Печенье

он лежит на своей кровати, в своей комнате, дверь наполовину открыта, и из-за неё доносится обычный домашний шум: звенит посуда, льётся вода, вот стукнула дверца кухонного шкафа, мама, наверное, что-то готовит на завтра, скоро она придёт и тихо прикроет дверь, чтобы все эти вечерние звуки его не беспокоили, хотя он сто раз просил: пожалуйста, не надо, пусть дверь будет открыта. О том, что он боится спать, если дверь закрыта, он не говорит, он слишком большой для таких глупых страхов, ему стыдно признаться, что, если дверь закрыта, на него накатывает паника, конечно, никаких чудовищ под кроватью не существует, конечно, там никого нет, это всё детские выдумки, он слышит
шорох шагов ночного дежурного и замирает, изо всех сил надеясь, что всё в порядке, к счастью, шаги шаркают мимо, он делает один долгий, облегчённый выдох и слышит, как эхом один за другим вздыхают его соседи, повезло, сегодня никого не накажут, теперь можно вытянуть руку и
осторожно вытащить руку из-под одеяла, взять со столика печенье, которое мама положила туда перед тем, как выключить свет, и – нет, не есть его, а опустить вниз, замирая от страха перед неизвестно чем, и уронить печенье под кровать, в дурацкой надежде таким образом задобрить то страшное, жуткое, неизвестное, которое там прячется. Он не может перестать думать о том, что это страшное вот-вот
схватит его за руку, ещё немного – и он дотянется, и пальцы сцепятся с пальцами, он, конечно, завопит, но это будет уже неважно, совершенно неважно, потому что он не отпустит его, вцепится изо всех сил, и обязательно, обязательно вытащит себя из-под кровати, а дальше – дальше на крики прибежит из кухни мама, и всё будет хорошо, всё обязательно, непременно будет хорошо, он сделает так, что ничего плохого не произойдёт, что они уедут – уедут все вместе, они ему поверят, а как они смогут не поверить, ведь это же будет он, правда? Он протягивает руку наверх, уже не заботясь о том, чтобы это было незаметно, потому что ночной дежурный ушёл, а следующий обход будет не раньше, чем через час, он тянется, пытаясь в темноте нащупать другую руку, чтобы
не дать тому, кто прячется под кроватью, схватить себя, это днём ему смешно, а ночью – ночью он всерьёз чувствует, что его рука не просто опускается под кровать, нет, он чувствует, что она куда-то проваливается, и это "куда-то" - очень плохое место, а ведь печенье, конфеты и всё прочее на самом деле пропадает, вы скажете – мыши, вы скажете – мама убирается, пока он в школе, говорите, что хотите, а он-то знает, он чувствует, что его
вот-вот коснутся чужие пальцы, ещё совсем немного, и он схватит его за руку, ещё чуть, чуть и
он отпускает печенье, поднимает - отдёргивает - руку и прячет её обратно под одеяло, на самом деле, прячется туда весь, целиком, свернувшись калачиком, повторяя про себя: вот, это тебе, только не трогай меня, только оставь меня в покое, пожалуйста,
дурак, дурак, какой же я был глупый дурак, отчаянно думает он, зажмуриваясь как можно крепче, но я всё равно здесь, я всё равно буду пробовать до тебя дотянуться, дурак,
теперь можно спать, тот, который под кроватью, забрал печенье и ушёл – хотя бы до завтра, хотя бы
в темноте он засовывает в рот хрустящий кусочек теста и долго держит так, не жуя и не глотая, чувствуя совершенно невыносимый, прекрасный вкус дома, если бы не это, он бы, конечно, решил, что всё выдумывает, что просто-напросто сходит с ума, но печенье – вот оно, медленно тает у него во рту, самое настоящее, мамино, а значит, всё взаправду, и завтра он попробует дотянуться до него, до того себя, снова.
Завтра.
|
</> |