Первая жертва

Защита Белоусова, как и сам обвиняемый в своем последнем слове, просили у суда полного оправдания.

«Я не убийца, не насильник, не вор, — сказал Олег. — Я спокойно жил полвека, никому зла не желал, последние двадцать лет занимался преимущественно реабилитацией сына-инвалида».

Адвокат Олега Григорий Григорьев в прениях перед вынесением вердикта также подчеркнул, что в действиях его подзащитного нет состава преступления: «Его судят за слова, которые ему не принадлежат и которые он даже не произносил».

Ева Гюнтер, зачитывая приговор, отметила, что «учла смягчающие обстоятельства». А именно — то, что у Белоусова на иждивении находится неизлечимо больной сын и сам подсудимый страдает несколькими хроническими заболеваниями. Защитник отказался от оценки строгости решения судьи, но сообщил журналистам, что, скорее всего, в ближайшее время оно будет обжаловано в Городском суде Петербурга.

Олег Белоусов — один из восьми петербуржцев, которых сейчас судят за «фейки» о российской армии. Но ему, в отличие от других обвиняемых, вменяли сразу две уголовные статьи: ст. 207.3 УК РФ «Публичное распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации об использовании ВС РФ» и ст. 280 УК РФ «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ».

Как следует из материалов уголовного дела, Белоусов рассуждал о специальной военной операции на территории Украины в переписке в социальной сети «ВКонтакте».

Сообщения, которые он оставил в чате группы «Питерские копатели», возмутили одного из пользователей соцсети — Сергея Чмыхуна, и тот написал заявление в полицию. Оперативники петербургского Центра «Э» три процитированных Белоусовым высказывания расценили как «фейки» о действиях ВС РФ в зоне СВО.

— Одно из сообщений Белоусову вообще не принадлежит, — отметил в интервью «Новой газете» адвокат обвиняемого Григорий Григорьев. — Следователь просто взял и приписал Олегу то, чего он не писал, и на этом выстроил значительную часть обвинения.

Как рассказывала «Новая», Белоусова задержали в собственной квартире ранним утром 27 июня и сразу же отправили под арест. 13 декабря дело передали в суд.

В ходе судебного следствия судья Ева Гюнтер опиралась преимущественно на выводы экспертов СПбГУ — лингвиста Аллы Тепляшиной и политолога Анны Волковой.

Хотя даже привлеченные обвинением специалисты сумели найти «некоторые признаки побуждения к насильственным действиям» только в одном из трех сообщений, процитированных Белоусовым.

— Кроме того, согласно материалам дела, следователь запрашивал лингвистическо-политологическую экспертизу. Формально над ней работали два эксперта: филолог и политолог. Однако на допросе в суде Алла Тепляшина сообщила, что фактически в экспертизе участвовали еще и социологи, и юристы, которых она не знает. Во-первых, Уголовно-процессуальный кодекс запрещает передачу материалов следствия третьим лицам, так нарушается подписка о неразглашении данных. А во-вторых, такая экспертиза уже не является лингвистического-политологической, — еще раз напомнил адвокат в суде 29 марта.

Экспертизу Григорий Григорьев оспаривал на протяжении всего судебного процесса, требовал признать недействительной и исключить из числа допустимых доказательств. Гюнтер эти доводы проигнорировала. Теперь, по оценке защиты, это может стать основанием для отмены приговора в вышестоящей инстанции.

— Больших надежд на справедливость российских судей ни у меня, ни у моего подзащитного нет, — сказал «Новой» Григорий Григорьев.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

— Первый приговор за «военные фейки», вынесенный сегодня в Петербурге, будет ориентиром для других судей, которые сейчас рассматривают аналогичные дела. Особенно — те, в которых обвиняемые не признают вину.

Все процессы по статье 207.3 УК РФ в Северной столице идут неспешно.

Всем адвокатам, участвующим в них, уже давно стало ясно: никто из судей не хотел быть первопроходцем. Всем были нужны ориентиры.

Конечно, пять с половиной лет лишения свободы для Олега Белоусова — это не семь «гориновских» и не восемь с половиной «яшинских». Это минимальное наказание (но не ниже низшего предела, что технически тоже было возможно) по вменяемым ему статьям.

На первый взгляд это не самая плохая новость для остальных обвиняемых и не самый плохой ориентир.

Но если вдуматься, о чем мы вообще говорим?

Пять с половиной лет тюрьмы инвалиду, который в одиночку содержит сына — тоже инвалида.

По статье, которой по большому счету в уголовном кодексе и быть не должно. По статье, предусматривающей другие варианты наказания, кроме реального срока. Да, могло и быть хуже. Но если вместо очень плохих новостей появляется просто плохая, она от этого в хорошую новость не превращается.