Паперный

Так мне досталась копия альбома «Твербуль» - и она действительно немного отличается от той, что теперь на торрентах и оф-сайте. И песни эти были удивительны, это вовсе не было похоже на типовой русский рок, в них сильно сквозила инаковость, игра, доля абсурда:
«Мы не рыбы, рыбы немы»
«Один из нас выходит в сад лет пять тому назад»
«Они танцуют по ночам, когда жена Тутанхамона ищет мужа, увезённого в музей»
И «Белый таракан», конечно, великая песня.
И как-то я дошёл, нашёл то место, где эти песни и автора можно было услышать живьём - клуб «Кризис Жанра», в котором Паперный тогда играл с группой; кажется, каждый четверг. Я затаскивал туда друзей, и это была настоящая кроличья нора для посвящённых: в подвальном сумраке роились какие-то богемные люди, завсегдатаи, залётные иностранцы и фанатеющие по Паперному девушки, и мы, вчерашние школьники, которым едва хватало денег на пиво у барной стойки. Многие песни той программы ещё не были записаны, интернет толком ещё не пришёл, и единственным способом услышать эти песни было прийти на концерт. На Паперном всегда был аншлаг, восторженная толпа вокруг маленькой клубной сцены, и лучше было приходить заранее, успеть занять места.
Впрочем, в том своём раннем периоде Паперный был совершенно не клубным и не совсем городским, наоборот – на удивление пригородным, дачным, осенним. От пригородной электрички – в абсурдистский космос. «Спелые яблоки землю с дерева падают на». «Там, там за лесом, в поле, у реки марси-марсианин без башки», «Мы распрощались на станции с Катею, чую, буду на даче один куковати я. Чу, гляжу, кажется Оля идёт, трам-пам-пам-пам-пам…»
У тех песен Паперного было редкое свойство: их легко было петь даже в такой компании, которая этих песен раньше не слышала. Обычно это непросто: надо как-то привлечь внимание, убедительно начать и исполнить, увлечь людей незнакомой песней. Но эти песни (при всех своих странностях) были настолько универсально доходчивы, что сразу отзывались в любой компании – и про Полярника, и «Мы вышли из дома», и «Шёл я в распахнутой куртке», и «Они дрались за женщину в уборной» - о, вот это был беспроигрышный хит бульваров и квартирников. Отдельным и почти цирковым номером было выговорить скороговорку текста «А по полю шла и пела длинноногая Марина, и махала нам платочком, а над ней летели гуси, и держали в клювах знамя, а на знамени написано «Ага! Ага! Ага!», и разрешиться в благостный припев.
А в аранжировках сквозила неоклассичность: виолончель и кларнет создавали вневременную оплётку вокруг песен, и получался действительно уникальный звук, почти что не привязанный к современности. В быстрых и громких вещах эта камерность запросто переходила в шаманский арт-бард-рок, смелый и размашистый, тоже ни на что не похожий.
Но помню, после одного из концертов я говорил с виолончелистом, и он сказал примерно так: «Лёша сейчас движется в упрощение, он хочет, чтобы мы звучали доступнее. Мне кажется, это ложный путь».
Так и вышло, вскоре виолончелист ушёл, а вместо прежнего басиста (который играл действительно просто, но со вкусом) пришёл новый – куда более фанковый, техничный, подвижный. Звук сдвинулся в сторону модного на тот момент “world music”, повеяло какой-то цыганщиной и кубинскими ритмами.
А новой резиденцией Паперного к тому времени стал клуб «Китайский лётчик» - душевный арт-подвал на Китай-городе, тоже культовое место. И там кубинские цыгане и радостные медведи заметно вышли на первый план. Вот стакан, вот танцы, вот мы какие-то нескладные, но ладные и весёлые, идём куда-то по земле с абсурдом в голове; и всё это хорошо звучало, оставалось той же уникальной эстетикой Паперного, но всё же чуть проще.
Это упрощение музыки и смыслов порой действительно работало в плюс, очень даже удачно – например, «Спасибо за рыбу» или «Пых-пых-пых, курит матрос», таким песням и не нужно быть сложными. И их даже крутили по радио ). А в 2008-м вышла песня «Человек с чемоданом» - тоже вроде бы не сложная, но мастерская.
Но в целом мне казалось, что та магическая компонента, за которую я сильно любил песни Паперного, не то чтобы совсем исчезла, но ощутимо истончилась. Среди новых песен уже почти не встречалось таких, которые хотелось подобрать и петь. И как-то пропало желание ходить на концерты; смотреть, есть ли у него новые песни и альбомы. Паперный остался саундтреком к юности, к тем Чистым Прудам и Китай-Городу, многие его строчки и аккорды – на всю жизнь со мной, как самое дорогое и любимое, но что он делал последнее время – я не знал, не было импульса следить.
И вот теперь я всмотрелся в последний альбом Паперного «ВеселО»– и он мне местами кажется ужасным, а местами – прекрасным. Но об этом придётся рассказать в следующем посте, в этом – уже места нет.