Пашка

Заседание городского суда прошло буднично. Пашка понял, что мать лишили родительских прав, а его определяют в детский дом или, как выразилась судья – «временно помещают в организацию для детей, оставшихся без попечения родителей».

Мать истерично кричала, что будет жаловаться, что отнимают у
матери единственного ребенка! Присутствующим было неловко смотреть
на опустившуюся женщину, в мятой, пропахшей табаком одежде,
обрюзгшую от вечной пьянки.
На этом заседание суда закончилось. Пашка ожидал подобного решения
и не расстроился, тем более, к матери сыновних чувств не испытывал,
впрочем, как и она к нему – материнских. К Пашке подошла пожилая
женщина с усталыми глазами. Галина Ивановна – узнал Пашка, директор
городского детского дома.
- Идем, Павел, - сказала она и положила руку на его плечо, – у нас
тебе будет лучше.
Пашка резким движением сбросил с плеча руку и смерил ее колючим,
недоверчивым взглядом. За десять прожитых лет он уже повидал
взрослых и уяснил: чем лучше они к тебе относятся, тем больше потом
от тебя потребуют.
Сбегать в соседний дом за «ханкой» или передать маляву – это еще
так-себе. Приходилось и на стреме постоять, пока мамкины
собутыльники обносят ларек или квартиру. На большее он не
соглашался.
В первый же день, после ухода воспитателей, детдомовцы с выдумкой,
но без злобы «прописали» вновь прибывшего. Пашка решил пока
следовать детдомовским законам и не выеживаться.
Ему не понравилось здесь. Курить – нельзя, отбой и подъем – по
расписанию, да еще в школу ходить – обязательно. Что хорошо – так
это вкусная, сытная еда и теплая одежда, выданная к холодам.
Задерживаться здесь он не собирался и только ждал удобного
случая.
Галина Ивановна, добрая и отзывчивая на детское горе женщина,
заведовала детдомом много лет. Ее бывшие подопечные съезжались
каждый год в день очередного выпуска ребят, поддерживали, помогали
им найти свое место в большом мире.
Приходили и в праздники, да и просто так забегали. В общем считали
себя старшими братьями и сестрами воспитанников. Много души и
нервов было вложено в каждого из них, но большого сердца Галины
Ивановны хватало на всех.
И вот теперь – Пашка… Несколько раз она пыталась поговорить с ним,
но чувствовала, что пробиться через коросту, годами нараставшую на
душе этого волчонка, будет непросто. Нужно время.
Он ушел ноябрьской ночью, пока не выпал первый снег. Кроме одежды
прихватил плотный полиэтиленовый пакет, в который высыпал кастрюлю
котлет, приготовленных на утро ребятам, булку хлеба и большую пачку
чая.
На первое время хватит, а там можно будет откупорить заначку.
Открыв половинку окна, выбрался из детдомовской кухни, створку
аккуратно прикрыл и двинулся глухими улицами - за город.
Дойдя до конечной остановки автобуса, под неярким светом фонаря
набил полкармана «бычков» и двинулся дальше – к садовым участкам.
Это место он выбрал загодя, еще до суда, предвидя подобный исход
дела.
Заброшенный домик на краю участков, заросший бурьяном и с
поваленным забором – необитаем, дураку понятно. Двери и стекла – на
месте. Стараясь быть незамеченным, натащил сюда старых одеял, пару
матрацев, подушку – все это позаимствовал в опустевших после
летнего сезона домиках.
Сюда же заранее перенес заначку – металлическую коробку с деньгами,
что натырил по карманам у мамкиных собутыльников – пока они спали
мертвецким сном. Надо отсидеться недельку, а потом – в Сочи. Денег
должно хватить.
Дойдя до места, огляделся. Все чисто. Осторожно вошел в домик. В
свете наступающего утра убедился – все на месте, незваных гостей не
было. Выложил из пакета припасы – котлеты издавали приятный аромат.
Умеют все-таки готовить детдомовские повара!
Первым делом распотрошил бычки, скрутил цигарку и закурил. Отвыкший
от табака, почувствовал головокруженье и тошноту. Захотелось на
свежий воздух – продышаться. Открыв дверь на улицу, он пошатываясь
вышел на крыльцо и присел, прикрыв глаза.
Дурнота проходила, но глаза еще застилала пелена слез. Сквозь них
он и разглядел, как из бурьяна высунулась голова кошки, потом она
показалась вся. Осенний ветер ерошил шерстку на костлявом
тельце.
«Трехшерстная» - отметил про себя Пашка.
- Голодная? Котлеты учуяла? – Кошка стояла молча, настороженно
поглядывая на Пашку. – Похоже, ты тоже осталась без попечения
родителей, – Пашка хохотнул. – Ну заходи, поделюсь с тобой чем Бог
послал. Пашка вошел в дом, кошка юркнула за ним. Он достал из
пакета две котлеты, одну стал жевать сам, другую бросил кошке. Та с
жадностью кинулась на подношение, но есть не стала. Схватив
котлету, она подошла к дверям и сдавленно мяукнула.
- Ешь здесь, можно, – с набитым ртом предложил Пашка, но кошка
ждала. – Ладно, иди.
Пашка приоткрыл дверь и стал наблюдать за незваной гостьей. Та
пересекла участок и забралась в груду досок, бывших когда-то
собачьей конурой.
Он последовал за ней и заглянув в конуру даже присвистнул – котлету
урча и давясь поедали два котенка, а мама-кошка, ни кусочка не
съев, вылизывала их, прикрывая от осеннего ветра своим худеньким
тельцем. От увиденного у Пашки почему-то защемило в груди.
- Вот бы мне такую маму, - прошептал он, решительно сгреб хвостатое
семейство и направился в домик.
– Будете жить со мной! - сказал он маме-кошке, и она замурчала,
наверняка поняв смысл его слов.
Все утро он возился с котосемейством, кормил их котлетами, играл с
котятами. Кошка с благодарностью смотрела на него, однажды даже
подошла, потерлась о Пашкину щеку, что-то мяукнула и прилегла на
разложенный на полу матрац.
Ближе к полудню Пашка сообразил, что с кошкой что-то неладно. Она
не вставала, носик был сухой и горячий, а тельце временами
сотрясала дрожь.
Котята безмятежно спали, укутанные одеялом, а Пашка нянчился с
кошкой, грея ее за пазухой казенного пальто. Что-то рассказывал ей
и просил потерпеть. Кошка благодарно мурчала и даже лизнула его в
щеку, отзываясь на заботу и ласку. Но ей становилось хуже и
хуже.
Сообразив, что без врачебной помощи она может погибнуть, Пашка
забрал всю заначку, завернул кошку в одеяльце и почти бегом кинулся
к конечной остановке автобуса. Благо он был на месте и тронулся,
едва Пашка с кошкой на руках зашел в двери.
Ветеринарная клиника была в соседнем квартале с детдомом, но Пашка
уже не думал о последствиях.
«Надо спасти маму-кошку, - накрепко засело у него в голове, - а там
– будь что будет».
Прием шел по записи. Но молодой врач, окинув взглядом Пашку,
чему-то улыбнулся и пригласил его в приемную вне очереди.
- Давай сюда твою страдалицу, - доктор ловко развернул одеяло.
Позвал на помощь медсестру и, выставив Пашку за двери, приказал
ждать. Ждать пришлось минут тридцать. Вышел тот же доктор и присев
рядом с Пашкой на стул, принялся рассказывать:
- Кошка твоя сильно простужена и истощена. Еще и инфекцию
подхватила. Организм ослаблен. У нее же есть котята?
- Да, - кивнул Пашка, - двое. Они жили на улице. Она сама не ела,
все им таскала. Она поправится?
- Будем лечить, – доктор пожал плечами, - думаю, поправится.
- Доктор, заберите деньги, у меня больше нет, только вылечите ее, –
Пашка протянул доктору свою заначку, но тот мягко отвел его
руку.
- Будем лечить, - повторил он, - а ты приходи завтра, нет, лучше
сегодня вечером. Обсудим с тобой ее лечение. И обязательно принеси
котят, их тоже надо осмотреть.
Едва дождавшись вечера, Пашка добрался до клиники и достал из-за
пазухи котят.
- Вот они, - Пашка погладил несмышленышей и оглядел приемную. – А
где их мама? Она живая?
- Не волнуйся, все в порядке, – доктор глядел на него серьезно,
даже строго. – Она пока под капельницей, но все будет хорошо -
слово даю. А я слово – держу! Оставь котят и подожди в коридоре.
Только обещай, что никуда не уйдешь! – Он хитро взглянул на него
поверх очков. – Обещаешь?
- Конечно! – Пашка даже удивился. – Куда я уйду?
Он закрыл за собой дверь и замер в нерешительности. В коридоре, на
стуле сидела Галина Ивановна – директор детского дома, из которого
ночью он дал деру. Галина Ивановна с грустной улыбкой смотрела на
Пашку:
- Обещал доктору – держи слово, - она похлопала ладонью по стулу
рядом с собой, - садись, Павлик, подождем вместе.
- Как вы узнали, что я здесь?
Пашка не смотрел на собеседницу, было стыдно, хотелось сорваться с
места и бежать, только бы не видеть добрых глаз этой немолодой
женщины.
- Леша, вернее, Алексей Сергеевич - ветеринарный врач, он тоже рос
в нашем детдоме. Был первым задирой и хулиганом и едва не угодил в
колонию. Неужели ты думаешь, что такой человек не понял, что ты –
наш?
- Он тоже? – Пашка, ошарашенный этим открытием, во все глаза
таращился на Галину Ивановну.
- Да, он тоже. Всегда любил животных, особенно котят. Пришлось даже
разрешить ему держать их в детдоме. – Она улыбнулась, вспомнив
каким был Леша в детстве. – После этого он дал мне слово, что
забудет прежнюю жизнь. И слово сдержал! Потом - выучился, отслужил
в армии и вот… - она взмахнула рукой в сторону кабинета, - теперь
он Алексей Сергеевич!
Пашка молчал, и напряженно думал. Он хотел высказать все, что
лежало на душе. Что сейчас он понимает, что поступил нехорошо, но
ночью казалось – что правильно.
Рассказать про заботливую кошку-маму, про то, как ему хотелось
стать ее котенком, чтобы почувствовать нежность и ласку мамы, чего
не было в его жизни. Как ему хочется помочь кошке потому, что она
такая хорошая, что и среди людей таких не бывает.
Но слова комом стояли в горле. Галина Ивановна поняла, что творится
в душе мальчика, мягко обняла его, притянула к себе:
- Намерзся, Павлик? Холод-то какой на улице!
И почувствовала, как напряглось мальчишеское тело, еще стесняясь
отзываться на ласку. Но короста, облепившая душу, уже осыпалась
кусками, обнажая горячее, доброе, отзывчивое сердце. Пашка обмяк и
притих, почувствовав себя котенком под защитой мамы, готовой
заслонить и уберечь его от невзгод этого не всегда справедливого
мира.
- У вас все нормально? Паша? Галина Ивановна?
В дверях кабинета стоял Алексей Сергеевич с котятами в руках, глаза
его за стеклами очков весело щурились. Мальчик и женщина ответили
ему улыбками, одновременно утирая глаза.
Что-то перевернулось в сознании мальчика за эти несколько минут.
Пашка встал, взглянул на них и, став серьезным, твердо сказал:
- Галина Ивановна, Алексей Сергеевич! Я тоже - даю слово!
__
Тагир Нурмухаметов