Первая спецоперация Кремля за пределами России

sergeytsvetkov — 06.05.2019 Первая тайная спецоперация Кремля за пределами России связана с именем Бориса Федоровича Годунова.

Человек незнатный и не родовитый, Годунов вошел в силу благодаря опричнине. Иван Грозный сделал его своим кравчим — распорядителем за царским столом. С влиятельным кравчим почел необходимым породниться Малюта Скуратов, который выдал за него свою дочь. А затем сестра Бориса Ирина стала женой царевича Федора.

В 1584 году возле умирающего царя сцепились Годунов и Бельский. По их наущению Иван Васильевич каждый день составлял и менял завещания. Бельский настраивал его вручить управление государством в руки австрийского эрцгерцога Эрнеста, которого царь некогда хотел сделать польским королем. Борис оказался ловчее: добился передачи престола Федору и назначения при нем опекунского совета, куда вошел он сам, Бельский, боярин Никита Романович Захарьин (отец царицы Анастасии, первой супруги грозного царя) и князья Иван Федорович Мстиславский и Иван Петрович Шуйский. Малолетнему царевичу Дмитрию с матерью (Марией Нагой) царь назначил в удел Углич; воспитание царевича вверил Бельскому.

18 марта 1584 года грозный царь умер.

Первое время после смерти Ивана Васильевича в опекунском совете установилось равновесие сил. Годунов скромно сидел на четвертом место; первое по старшинству занял Никита Романович, за которого горой стояли москвичи и братья Щелкаловы, Андрей и Василий Яковлевичи, влиятельные дьяки посольского и разрядного приказов. Двое других опекунов, родовитые и бессильные, осторожно искали союзников в Кремле и за его стенами. Мстиславский, делавший вид, что доволен и тем, что с ним хотя бы советуются, втихомолку подбивал к возмущению бояр; Иван Петрович Шуйский, имевший вес в среде московского купечества и духовенства, как защитник Пскова от войск Стефана Батория, толковал о похищении царских прав безродным татарином (Годуновым) и горевал об унижении Рюриковичей.

Но вскоре старого Никиту Романовича разбил паралич. Мстиславский и Шуйский распрямились, стали возвышать голос в совете. Годунов затаился, стараясь угадать, с какой стороны будет нанесен удар. Неожиданную помощь ему оказали дьяки Щелкаловы. Если верить нашим летописцам, Борис и братья дали друг другу «клятву крестоклятвенную», чтобы всем троим согласно искать «к царствию утверждения», то есть преобладания в правительстве. Старший Щелкалов был не прочь, кажется, поучить Бориса уму-разуму: вызвался быть для него «наставником и учителем» в житейской науке, «как перейти ему от нижайших на высокие и от малых на великие и от меньших на большие и одолевать благородных». Дети опричнины сплачивались против родовой знати.

Первым пал Мстиславский. Его обвинили в том, что он хотел убить царского шурина, заманив его к себе на пир. Неизвестно, заходил ли Мстиславский в своих планах свержения Годунова так далеко – все-таки он приходился Борису названным отцом! Может быть, обвинение против него было ложным, полученным хорошо известным в Московской Руси способом. В разрядный приказ вдруг приходило несколько дворовых людей неугодного царю боярина и давали против него показания. Хорошие, ценные показания. Этого было достаточно для опалы. Как бы то ни было, в 1585 году Мстиславского постригли и сослали в Кирилло-Белозерский монастырь. Чтобы расправа не выглядела огульным гонением на знатный род, место Мстиславского в думе сохранили за его сыном Федором Ивановичем.
Затем Годунов и Щелкаловы вспомнили об одной особе, которую ввиду бездетности Федора следовало как можно скорее вырвать из рук воинственного Батория. Поразмыслив, Борис вызвал к себе англичанина Джерома Горсея. Управляющий московской конторы Английской торговой компании по просьбе боярской думы на днях должен был отправиться в Лондон, чтобы объявить королеве Елизавете о воцарении Федора. На вопрос Годунова, не возьмет ли он на себя еще одно, тайное и чрезвычайно важное поручение, Горсей любезно ответил, что всегда рад услужить лорду-протектору. Дальнейшее известно по его рассказу.

В Риге жила женщина, носившая громкий титул королевы Ливонии. Это была Мария Владимировна, одна из двух дочерей князя Владимира Старицкого, брата Ивана Грозного. После казни князя Старицкого, царь надолго забыл о своей племяннице и вспомнил о ней, когда начал Ливонскую войну. В то время он мечтал создать вассальное Ливонское королевство, возложив его корону на датского принца Магнуса, во что бы то ни стало желавшего поцарствовать, все равно где. Чтобы обеспечить верность принца, Иван Васильевич заставил его жениться на русской княжне. Поскольку Магнус был протестант, царь придумал особую форму бракосочетания: перед алтарем обряд венчания над невестой совершал православный священник; пастор делал свое дело в дверях храма. Таким образом, молодые венчались, стоя врозь друг от друга, зато святыня храма не была осквернена еретиками.

Марии Владимировне едва минуло 13 лет. Вся дальнейшая ее жизнь была чередой лишений и испытаний. Царь обещал Магнусу дать за невестой кучи золота и серебра, но прислал лишь рухлядь и платья. Супруга сразу опостылела принцу. Он переметнулся к Баторию, который также оказался щедр лишь на обещания. Так и не примерив ливонской короны, Магнус умер в то время, когда Ливония, разоряемая со всех сторон, стала добычей Батория. Король назначил Марии Владимировне и двум ее дочерям скромную пенсию и отослал их в Ригу под надзор виленского кардинала Ежи Радзивилла, большого охотника до общества молодых ливонок. Баторий надеялся разыграть эту карту в том случае, если Федор Иванович умрет бездетным.


Вид на Ригу. Слева - Рижский замок, место пребывания Марии Владимировны с дочерями.

Однажды вечером, когда Мария Владимировна готовила девятилетнюю дочь Евдоксию ко сну, расчесывая ей волосы, в ее комнату вошел незнакомый бородач в английском камзоле. Это был Горсей, без труда получивший от Радзивилла разрешение повидать пленницу. Он попросил позволения поговорить с ней наедине. Мария Владимировна с удивлением ответила, что не знает его, но все же отошла с ним к окну. Горсей под большим секретом сообщил ей, что царь Федор Иванович, узнав, в какой нужде она живет, просит ее вернуться в родную страну и занять там достойное положение в соответствии с ее царским происхождением и что лорд-протектор Борис Федорович Годунов, в свою очередь, также изъявляет свою готовность служить ей. Мария Владимировна выразила опасение, что в Москве с ней поступят так же, как с другими вдовами: разлучат с дочерью и постригут в монастырь.

— Но вы не простая вдова, а кроме того, время изменило этот обычай: теперь те, кто имеет детей, не принуждаются к пострижению, а остаются растить и воспитывать их, — заверил ее Горсей.

Страстное желание обрести свободу заглушило в несчастной ливонской королеве голос благоразумия, и во время второго визита Горсея она ответила согласием. В тот же день в Москву поскакал гонец, везя в подкладке кафтана письмо Горсея с отчетом о выполнении поручения.

Получив согласие Марии Владимировны на возвращение, Годунов, по всей вероятности, добился от польского сейма ее выдачи (впрочем, Горсей пишет, что ливонскую королеву «весьма ловко выкрали»). Почтовые лошади, заготовленные на всем пути от Нарвы до Москвы, в считанные дни доставили королеву с дочерью на родину. Годунов принял их, как обещал, с почестями. Наделил вотчинами, деньгами, сулил молодой вдове в скором времени знатного жениха. Но вместо всего этого последовало заточение обеих женщин в Подсосенский монастырь (близ Троице-Сергиевой лавры).

Согласно надгробной надписи, Мария скончалась в июне 1597 года: «Лета 7105 июня 13 дня преставися благоверная королева-инока Марфа Владимировна». Но другие источники упоминают ее в числе живущих во времена Смуты.

Я зарабатываю на жизнь литературным трудом, частью которого является этот журнал.
Звякнуть копеечкой в знак одобрения можно через
Яндекс-деньги 41001947922532
или
Сбербанк 5336 6900 4128 7345
Спасибо всем, кто уже оказал поддержку!

Мои книги

Последняя война Российской империи



Другие

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив