Первый фуд-блогер
elika — 31.05.2025
В декабре 1802 года в Париже вышел «Альманах Гурманов,
призванный руководствовать любителями вкусно поесть». Фамилия
автора на обложке отсутствовала (там значилось только: «Сочинение
старого знатока»), но зато внутри книги был указан его адрес.
Парижане из светских и литературных кругов прекрасно знали, что в
доме 8 по улице Елисейские Поля (теперь это улица Буасси д’Англа)
проживает Александр-Балтазар-Лоран Гримо де Ла
Реньер.

Это был сын богатого, но незнатного генерального
откупщика и высокомерной аристократки
(которая, по преданию,
сказала после родов: «Стоило ли так сильно мучиться, чтобы
произвести на свет простолюдина!»), Александр-Балтазар-Лоран
Гримо де Ла Реньер родился 20 ноября 1758 года и с юных лет охотно
демонстрировал презрение к укладу жизни своих родителей. Ходили
даже слухи, что однажды он собрал во дворе отцовского особняка
нищих и, завидев знатных гостей матери, возопил:
«Подайте
несчастным, разорённым генеральными откупщиками!» А ещё
рассказывали, что, когда отец решил уменьшить выдаваемые ему на
прожитие суммы, он принялся развозить друзей в своей карете за
деньги, словно в наёмном фиакре, — впрочем, сумму, заработанную
извозом, раздал нищим.
Но всё это были сущие мелочи по сравнению с роскошным
«театрализованным ужином», который Гримо устроил 1 февраля 1783
года в родительском особняке и о котором ещё долго судачил «весь
Париж». Стражи, встречавшие гостей у входа в дом, требовали у них
приглашение в следующих выражениях:
«Вы пришли к господину де Ла
Реньеру-кровопийце или же к его сыну, защитнику вдов и сирот?»
А оливковое масло и свинину, которыми угощали гостей, Гримо
рекомендовал как продукты, купленные в лавках, принадлежащих
кузенам его отца.
В общем, эти выходки так надоели родителям, что они решили
употребить свою власть и в апреле 1786 года сослали сына в
Лотарингию, в Домеврский монастырь. Местные монахи не только не
принуждали Гримо к аскетизму, но, напротив, преподали ему первые
уроки гурманства, которое молодой фрондёр поначалу презирал. Из
монастыря Гримо выпустили в 1788 году. Революционные годы он провёл
вдали от Парижа — к счастью для себя, ибо окна родительского
особняка выходили как раз на ту площадь Согласия
(тогда она
именовалась площадью Революции), где стояла гильотина. В 1794
году Гримо возвратился в Париж, причём к этому моменту его
демократические симпатии сильно потускнели, а состояние столь же
сильно уменьшилось. Пришлось зарабатывать на жизнь литературным
трудом, сочиняя критические статьи для разных периодических
изданий.
Рецензентом Гримо был блистательным, однако если бы он продолжал
писать о книгах и спектаклях, то вряд ли завоевал бы себе
сколько-нибудь долговечную славу. Знаменитым Гримо де Ла Реньер
стал благодаря тому, что нашёл для своего дара новое применение —
начал рецензировать не книги, а… продукты и кушанья, магазины и
рестораны
(в общем, стал фуд-блогером :))

В
середине ноября 1802 года он задумал и стремительно, за шесть
недель, сочинил «Альманах Гурманов» на 1803 год. В этой книге
определилась структура, которая сохранена во всех остальных томах,
или «годах»
(всего с 1803 по 1812 год их вышло восемь). На
фронтисписе изображена некая сцена из жизни гурмана, которая
подробнейшим образом описана на обороте титульного листа. Затем
следует посвящение какому-либо гурману из числа современников
автора, за ним — предисловие, и дальше Гримо переходит к сути дела,
а именно к еде. Рассказ о ней ведётся —
что было одним из
новшеств! — вовсе не в форме поваренной книги
(их во Франции
к тому времени и так вышло уже немало). Сам Гримо говорил,
сравнивая себя с предшественниками:
«Мой
"Альманах Гурманов" имел успех потому, что был написан вовсе не в
том стиле, в каком пишут эти господа, и что в нем имелось кое-что
помимо формул и рецептов, кончающихся неизбежным "подавать в
горячем виде". Ведь я первым открыл способ писать, который затем
нарекли гурманской литературой».
И это чистая правда.
Строго говоря, кое-какие рецепты присутствуют и у Гримо, но рецепты
эти совсем особенные, ибо изложены они «весьма забавным слогом».
Например, в главе «О дроздах» рассказано о некоем блюде под
названием «можжевеловые дрозды». Рецепт заимствован практически
дословно из кулинарного словаря середины XVIII века, но в конце
прибавлена фраза, в словаре немыслимая:
«Рагу получится именно
то, о каком говорят: пальчики оближешь; под таким соусом можно
запросто съесть родного отца» (в примечании к этой фразе Гримо
возмущается тупостью некоего лионского дворянина,
«который в
письме к издателю "Альманаха Гурманов" обвинил его автора в
людоедстве, причём и не подумал оплатить почтовую
доставку!»).
Но главное не в рецептах. Из первого тома «Альманаха Гурманов»
читатель не мог узнать в подробностях, как готовится «страсбургский
пирог»
(паштет из гусиной печёнки), но зато он мог узнать,
что именно чувствует гусь, которого откармливают для этого паштета,
подвергая всяческим мучениям:
«Пожалуй, эту жизнь можно было бы назвать совершенно
невыносимой, когда бы гуся не утешала мысль об ожидающей его
участи. Ведь гусь знает, что страждет недаром, что колоссальная
печенка его, нашпигованная трюфелями и одетая замысловатою коркою,
стараниями господина Корселле (хозяина продуктовой лавки) разнесёт
его славу по всей Европе, — и потому покоряется своей участи
безропотно, не проронив даже слезинки».
Вообще, по всем восьми выпускам «Альманаха Гурманов» остроумные
афоризмы разбросаны в таком количестве, что при цитировании трудно
остановиться. Вот, к примеру, о спиртных напитках:
«Патриоты 1793 года заменили сиропы водкой; их царствие
окончилось, царствие же водки длится по сей день, и на наших глазах
прекраснейшие женщины новой Франции опрокидывают рюмки с
киршвассером так же непринуждённо, как женщины Франции старой
попивали оршад. Каково житьё, таково и питьё».
Вот о мягкости пищи:
«Ничто
так не губительно для аппетита, как кусок, который невозможно
разжевать; упругие телеса — дело хорошее, но не в собственной
тарелке».
Или вот о женском поле:
«Индюшек
преклонного возраста допускают на наши столы лишь при условии, что
их долго душили на медленном огне: так тяжко приходится
представительницам прекрасного пола, когда молодость позади.
Прошедшие радости исчезают из памяти, а с ними и чувство
признательности».
А однажды Гримо написал:
«Мы не знаем, как звали того, кто
первым додумался варить из фруктов варенье. Какая жалость! Мы
воздвигли бы ему памятник из леденцов и произносили бы его имя,
облизываясь». Ну, а памятником самому Гримо, безусловно, служат
творения бесчисленных продолжателей его гастрономических хроник.