Петербургская интеллигентность - это фиговый листок, прикрывающий непристойно

dimagubin — 11.07.2020 Теги: Гельман Сокуров В "Городе 812" вышло интервью со мной (очень приличное, спасибо Дине Тороевой) по поводу пресловутой петербургской интеллигентности. Из него выпал по каким-то там не очень интересующим меня причинам кусок, касающийся Александра Сокурова и его довольно заметной, на мой взгляд, профессиональной деградации. Замечу попутно, что кинорежиссеры вообще склонны к деградации по мере старения, кого ни возьми: от Никиты Михалкова до Эльдара Рязанова, чьи последние фильмы смотреть можно лишь в бесконечном фейспалме. Но если уж я говорю, что думаю, о Путине - то есть если я вообще говорю о публичных людях то, что думаю, - почему я для Сокурова должен делать исключение? Только потому, что он из "нашего" лагеря? Но мое отношение к Петербургу, петербуржцам и к жизни в петербурге не определяется разделением на лагеря. В общем, я вылетевший кусок восстанавливаю.

Это интервью 2020 года крайне созвучно тем мыслям по поводу Питера, которые у меня были и в 2003-м году, когда журнал GQ заказал мне текст по поводу питерского 300-летия: вот он. С тех пор в бытовых реалиях Питера изменились детали, да и в моих жизненных реалиях кое-что изменилось, и менялось за это время мое отношение к интеллигенции (в какой-то момент, по первым путинским репрессиям, я даже вновь ощутил себя советским интеллигентом, которым, несомненнно, когда-то был) - но, как видите, вернулся на круги своя. В мире есть три города, сильно схожих (ну, мне попались только три): Дрезден, Будапешт, Петербург. Во все три имеет смысл приезжать, используя на полную катушку в своих интересах, шатаясь по городу из музея в музей или из бара в бар. Но жить бы я, пожалуй, сегодня смог только в Дрездене. По той же причине, по какой я до отъезда волком выл от жизни в Петербурге.

* * *

У «интеллигентности» и «интеллигентов» очень много понятий и смыслов. Какое определение можно дать петербургской интеллигентности и петербургским интеллигентам, на ваш взгляд?

Если формулировать жёстко, то петербургская интеллигентность – это такой фиговый листок, который прикрывает постыдную часть тела, под которой я понимаю прежде всего трусливый, плохо переносящий конкуренцию мозг. Хотя нередко и прошедший университетскую дрессуру. По этой причине я предлагаю в этом разговоре отказаться от понятия «интеллигенция» и остановиться на понятии «интеллектуал». Интеллектуал – это человек, который использует в качестве рабочего инструмента свои мозги, здесь нет разночтений. Поэтому для меня петербургская интеллигенция – это интеллектуалы, проживающие в Петербурге. Это необязательно гуманитарии. Это люди, зарабатывающие на жизнь умственным трудом. Часто это публичные интеллектуалы, то есть интеллектуалы, высказывающиеся письменно, устно, визуально, музыкально – и нередко на социально значимые и актуальные темы.

О петербургской интеллигентности написано немало текстов. Например, Дмитрий Лихачёв определял следующим образом: «…интеллигентность в России – это прежде всего независимость мысли при европейском образовании» . А Матвей Каган, настаивающий на тождестве понятий «русский интеллигент» и «петербуржец», писал, что быть петербуржцем значит иметь «специфический строй психики и поведения горожан» . Насколько вам близки эти мысли?

Мне близка мысль Лихачёва в той части, которая касается Запада. Сейчас интеллектуал, который мыслит вне западного дискурса, конечно, может существовать в неком забавном мыслительном омуте или тупичке, но с точки зрения развития и распространения своих идей он обречён. Поскольку в целом жизнь в России, а уж тем более в российской провинции, существует большей частью вне европейской парадигмы, то в этом омуте тонут многие. Давайте возьмем простой пример. Ну, например, понятие «народа». В Европе действительно есть такое понятие, как «народ». «Народ» - это население, которое не только объектно, но и субъектно. Народ не только объект власти, но и сам формирует и свою жизнь, и свою власть, причем постоянно что-то от этой власти требует, держа ее под контролем. Я живу в Германии, и здесь это очевидно: люди объединяются по любому поводу, и каждый взрослый немец состоит в среднем в двух ферайнах (Verein – «клуб по интересам»). Это может быть просто клуб любителей выращивать гладиолусы, но это неважно: все люди готовы объединяться ради общих интересов. В России же горизонтальное объединение ради общих интересов практически отсутствует. И если в том городе в Германии, где я живу, в начале 1970-х обожглись на многоэтажном строительстве, и давно уже новых домов выше 4-5 этажей не строят, то в Петербурге и сегодня возводятся многоэтажные муравейники, гетто. Потому что прекращение строительства муравейников в Германии было остановлено не волей начальства, а желанием жителей, которое обобщили и реализовали на практике немецкие публичные интеллектуалы, то есть архитекторы. В Петербурге же, как и везде в России, место народа занимает население, которое просто ложится под решения начальства, - пусть и ворча. И архитекторы не исключение. Просто потому, что согласиться с начальством – это оптимальный способ выживания, да и вообще деньги нужны. Как написал Дмитрий Быков в романе «Икс», «он всегда чувствовал, где сила, и безошибочно брал ее сторону. Это и есть мудрость, а какую вы еще видали?». При этом Быков, обратите внимание, в последнее время так называемый «народ», то есть население России, просто посылает к черту, потому цену ему и цену его бесплодности знает. Быков – столичный житель, до него долетает ветер Запада. А петербургский публичный интеллектуал творит утешительный миф об «особом городе» и о петербуржцах как «особом народе», что, на мой взгляд, получается невероятно пародийно. И я это говорю не уничижительно, а сострадательно, потому что петербургские интеллектуалы не имеют тех сил, навыков и свобод, которые в Европе есть у обычного бюргера. Сегодняшний петербургский интеллектуал не может признать очевидное: Петербург – это просто крупный российский провинциальный город, значительная часть которого внешне оформлена как европейская архитектурная декорация. То есть Петербург – это грандиозная потемкинская деревня, размер которой, однако, кружит голову и заставляет порой поверить в то, что это особая часть России или даже часть Европы. Так называемый петербургский интеллигент – это формально образованный человек, который пытается выдать жизнь или даже выживание в театральной кулисе за полный глубокого смысла спектакль.

Может быть, есть какие-нибудь яркие примеры?

Моя позиция радикальна.Я считаю, что в Петербурге невозможно сейчас быть интеллектуалом, потому что невозможно достичь тех целей, которые интеллектуалы перед собой ставят. Первая задача интеллектуала – упорядочивать хаос до уровня смыслов, и для этого, повторю, нужно работать в рамках условной западной парадигмы. Она неоднородна: есть англо-саксонский мир, есть континентально-европейский, но все равно нужно существовать внутри этого дискурса: этого словаря, этих понятий, этих идей. Если вы хотите конкретный пример, то лучшим примером будет отсутствие сегодня крупных имен и значительных центров интеллектуальной активности в Петербурге. Например, в Петербурге нет ни одного издательства, которое бы соперничало бы с московскими и тем более с мировыми. Есть два издательства – Ивана Лимбаха и Лимбус-Пресс, но они не могут соперничать даже с московскими Corpus или Ad Marginem. В Петербурге сегодня нет ни одного крупного писателя. Вообще ни одного, сколько-нибудь сопоставимого с Улицкой, Пелевиным, Сорокиным, Яхиной, тем же Быковым. Я могу выделить разве что Ксению Букшу – но давайте выйдем на Невский спросим, слышал ли кто про ее роман «Завод «Свобода»»?

Но ещё пять лет назад был жив Гранин, его уж точно можно было назвать «петербургским писателем»,  он умер только в 2017 году. Можно ли назвать ситуацию 5 лет назад принципиально другой?

Гранин - это человек не из «5 лет назад». А из «50 лет назад». Это ленинградец советской эпохи. А в советское время ситуация в Ленинграде была другая. Тогда, чтобы сделать себе в СССР имя, необязательно было из Ленинграда уезжать. Допустим, Битов уехал в Москву, а Гранин или Кушнер – нет. И то, что именно Ленинград породил Бродского, с которым ни один поэт советской поры не мог с ним соперничать по степени таланта, - очень показательная вещь. Но тогда была другая эпоха, в которую, например, уровень оплаты труда был одинаков в Москве и Ленинграде, а Ленинград имел тот плюс, что в нем еще и можно было затеряться, спрятаться в мире коммуналок и котельных. Ленинградские журналы «Аврора», «Нева», «Звезда» умели порой на повороте обойти «Юность», «Дружбу народов» или «Знамя». Театр БДТ был достойным соперником МХАТу. Этого больше нет. Хотите состояться как писатель, режиссер, дирижер – езжайте из Петербурга хотя бы в Москву, где есть хоть какие-то восходящие потоки. Ваш пример с Граниным – это пример ушедшей эпохи. Да, Гранин был – с моей точки зрения - отличным писателем нон-фикшн, его лучшие вещи – «Эта странная жизнь» (1974), «Клавдия Вилор» (1977), «Зубр» (1987)… Но попробуйте мне назвать хоть одного автора крутого нон-фикшн, кто жил бы сегодня в Петербурге. Петербурженка Ася Казанцева давным-давно в Москве… И так не только в нон-фикшн, а всюду. Мы не можем сегодня назвать ни одного петербургского музыкального театра, который мог бы составить конкуренцию немецкому музыкальному театру категории «B». Мы не можем назвать ни одного мирового уровня петербургского кинорежиссёра. И так далее… Россия – интеллектуально полумертвая страна, где выжить можно только в столице. А если мы возьмём европейскую модель, то там человек может жить не в столичном городе, но всё равно быть заметным маркером национального интеллектуального пейзажа. Скажем, один из лучших современных немецких режиссеров Фатих Акин живёт в Гамбурге и не собирается переезжать в Берлин. Зачем? Гамбург, Мюнхен, Дюссельдорф, Франкфурт, - всюду интеллектуальная жизнь! Баварская опера круче берлинской на Унтер-ден-Линден!

Может быть, Сокуров? Он же живёт в Петербурге и считается одним из лучших российских режиссёров.

Это хороший, но, к сожалению, очень печальный пример, даже с учетом оговорки, что я никогда не был поклонником Сокурова. Я считаю его, скорее, эпигоном Тарковского, которого тоже не больно-то люблю... Но это уже мои вкусовые проблемы. Но, тем не менее, ранние фильмы Сокурова были, на мой взгляд, гораздо интереснее и успешнее, чем то, что он делал в последнее время. «Дни затмения» или «Спаси и сохрани», вообще почти все, вплоть до «Отца и сына», а это 2003-й год, - подводило Сокурова к некому мощному, очень личному, в России табуированному высказыванию, которое он, однако, так и побоялся сделать. Цитируя московского поэта Андрея Чернова, «если бы Сокуров хоть раз снял предельно откровенный фильм о том, насколько прекрасно мужское тело, и насколько похабна на этом фоне женщина, это было бы мировое кинособытие, вошедшее в историю кино». Но Сокуров, как мне кажется, подходя близко, последний шаг сделать побоялся. Чем и обозначил свой масштаб на фоне, скажем, Пазолини. А страх для интеллектуала губителен. Дальше Сокуров стал снимать какую-то вампуку, включая хваленый «Ковчег», этот набор банальностей в кринолинах. Его последний фильм «Франкофония» показался мне совершенно ужасным, даже постыдным – именно в силу своей интеллектуальной пустоты. Там на всю ленту лишь две банальные мысли, обе с восклицательными знаками. Первая: «Раньше было лучше!» Вторая: «Культура гибнет!» Угу. Культура гибнет. Да Мандельштам еще век назад написал, что культура гибнет везде и всегда, что гибель – это ее естественное состояние! Казалось, можно было бы и усвоить… Вообще, Сокуров – к которому я очень хорошо, вместе с тем, отношусь как к человеку и гражданину, а в наше время, обратите внимание, хороший человек опять превратился в профессию – это яркий пример жизни петербургского интеллектуала после заката интеллектуальной эпохи.  Последней такой эпохой, когда одна из культурных осей мира проходила через Дворцовую площадь, было время конца 1980-х и 1990-х. Тогда в Ленинграде-Петербурге было всё лучшее: Владислав Мамышев-Монро, Алексей Кострома, Сергей Курёхин, «Новая академия» Тимура Новикова, Ольга Тобрелутц, Митьки, Алексей Герман (завершивший в 1998-м гениальный фильм «Хрусталев, машину!»), молодой Алексей Учитель, молодой Балабанов. Было лучшее в стране телевидение – «600 секунд», «Адамово яблоко», «Телекурьер», «Пятое колесо», «Музыкальный ринг». Лучшая рок-музыка – «АукцЫон», молодые Гребенщиков и Шевчук. В академической музыке именно в Питере в те годы - полный переворот: музыку пишут Леонид Десятников, Олег Каравайчук и Юрий Ханин, на сцене виртуозно наяривает на контрабас-балайке Бетховена «Терем-квартет». Кировский театр становится Мариинским, там полный сил дирижер Гергиев, там балетный триумвират: Диана Вишнёва, Юлия Махалина и Ульяна Лопаткина, там юный стажер Новосибирского театра Дмитрий Хворостовский – его дебют!.. В Петербурге в 1990-м, на месяц позже «Коммерсанта» в Москве, начинает выходить первая независимая газета «Час пик», вся вторая половина которой называется «Человек чувствующий», где утверждается, что частные мысли и чувства человека ничуть не менее важны, чем жизнь государства! Регулярную колонку в ней ведет сексолог Щеглов – потому что даже языка для описания сексуальной жизни в России нет! А еще в это время в городе над вольной Невой – первые в России сквоты, первый стрит-арт, кабаре «Хали-Гали», классическая гимназия, первые гей-клубы… В 90-е годы на короткое время в Петербурге сложилась уникальная мировая ситуация: не зря здесь Брайан Ино, Джоанна Стингрей и Михаил Шемякин дневали и ночевали…

Но у петербуржцев всегда есть «козырь в рукаве»: это архитектура города…

Да, это всё та же тема: «раньше было лучше». Заводящая в тупик. Попробуйте сказать при петербургском интеллигенте, что Зимний дворец – это просто утыканная кремовыми розочками коробка для обуви, что Растрелли – это просто пошляк, который впарил яркой, но дико необразованной Елизавете залежалый товар из аутлета итальянского барокко… Вот почему образованная Екатерина, став императрицей, его тут же убрала с глаз долой, заменив Кваренги… О господи, что тут начнется!.. Потому что убожество петербургской интеллектуальной мысли еще и в том, что дореволюционной архитектурой требуется непременно восхищаться. И это же убожество привело к ситуации, что сейчас на весь Петербург единственный реально крутой архитектор - это Сергей Чобан. И только, на мой взгляд, потому, что архитектурное бюро Чобана находится в Германии. Иначе получается мастеровитый петербургски й архитектор Герасимов, у него принцип «любой каприз за ваши деньги»: хотите, сделаю ну совсем как Растрелли или Штакеншнейдер, вы даже не отличите. Он очень талантливый, и сделает всё, что хочет заказчик – но в итоге это будет эклектика от эклектики, историзм от историзма. Взять его «Дом с грифонами» на Крестовском острове, где грифоны есть, но при этом нет ни одного балкона – это на Островах-то!.. И получается, что сегодня в Москве даже архитектура интересней. Она в массе своей тоже ужасна, я согласен, но лучшее, что появляется в Москве, не может появиться в Петербурге. В Петербурге, за исключением импортированной на деньги Абрамовича «Новой Голландии» вообще нет ни одного нового сильного решения городского пространства, типа Парка Горького в Москве.

А как можно описать жизнь петербургских интеллектуалов сейчас? Уже после СССР и 1990-х?

Интеллектуальная жизнь Петербурге мне напоминает сидение в болоте и дыхание через трубочку.  Эта трубочка может связывать человека либо с Европой, либо со Штатами, либо с Москвой – и только в этом случае жизнь в болоте возможна.  Я говорю так не понаслышке: мне было комфортно жить в Петербурге, когда у меня была работа в Москве. Когда я расстался с этой работой, я понял, что живу в болоте, где даже те, кто раньше казался мне интеллектуалом, комментировал любые мои высказывания о сегодняшней жизни в Петербурге примерно так: «О, московский студент приехал на каникулах в родную Самару!». Это очень характерно для Петербурга – реагировать на чужие наблюдения издёвками просто потому, что оппонент не третью жизнь подряд в городе живет... Если говорить о людях, которым Петербург дал огромный старт в советское время или в 90-е, то они либо уехали, либо превратились тени, неотличимые от пейзажа. Начиная Сергеем «Африкой» Бугаевым, заканчивая Сергеем Болматом – написавшим в 1990-х потрясающий роман «Сами по себе»! - или Павлом Крусановым. Написавшим в те же годы еще более потрясающий роман «Укус ангела». Что о них слышно в последнее время? Где Вергилий по питерской жизни 1990-х Илья Стогов? Где любимцы публики телеведущие Наталья Антонова или Иннокентий Иванов? В лучшем случае о них сегодня не известно ничего.

Это относится только к деятелям искусства?

Да, я говорю сейчас про них. Это не относится, например, к ресторанам: культура баров, ресторанов, кафе в Питере до сих пор интересна и необычна.

А, например, наука? Европейский Университет, название которого говорит само за себя, – это исключение из правила или тоже «пародия на Европу»?

Я думаю, это исключение, которое подтверждает правило. Как мы все знаем, история Европейского университета состоит из его постоянных закрытий и придушений. С ним поступали так же, как и со стрит-артом в Петербурге – он не вписывается в существующую провинциальную, подобострастную по отношению к начальству мыслительную среду. И несомненно, большой мегаполис (в Петербурге живёт столько же людей, сколько и в Финляндии: 5 миллионов) порождает разные уголки и закоулки, где можно отсидеться – то, что Дмитрий Быков называл «складками империи», вот туда горошиной этот университет при помощи Алексея Кудрина и закатился. Европейский университет – это чисто европейская институция. Но у меня вопрос: насколько ЕУ влияет на жизнь в Петербурге? Насколько известны профессоры ЕУ и выходцы из него? Сколько книг, аналогичных, скажем, «Эпохе Торгсина», «Опасным советским вещам» или «Это было навсегда, пока не кончилось» – написали их преподаватели? И это не моя претензия к ЕУ, это просто объяснение ситуации: очень узок круг тех, кто вообще знает о таком университете и имеет представление, чем там занимаются. Более того: в городе давно уже нет интеллектуального проводника для университетских идей. Ни газет, ни журналов, ни телевидения, ни радиостанций – кроме, разве что, отдельных попыток «Эха Петербурга». В городе даже радиостанции классической музыки нет! А только интернета недостаточно. Нужно, чтобы можно было еще, так сказать, ощутить тактильно интеллектуальную среду. ЕУ не определяет в Петербурге ничего, и это несравнимо с ситуацией в Бостоне, где Гарвард, MIT и еще полудюжина университетов определяют всё. Совершенно несравнимо с Оксфордом, где университет определяет жизнь города. И даже, если сравнивать с Москвой, всё совсем по-другому. Например, историк Евгений Анисимов преподает в Европейском, и это здорово. Но если мы, опять же, выйдем на Невский проспект и спросим: «Кто такой историк Анисимов?», боюсь, молчание будет нам ответом. Если мы спросим в Москве, кто такой Андрей Зубов, нам ответит уже большее количество людей. В этом и есть сегодняшнее отличие. Потому что в Москве у Зубова есть трибуна – радиостанции, лектории, у него интервью берут без конца – а у Анисимова такой трибуны нет. Я помню, как семь лет назад я делал лекторий внутри пространства «Ткачи» на Обводном канале, где, кстати, выступал и Анисимов. Там проходила выставка Icons, устроенная Маратом Гельманом – и вот лекторий был прямо среди огромных фресок Дмитрия Врубеля, где перерисованные снимки какой-нибудь кривозубой гопоты сопровождались евангельскими цитатами. Ну и, в итоге владельцы «Ткачей» дико всего перепугались и всех оттуда вместе с Гельманом выставили. Вот вам и вся интеллектуальная жизнь. И Марат Гельман сначала вернулся в Москву, а потом переехал в Черногорию.

А в чем заключалось отличие Москвы от Петербурга раньше?

А раньше, на мой взгляд, интеллектуальный был перевес как раз у Петербурга. В 1990-е годы, - однозначно. Да порою и в советское время. Я сам когда-то сбежал из Москвы, чтобы быть в центре мыслительной деятельности, там такая компания была вокруг журнала «Аврора»: писатель Александр Житинский, критик Самуил Лурье – вот уж кто был интеллектуалом из интеллектуалов... И даже если не говорить о таком далёком времени, то ещё 5 лет назад был шанс стать публичными интеллектуалами у мыслящих людей. У тех, кто писал и пишет тексты. В том числе и в издания «Город-812», «Бумага», «Фонтанка». «Фонтанка», на мой взгляд, заметное интеллектуальное явление в жизни Петербурга, потому что его создают не интеллектуалы, а бывшие менты. У них броня прочнее и они меньше подвержены «опусканию». Но сейчас люди, пишущие туда тексты, все чаще пишут их по простому принципу – петербургской веры, ничуть не отличающейся от веры в бога. «Да, мы петербуржцы, да, мы особые люди, да, другим этого не понять, и вообще, здесь нужно родиться в третьем поколении, чтобы осознать нашу особую духовность». После чего мне всегда хочется сказать: «А не пошли бы вы в пизду?». Я надеюсь, что феминистки меня не осудят за такую формулировку. Но в этом вся суть петербургской интеллектуальности – судить по происхождению и отгораживаться от мира. Это вещь, которая давно постыдна в западном интеллектуальном мире. И глубоко провинциальна. Ведь особенность столицы в том, чтобы хватать и тащить к себе всё, что есть лучшего. А особенность провинции – отсеивать всех, кто не подходит по критерию происхождения. У меня был забавный случай, когда на конкурсе «Золотое Перо» мне сказали: «Дима, ты не петербургский журналист!» на основании, что все мои основные тексты публиковались в Москве. Ну, ок. Раз так, я недостоин с вами соревноваться. И эти чудовищные провинциальные претензии лишь нарастают. Однажды одна известная петербургская публицистка и театральный критик забанила меня за высказывание о том, что, на мой взгляд, в Петербурге сегодня нет ни одного музыкального театра высшего класса. Ну, я все-таки кое-что в мире посмотрел и послушал, и могу сказать, что обоими оркестрами Петербургской филармонии можно восхищаться лишь до тех пор, пока в Берлинской филармонии не побывал. Это всего лишь моя частная точка зрения. Но в ответ я получил гневную отповедь, что в Петербурге есть лучший мире музыкальный театр «Зазеркалье», - что для человека, который любит музыку, звучит как анекдот. Сегодня, в конце концов, необязательно лететь в Париж, чтобы посмотреть в «Опера Бастий» сдвоенную постановку «Иоланты» и «Щелкунчика» Чернякова. Театр «Зазеркалье» - к, сожалению, не представляется важной институцией в мировой музыкальной культуре. Даже Мариинский театр в оперной своей части никак не может на неё влиять. Какая оперная премьера в Мариинке последний раз наделала шум?..

Получается, единственный выход для сегодняшнего петербургского интеллектуала – это оглядываться на Запад?

Да. Ну, есть ещё один путь, более сложный: послать весь мир к чёрту и сказать, что он идёт не в ногу. Изобрести свою концепцию, свою парадигму,  свой дискурс. Такие случаи время от времени происходят, правда, не в Петербурге, - и они очень забавные. Дугин, например, с его концепцией евразийского пути. Все эти идеи, что мировой порядок определяется битвой сил «Суши» и сил «Моря»… Это глупо, бесполезно, это детский сад, геополитика в коротких штанишках, - и, на мой взгляд, никуда не ведёт. Единственный шанс спастись для петербургского интеллигента – это существовать вне петербургской парадигмы, - как минимум, мысленно. Но еще лучше – все-таки окунуться в ту среду, которая плодоносит интеллектуально. Как, например, это сделал один из разработчиков теории гибридных режимов политолог Владимир Гельман: ленинградец, питерец, который работает сегодня в хельсинкском университете. Он - такая Екатерина Шульман в штанах, и, думаю, именно Хельсинки спасли его от петербургского прозябания. Да и Шульман на плаву только потому, что она в Москве. В Петербурге вряд ли бы у неё получилось стать самодостаточной: кто бы ее слушал? Да и по какому каналу распространялись бы ее мысли? Вообще, на мой взгляд, лучший совет всем, кто хочет быть интеллектуалом в Петербурге, - это уехать из Петербурга. Как минимум, в Москву.

Получается, парадокс: Москва на самом деле ближе к Европе, чем Петербург?

Да, мне так кажется. Не могу сказать, почему так получилось, но определённо Москва – хамская автократическая столица – ближе к Западу, чем любой другой город России. Может быть, потому, что власть государств третьего мира, чувствуя свою уязвимость в истории, пытается приручить интеллектуалов – и привечает их. Не знаю. Когда я жил в Петербурге, я сам страдал: я любил там жить, а в Москве ненавидел. Но я понимал, что вся интеллектуальная деятельность, весь melting tank, правильный котел идей – не на Неве, а возле Кремля.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив