и сожаление, дали мне повод написать Вам это письмо и представить положение моих дел.

Итак, как я и предвидела, случилось то, что известие о поездке господина де Дюра вызвало гнев и страх короля моего брата, и дало ему предлог, заключив мир с Лигой, преследовать меня (говоря, что это его личное дело), потому что я решилась известить Вас о многих важных вещах. Линьерак, человек скупой и безумный, вынудил меня отдать ему замок [Карла], которым я владела и который господин де Гиз считал особенно верным (а поскольку я хорошо знала недостатки господина де Гиза, я не осмелилась, из боязни вызвать его неодобрение, просить у него помощи), и осуществил свое предательство за десять тысяч экю, которые ему пообещал и отчасти заплатил король, захватив меня и мою крепость . 

В такой великой опасности, Господь, который никогда не покидал меня, укрепил мой дух и подсказал слова, настолько убедившие Линьерака приведенными доводами и выражениями, что он освободил меня. Я представила ему, какое огорчение принесла бы моя смерть господину де Гизу, потому что король мой брат желает моей гибели единственно с целью вновь женить принца Беарнского, дабы усилить родственные отношения в Германии, и укрепить его [Генриха Наваррского] позиции, открывая ему путь к короне Франции, - то, чему [женитьбе и обретению права наследования] господа Гизы не в силах будут помешать и что не смогут оспорить и иные католики; и тогда господин де Гиз не преминет вспомнить о его [Линьерака] роли в этом деле .

Однако находиться в Карла вместе с этим безумцем было небезопасно, и так как я не могла вернуться в Гасконь, поскольку в Родезе стояла армия господина де Жуайеза, оставался единственный свободный путь в сторону Оверни, и мне пришлось отправиться в укрепленный замок Ибуа, принадлежавший королеве моей матери, капитан которого был мне предан . Отряды из армии господина де Жуайеза преследовали меня с таким рвением, что, прибыв вечером в замок, наутро я уже была ими осаждена, не обладая ни съестными запасами, ни порохом, ни удобствами. Продержавшись два дня без пищи, не надеясь на помощь господ Гизов, один из которых пребывал в Шампани, а другой в Гаскони, и не имея возможности добыть пороха для своей защиты, я принуждена была сдаться солдатам, рассчитывая только на позорную и жестокую смерть.

Господь, проявляющий свою милость даже в самых безнадежных ситуациях, позволил, чтобы я оказалась во власти порядочного человека , который всегда был хорошим католиком и настолько ненавидел еретиков, что, узнав о желании и намерении короля моего брата умертвить меня (подобно тому, что случилось с королевой Шотландской, благодаря помощи и особым стараниям господина де Беллиевра, о чем ему [Канийаку] было прекрасно известно , он принял решение спасти меня и никому не отдавать ни этот укрепленный замок, ни меня саму.

Зная о том, что Вы, господин мой брат, являетесь настоящим покровителем католической партии, которой он всецело предан, и что переговоры особой важности, каковые он вел по поручению короля моего брата, показались Вам весьма опасными, [Канийак] попросил меня отправить Вам его отчеты (mesmoires), - то, что я посчитала необходимым сделать не столько с целью расстроить замыслы и махинации [короля Франции], заключившего мир с еретиками, но скорее ради того, чтобы найти причину разжечь и продолжить войну. Я считаю своим долгом держать Вас в курсе событий, и представить это дело на Ваше мудрое и осторожное усмотрение (не только в силу моей преданности, которую я к Вам питаю, и в виду больших несправедливостей и оскорблений, полученных от короля моего брата, но также из-за страха перед увеличением еретического движения, ибо я опасаюсь за судьбу всей католической религии, равно как и за свою собственную).

Для этой цели я выбрала господина епископа Комменжа, которому поручила осуществить это предприятие, поскольку он обладает редкими качествами ревностного защитника святой веры и Божьего дела, и будет следовать только тому, что ему приказано; к тому же его епархия соседствует с Вашей границей . Все это позволит сохранить дела в большем секрете, с чем не смог справиться господин де Дюра.

Я не торопилась с настоящим письмом, так как война продолжилась; но, видя, что победа, которую еретики одержали над господином де Жуайезом,дает предлог королю моему брату заключить с ними мир, что является только частью его замысла сделать гугенотов такими сильными, чтобы они смогли потом заставить Папу  и всех католиков согласиться на подписание мира на условиях, желаемых для них, и видя также, что предложения о названном мире уже представлены, а господа Гизы не столь сильны и вынуждены с ним согласиться ,я решила, что не должна более ждать. Посему извещаю Вас, и прошу Вас верить, рассчитывая на Вашу волю поддержать меня, что я снова укрепила связи, обрела крепости и людей, чего у меня не было прежде, которые находятся в руках господина маркиза де Канийака, захватившего меня, человека благодарного и выполняющего мои приказания, который контролирует весь здешний край, бесчисленное число укрепленных мест.

В мемуаре, который я Вам посылаю ,рассказывается обо всех делах более детально, а господин де Комменж остальное представит Вам устно. Я же прошу Вас, господин мой брат, верить, что никто на свете не властен надо мной, кроме Вас, и я буду счастлива, если смогу представить Вам достойное доказательство моей преданности и воли . В ожидании чего я прошу Бога, господин мой брат, даровать Вам полное благоденствие и совершенное утверждение Вашего превосходства.

ДИАНЕ ДЕ ВАЛУА, ГЕРЦОГИНЕ АНГУЛЕМСКОЙ

( Диана- сводная сестра Марго, дочь ее отца, короля Генриха II от одной из фавориток)

Замок Юссон. 21 марта 1599 года.

Сестра моя, я тщательно просмотрела содержание представлений, уже Вам направленных , и нахожу, что мы оба, я и король, совершили ошибку: его [ошибка] заключается в том, что [эти представления] в их нынешнем виде папа , несомненно, сочтет недостаточным основанием для признания недействительным нашего брака, чего желает король, и откажет ему [в этом]. Моя же состоит в том, что я выражаю очень постыдную  для себя просьбу – чтобы мое замужество было объявлено недействительным [после того, как] я жила с королем как супруга со своим мужем.

Все это подвигло меня переписать оба представления, которые я Вам [вновь] направляю; и одно, и другое повторяют во всем предыдущие, кроме добавления, которое я сделала, – что король никогда не знал и не дотрагивался до меня. Это является таким же основанием, по которому был осуществлен развод короля Людовика XII и Жанны Французской, дочери Людовика XI, и этот [развод] стал весьма счастливым и приемлемым, поскольку [затем] на свет появились короли – наши отцы и братья. Ибо король Людовик XII, после своего развода женился на Анне Бретонской, матери королевы Клотильды, моей бабки . Понимаете, если я добавлю эту оговорку с целью признания недействительным брака, папа сможет сказать, что, по моему мнению, наш брак не был осуществлен, следовательно, его и не было; а причины, которые я называла прежде, не являются убедительными для развода, так как его [папы] предшественник предоставил соответствующее разрешение [на брак] , несмотря на наше [с королем] кровное родство  и разное вероисповедание. Если я говорю, что не видела и не требовала [сама] такого разрешения, то всем хорошо известно, что я пребывала в таком возрасте, который не позволял  мне участвовать в этом, и достаточно того, что королева моя мать просила и получила его для меня. А если скажут, что я никогда не соглашалась на брак и была к нему принуждена, можно также ответить, что я была тогда во власти матери, в том возрасте, когда я могла [лишь] покорно подчиняться.

На то, что я добавила, с целью признания недействительным брака, папа ничего не сможет возразить. Ибо если король никогда не был со мной, никогда не дотрагивался до меня, и если и король и я говорим так, этому нужно верить и уже нельзя отказывать в расторжении брака по причине его неосуществления. По правде говоря, и не нужно иного доказательства, кроме слова короля, но если мы оба будем говорить об этом (о чем я смиреннейше умоляю короля, который желает развода и признания брака недействительным), Его Святейшество согласится с нами, видя также, что это – правда, и у меня уже нет возможности иметь детей, необходимых Его Величеству, ради его собственного блага и блага его Государства, да и всего Христианского мира. Об этом я прошу Вас, сестра моя, поговорить с королем; и я была бы весьма счастлива, если бы Его Величество пожелал взять за труд прочитать мое письмо и понял, насколько мы, он и я, ошибаемся относительно [содержания] этих последних представлений. Я очень бы желала, чтобы Его Величеству было угодно ничего не предпринимать, пока я не получу известий от моих сборщиков налогов, чего ожидаю в ближайшее время и о чем Вас уведомлю : после того как король увидит оба [новые] представления, приложенные [к этому письму], также датированные 21 марта, я умоляю Вас острым пером уничтожить предыдущие [представления] , и вернуть их мне, уже испорченные, с этим же нарочным, и постараться, чтобы король это обязательно увидел; передать ему мое вложенное письмо так быстро, насколько это возможно , и пересказать ему как можно лучше содержание моего письма [к Вам].

Я сделала бы [добавления] и в предыдущих [представлениях], которые я Вам направляла, но господин де Борепэр  и некоторые другие написали мне, что существует опасение осмотра меня медиками . Справившись со своей удрученностью и выслушав их совет, я поняла, что нельзя согласиться ни с одной из сторон, к тому же эта [процедура] недостойна для персоны моего ранга; Жанна Французская, разведенная с королем Людовиком XII под этим же предлогом, не подвергалась ничему подобному. Решив, что он [аргумент о неосуществлении брака] наиболее приемлем для короля и более почетен для меня, я сразу же взялась за перо, чтобы сочинить это послание; я буду в высшей степени обязана Вам, сестра моя, и знаю, что от Вашего вмешательства в это дело, [осуществляемого] с честью для меня, я обрету удовольствие, а не постыдное положение, в которое меня хотят поставить. Я прошу Вас отправить назад ко мне моего слугу Гилена, настоящего нарочного, сразу же, как Вы поговорите с королем, и вместе с ним послать мне мои предыдущие испорченные представления; так как они уже бесполезны, пусть будут возвращены.

Я по-прежнему уверена в доброте короля, который никогда не допустит, чтобы я оказалась в постыдном положении, и не заставит меня признать мое замужество недействительным без добавлений, внесенных мной сейчас, [иначе] это нанесет такое оскорбление и мне, и всей моей семье, к которой я принадлежу, что большего и быть не может. По этой причине я продолжала пребывать в волнении, не осмеливаясь, с одной стороны, отказаться выполнять приказание короля, в опасении [признания] недействительным брака, и боясь, с другой стороны, если я поступлю так, как поступаю теперь, осмотра медиков, которыми он  пугал меня, наконец, видя, что мне угрожает крайняя нужда – мне не хотят выплачивать мой пенсион и делать иные выплаты,  пока я не отправлю названное представление. Я вижу, что на меня оказывают давление, и в такой манере, чтобы свалить меня в моем несчастье и затянуть в итоге исполнение воли короля. Тем самым, несомненно, они показывают себя как недостойные люди, нанеся урон моей чести и проявив неуважение к моему рангу, но это всегда можно исправить, чтобы по-доброму осуществить развод, сделав так, как я предлагаю. Все это я прошу Вас довести до короля и воспрепятствовать тем, у кого имеется злой умысел склонить его не принимать то, что я [сейчас ему] направляю. Вы оказываете, сестра моя, такую услугу королю и мне, что после Бога я должна Вам всю себя, и внутри, и снаружи. Используйте же [в этом деле] полностью все Ваше влияние и сохраните для меня благо Вашей дружбы, настолько искренней, что я прошу Господа, сестра моя, от всей моей души даровать Вам самую счастливую и долгую жизнь.

Из Юссона, сего 21 марта 1599 года

[P. S.] Я приказала своему лакею, настоящему нарочному, передать Вам этот пакет так, чтобы никто не видел. Я умоляю Вас написать мне, исполнил ли он это поручение, остался ли запечатанным пакет, и [указать] день, когда Вы его получили.

МАКСИМИЛИАНУ ДЕ БЕТЮНУ. БАРОНУ ДЕ РОНИ

( первый министр короля Генриха IV )

Замок Юссон. 29 июля 1599 года.

Мой кузен, я начинаю обретать добрую надежду на решение моих дел, ибо я уже счастлива от того, что Вы пожелали взять их  под свое покровительство, как заверяете меня в своих письмах. Я желаю, чтобы они достигли успеха и способствовали удовлетворению короля, равно как и всех добрых французов, которые, пишете Вы мне, столь страстно желают увидеть законных детей короля, обладавших бы бесспорным правом наследовать эту корону , каковую он спас от гибели и краха с таким трудом и опасностями для себя.

Да, ранее я оттягивала время и испытывала сомнения и трудности, о причинах чего Вам известно более, чем кому-либо другому, не желая видеть на своем месте эту порочную шлюху  ( Габриэль де Эстре), которую я считала ни достойной царствовать, ни способной даровать Франции плоды, которые та жаждет. Сейчас положение дел изменилось, благодарение небесам, и я нисколько не сомневаюсь в осторожности короля и мудрости членов его совета, чтобы сделать правильный выбор , в то время как я рассчитываю на безопасность моих дел, моих титулов, моего положения и образа жизни (ибо я хочу прожить остаток своих дней, пребывая в спокойствии тела и духа, что король и Вы можете [обеспечить мне] полностью). Я соглашусь со всеми приемлемыми для себя условиями, которые Вы мне и посоветуете.

[Но] прежде всего, обеспечьте мне выплату моего пенсиона и прочих средств, дабы расплатиться с моими кредиторами, чтобы они не беспокоили меня более. Я уже дала поручение господину де Ланглуа потребовать у Вас эти деньги от моего имени, и я Вам буду обязана, если мне выплатят все то, что полагается.

В Юссоне, сего 29 июля 1599 года

Париж. 5 апреля 1606 года.

Монсеньор, [сегодня] возле ворот моего дома , в моем присутствии и прямо напротив моей кареты произошло убийство, совершенное сыном [мадам де] Вермон, который выстрелом из пистолета поразил одного из моих дворян по имени Сен-Жюльен .

Я нижайше умоляю Ваше Величество приказать, чтобы [в отношении него] была осуществлена справедливость и не было проявлено никакого снисхождения. Пока этот негодяй не будет наказан, никто не будет чувствовать себя в безопасности. Я снова нижайше умоляю Ваше Величество покарать этого убийцу. Я направила господина де Фуркево , чтобы нижайше просить об этом Ваше Величество, которому я смиренно целую руки и беспрестанно прошу Бога даровать самую долгую и счастливую судьбу. 

Взяты из книги  Элиан Вьенно «Маргарита де Валуа. История одной женщины. История одного мифа» (Париж, 1993)